Цена покорности

— Знал! — кричу своему отражению и злюсь уже на Назара.

За что он так со мной?! Его очередной психологический тест?! Психолог чертов! Бью ладонями по раковине, отбивая ладони. Больно, но становится легче. И я бью ещё и ещё, и опять рыдаю, уже в голос. Когда это уже выйдет из меня? Когда избавлюсь от этой больной зависимости?!

— Сколько можно?! — кричу своему отражению и вновь колочу по раковине.

Дверь дергается, кто-то стучит, и я понимаю, что не могу здесь прятаться. Хочу на воздух, на улицу. Хватаю бумажное полотенце, быстро вытираю мокрое лицо, открываю замок и натыкаюсь на сильную грудь Назара, запах кофе и специй врывается в легкие, но легче не становится. Он не должен видеть меня в таком состоянии! Пытаюсь его обойти, но Назар хватает меня за плечи, удерживая, всматривается в лицо, видит мое жалкое состояние и хмурится, стискивая челюсть.

— Отпусти! — дергаюсь, пытаясь вырваться. — Отпусти! Пожалуйста! — меня вновь накрывает истерикой. Не хочу никого видеть. Хочу домой, рыдать где-нибудь в темном углу, жалея себя. — Это все ты! Ты! — кричу во весь голос, забывая, что нахожусь в общественном месте. — Зачем ты привел меня сюда?! Зачем?! — колочу его руками, чувствуя, как меня начинает трясти, и не хватает воздуха. — Ненавижу тебя! — вырывается у меня. — Ненавижу вас всех! — уже сама не понимаю, что несу.

Кажется, я сошла с ума. Щеку обжигает, и я прикладываю к ней руку. В первые секунды даже не понимаю, что Назар дал мне пощечину. Сильную и отрезвляющую. И я замолкаю, закусывая губы. Он хватает меня за руку и ведёт за собой к черному выходу. И мне уже все равно, куда мы и зачем. Я ничего не вижу и не слышу, ничего не чувствую. Горит только щека от его пощёчины.

Он сажает меня в машину, садится рядом и приказывает водителю трогаться. А мне холодно, трясет как, будто резко наступила зима, и я обнимаю себя руками, растирая плечи, пытаясь согреться. Чувствую, как на них ложится что-то теплое, поднимаю глаза и понимаю, что Назар надевает на меня свой пиджак. Поддаюсь, кутаюсь, глубоко выдыхая его запах, откидываюсь на спинку сиденья и закрываю глаза, продолжая неконтролируемо всхлипывать. Нужно, наверное, попросить прощения за свое поведение, но сил ни на что нет. Хочется отключиться от этого мира.

ГЛАВА 14

Оксана

Не замечаю, как мы заезжаем во двор и машина останавливается, я словно выпадаю из реальности. Становится пусто внутри, мне все равно, что происходит вокруг. Прокручиваю в голове все свои действия в этот вечер и чувствую себя ненормальной. Зачем я так себя веду? Что творится в моей больной голове?

Назар открывает дверь с моей стороны, подает руку и помогает выйти. Не сопротивляюсь, покорно иду за ним, ни о чем не думая. Мы проходим в дом и зачем-то идем в кухню, он сажает меня за стойку, снимает запонки, и они со звоном летят в пустую вазу. Назар закатывает рукава, а я просто за ним наблюдаю, кутаюсь в его пиджак. Мы в доме, но мне все равно холодно, кажется, истерика вытянула из меня все силы. Наверное, сейчас я идеальная нижняя — не хочу ничего решать, пусть это сделает кто-то за меня. Я чистый лист, лепите из меня что хотите, главное — не причиняйте душевной боли, я больше не выдержу. Он ставит чайник и достаёт с полок какие-то баночки. А я смотрю на его сильные руки с выступающими венами. Ни о чем не думаю, просто наблюдаю.

— Прости, — сама не понимаю, зачем это говорю, наверное, потому что давит тишина.

— За что ты просишь прощения? — спокойно спрашивает он и засыпает в фарфоровый чайник травы.

— За слезы, за истерику, за неоправданные надежды, — отвечаю, продолжая рассматривать его руки. В такие не страшно отдаться.

— Слезы — это естественная реакция, обусловленная неспособностью справиться с повышенной чувствительностью, эмоцией. Когда человек плачет от эмоций, причиной которых является страдание из-за неприемлемой ситуации, он позволяет управлять собой, усиливая тем самым свои страхи и чувство вины. А все это от неприятия ситуации. От блока в голове, который не дает отпустить ее. Слезы опустошают, истерика — это механизм выплеснуть энергию. Ты могла еще долго притворяться, что все хорошо, и хранить внутри себя обиды и боль. Сегодня ты столкнулась со своим страхом и внутренней болью лицом к лицу. Это было жёстко с моей стороны, прости. Но это было необходимо, чтобы заставить тебя выплеснуть негативную энергию и опустошиться навсегда, чтобы заполнить душу чем-то другим, — спокойно поясняет он, раскладывая все по полочкам.

И не поспоришь, я абсолютно пуста. Во мне нет злобы и обиды на Глеба, во мне нет горечи и сожалений. Но и одновременно во мне нет и ничего хорошего, жизнеутверждающего — я пуста.

— Проводишь на мне эксперименты?

— Нет, пытаюсь нам помочь закрыть гештальт.

— Нам? — удивленно приподнимаю брови. А он просто кивает и наливает нам в чашки чай, над которым долго колдовал, добавляя травы и мед. — Я пытаюсь все прожить вместе с тобой. Возможно, я совершаю ошибки, но… — он замолкает и садится напротив, меня всматриваясь в глаза.

— Зачем тебе это нужно? — обхватываю чашку с чаем, грея об нее холодные ладони.

— Потом что ты стала мне дорога как женщина, как человек, и я искренне хочу помочь тебе справиться с твоей болью. Наверное, я виноват в том, что не забрал тебя раньше и не сделал своей. Ты умеешь преданно любить и отдавать себя до конца. Это самое ценное качество в женщине, — его голос становится опять теплым, бархатным, успокаивающим, он греет меня лучше травяного чая, мне хочется заснуть под него.

— Ты не злишься и не хочешь меня наказать?

— Я злюсь и очень хочу тебя наказать, — совершенно спокойно отвечает Назар, и я поражаюсь его выдержке. — Но это мои эмоции, ты здесь не причем. Я не буду вымещать на тебе свои разочарования.

— А ты разочарован во мне?

— Не в тебе, а в своих амбициях. — Все мы разочарованы. Какое-то время молча пьем чай, думая каждый о своем. — Чего ты хочешь? — спрашивает Назар.

— Спать.

— Не сейчас, а в общем. Как ты видишь свое завтра, послезавтра?

— Я хочу домой, к сыну. Хочу уехать с Димкой куда-то очень далеко на острова и отдохнуть от этого города. Сбежать от себя, прошлого, настоящего и, возможно, от будущего.

И это правда, я так хочу. Я устала. Слишком много эмоций.

— Я могу вас сопроводить? — Назар впервые не приказывает, не настаивает, а спрашивает, а я отрицательно качаю головой. Не хочу никого рядом, кроме сына. — Я могу купить вам путевки?

— Нет, — допиваю вкусный чай и просто вожу пальцем по кромке бокала. — Прости, я так хочу.

— Ты не должна извиняться. Ты не принадлежишь мне как нижняя. Я не надевал на тебя ошейник и не проводил ритуал принадлежности. И как женщина ты тоже не моя. Я просто знакомил тебя с «темой». Поэтому я ничего не решаю, могу только предложить. Я уважаю твое желание. Отвезти тебя домой сейчас?

— Нет, завтра утром, сил сегодня нет.

Он кивает, встаёт из-за стола и неожиданно поднимает меня на руки, как ребенка, и несёт наверх в мою спальню, ставит на ноги и снимает с меня свой пиджак.

— Я раздену тебя? — спрашивает, и я киваю.

Мне так хорошо в его руках, и я им отдаюсь. Глубоко вдыхаю его запах и плыву на волнах, закрывая глаза. Назар медленно расстёгивает замок на моем платье и так же не спеша спускает его с плеч. Дёргает, и ткань скользит к моим ногам. Назар наклоняется и целует меня в плечо, так аккуратно, словно я фарфоровая. Ведет носом по моей шее, глубоко вдыхает и расстёгивает бюстгальтер, срывает его с меня и швыряет в кресло. Зарывается в волосы, сжимает, дергает, причиняя лёгкую боль, а потом опять ласкает шею, всасываю кожу. Разворачивает меня к себе, садится передо мной на корточки и целует живот. Поддевает резинку трусиков и стягивает их вниз. Не узнаю его, такого осторожного и нежного. Он ещё раз целует меня в живот, и мое тело оживает, отзываясь приливом жара и мурашек. Но Назар поднимается на ноги и расправляет кровать.

— Ложись, — в голосе проскальзывает приказ, и я ложусь. Он укрывает меня одеялом, наклоняется, нависая надо мной, и долго смотрит в глаза. Не выдерживаю его глубокого пронзительного взгляда, будто он заглядывает в душу, и зажмуриваюсь. Чувствую его горячее дыхание на лице и расслабляюсь — мне спокойно, когда он рядом.

— Когда вернёшься с отдыха, мне тебя встретить? — вдруг тихо спрашивает он.

Вопрос гораздо глубже, чем просто забота.

— Я ещё не знаю, — честно отвечаю. Мне нужно подумать наедине с собой.