Цена посвящения: Серый Ангел

Убирая бумажник во внутренние просторы летного бушлата, Барышников немного больше положенного распахнулся. На груди мелькнула кожаная перевязь, а из-под мышки вылезла рукоятка пистолета. Обойма была вставлена на место.

— А что ты хотел? — Барышников перехватил взгляд Злобина, запахнул куртку. — Служба!

Старые львы

Срочно

т. Салину В.Н.

Наблюдение за «Ланселотом» восстановлено. Объект находится в Останкинской прокуратуре.

Владислав

Глава пятая. «Знаете, каким он парнем был…»

Ланселот

Грязи и убожества во все века хватало. Но в Древней Греции хотя бы присутственные места содержали в должном порядке, коли богиня правосудия Фемида представлялась эллинам полногрудой красавицей с хорошей фигурой, изящно задрапированной полупрозрачной туникой. Глаза ее закрывала повязка в пол-лица, но и того, что оставалось открытым, хватало, чтобы удостоверится, что ликом богиня сурова, но далеко не уродина.

В наших местах отправления правосудия Фемида мерещится подслеповатой, сварливой, неопохмелившейся бабой, нечистой на руку и злой на язык. Фигурой и нравом она подобна народной судье, даме бальзаковского возраста, в первой стадии маразма и последней фазе климактерического психоза. В руки бы ей вместо меча ментовскую дубинку, вместо весов гирьку — вот и вся аллегория. И никакая реформа УПК и судебного производства не превратит эту бабищу в Фемиду, пока не сделают ремонт во всех районных прокуратурах и судах страны. Не такой, что отгрохал себе экс и. о. генпрокурора Ильюшенко, в его кабинете не уместился разве что бассейн с голыми купальщицами, но сауна точна была. Ну хотя бы как в приличном офисе. Чтобы стены белые, свет мягкий и кабинеты по одному на каждого.

Злобин, морщась, вдыхал казенный дух прокуратуры, с тяжелым сердцем осознавая, что дышит он воздухом родных пенатов, что здесь он — дома. Пыль, табачный дым и хлорка. Все вокруг было так знакомо, что даже не верилось, что дело происходит в Москве. Совсем как в рязановском фильме «С легким паром». Полное дежавю на почве типовых интерьеров. Щербатый трескучий паркет. Облупившаяся краска на рамах. Окурки в щелях подоконников. Стены в рост человека были выкрашены в столь любимый всеми завхозами мутно-зеленый колер, выше и на потолке — разводы известки.

И прокурорские ребята, снующие из кабинета в кабинет, выглядели точно так же, как те, что остались в городской прокуратуре Калининграда. Всклоченные, взвинченные, на последнем издыхании бодрые, как тараканы после дихлофосной атаки. О посетителях, покорно сидящих на убогих стульчиках вдоль стеночки, и говорить нечего. Горе и страх стирают все различия.

Злобин сверился с табличкой на двери и постучал.

Григорий Валерианович Груздь, зам прокурора по следствию, в полном созвучии с фамилией-именем-отчеством был мужчиной грузным, вальяжным и неповоротливым. Тело его целиком и без остатка занимало все служебное кресло. Лицо мясистое, цвета заветрившегося теста, в котором проковыряли дырки ноздрей и вставили две свежезамороженные клюковки вместо глаз.

Ими он обшарил Злобина с головы до ног и указал на кресло у приставного столика. Трубка телефона все еще была прижата плечом к уху, руки Григория Валериановича были заняты чашкой с дымящимся кофе и сигаретой.

— Да, я все понял. Записал. Возьму на контроль. — Он сунул в рот сигарету, освободившейся рукой швырнул трубку на рычаги. — Пошел ты… — процедил он едва слышно. — Так, слушаю вас.

— Злобин Андрей Ильич. Генеральная прокуратура. — На стол легло раскрытое удостоверение.

— А, Злобин! — расплылся в улыбке Груздь. — Мне уже на ваш счет звонили. Цель визита, сказали, проясните сами.

Злобин убрал удостоверение в карман.

— Григорий Валерианович, может, сразу перейдем на «ты» и к делу?

Злобин, помедлив, выжидая реакцию собеседника, протянул руку. Груздь подъехал вместе с креслом к столу, пожал ему руку.

— Чай, кофе? Андрей Ильич, не стесняйся, время обеденное.

— Нет, спасибо. Когда я служил замом по следствию в Калининграде, я всех молодых силой из кабинетов на обед гонял. — Злобин решил для начала сдать немного информации о себе.

Груздь информацию принял и оценил. Получалось, что оба они одного поля ягоды, должности примерно равны, только Злобину немного подфартило и сквозняком кадровых перемен занесло в Москву. Григорий Валерианович был далеко не молод, из возраста иллюзий давно вышел и, естественно, догадывался, что просто так такие назначения не проходят, своим ходом в первопрестольную заявился только Михаиле Ломоносов.

— И я гоняю, — степенно кивнул он. — Иначе давно бы загнулись на сухомятке. И так текучка кадров хуже некуда. Не успел к мальчонке присмотреться, в деле его проверить, глядишь — уже дела сдает. В фирму коммерческую или в адвокаты уходят, там и еда сытнее, и обеды регулярно. Я их не виню, но и не держу никого.

— Валентин Шаповалов не собирался уходить? — спросил Злобин.

— А-а-а, — протянул Груздь, — вон оно что… Странно, что УСБ этим делом занялось.

— Ну мне-то все равно, с чего начинать.

Груздь согласно кивнул. Как и рассчитывал Злобин, версия, что на деле пропавшего следователя УСБ всего лишь проверят новенького, показалась ему вполне приемлемой.

— Хочешь услышать, каким он парнем был, Андрей Ильич?

— Конечно. Но сначала прими меры, Григорий Валерианович. По моим данным, милиция до сих пор не возбудила дело. А трое суток прошло.

Груздь тяжело засопел, из-под воротничка по лицу растеклась багровая краска. Он отъехал вместе с креслом к углу стола, на котором стояли в ряд телефоны. Снял трубку.

— Груздь говорит. Пака мне, срочно! Хоть из-под земли достань!! — Он отстранил трубку и обратился к Злобину, снизив обороты: — Знаешь же, какие отношения сейчас с ментами. «Разборки в Бронксе», а не отношения. Нажму на Пака, но, один черт, больше одного опера он не выделит.

— Хотя бы розыскные карточки по всем отделениям и вокзалам развезет, и на том спасибо, — подсказал Злобин.

— Резонно, — солидно согласился Груздь и сразу же зарычал в трубку: — А-а, Леша, опять мышей не ловишь!.. Как кто? Конь в пальто! Груздь тебя от дел отрывает. И тебе здравствуйте.

Глупый вопрос: ты дело по Шаповалову возбудил?.. Что значит, мама не заявляла?! Я, блин, этому пацану и мама, и папа! — Он отдышался и продолжил умиротворенным голосом: — Пак, дружище, опыт мне подсказывает, что твой опер с делом через пятнадцать минут будет у меня на проспекте Мира. Я прав?.. Ну то-то и оно. Пока!

Он бросил трубку. Поскреб голову.

— Черт, замотался совсем. Хорошо, что у мозга две половины. Одной думаю, куда Валька запропастился, другой — кому его дела распихать. Вот так и живем, Андрей Ильич.