Цена посвящения: Время Зверя

В песочнице, победно урча, терзал мячик доберман. Там, где он с чавканьем прикладывался дряблыми брылями, на помятом мяче оставались красные слюнявые разводы.

Максимов наклонился и поднял забытую кем-то лопатку. Она была еще тех времен, когда даже фабрики детских игрушек имели мобилизационный резерв на случай войны, поэтому и игрушки ковали из того же материала, который в день «М» пошел бы на нужды армии. Грузовички выходили пуленепробиваемые, а лопаточки — просто шанцевый инструмент в миниатюре. Увеличь допуски и припуски, выйдет стандартная армейская МСЛ [44] .

44

Малая саперная лопата; кроме прямого назначения используется в качестве рубящего оружия в рукопашном бою.

Пальцы сами нашли центр тяжести на гладкой тонкой рукояти, и детская игрушка с этой секунды стала страшным оружием.

Максимов не спеша, не делая резких движений, двинулся к песочнице. В десяти метрах от нее валялось ярко-желтое пластиковое ведерко. Он шел к нему, держа боковым зрением, как в прицеле, все еще ярого добермана. У пса от тугого загривка до зада катились нервные, судорожные конвульсии. Он был так поглощен растерзанным мячом, что не обращал внимания на подкрадывающегося человека.

Мамаши вдруг дружно прекратили ор, только вразнобой глухо гундосили их дети. Встревоженный тишиной пес поднял голову. Но Максимов уже успел встать на рубеж атаки.

Подцепил ногой ведерко и по высокой траектории отправил в полет.

Пес удивленно рыкнул, когда в его глазах мелькнуло ярко-желтое пятно. Потом какой-то непонятный, невкусно пахнущий предмет, гулко стукнув, покатился по земле. Доберман подпрыгнул на всех четырех лапах, рывком развернув тело.

И оказался точно боком к Максимову. Как силуэт кабана в тире.

— Хоп! — На выдохе Максимов метнул оружие в цель.

Лопатка, вжикнув, прочертила в воздухе пологую дугу.

Хищно чавкнув, стальное лезвие вошло в тугую шею пса.

Доберман хрюкнул, изогнулся кольцом, пытаясь зубами ухватить того, кто так больно вцепился в шею. Странно, позвоночник у такого жирного борова оказался достаточно гибким. Зубы клацнули на рукоятке, мочаля дерево.

Пес закружился волчком, забился от злобы и боли, а от этого рана все шире распарывала шею. Ударила струя крови. И злобный, утробный вой оборвался. Пес завалился на бок, рывками суча лапами.

Когда Максимов подошел к песочнице, все уже было кончено. За несколько секунд мощное сердце пса выкачало через рану всю кровь. Она густо залила весь песок и заляпала бортики песочницы.

Ребра пса не поднимались, тонкая коричневая пленка на подбрюшье не дрожала. Но Максимов на всякий случай наступил на измочаленный черенок, еще глубже вдавливая лопатку в рану. Очевидно, тонкий клинок нашел зазор между позвонками, внутри шеи хрустнуло, и оскаленная морда пса безжизненно завалилась набок.

— Отгавкался, сука, — выплюнул Максимов.

Тишину, накрывшую двор, вспорол крик.

— Кобелюка поганая! — завывая, проголосила женщина. — Я же тебя зубами рвать буду!!! Выходи, сволочь!

Мамаши, услыхав боевой клич, клином бросились ко второму подъезду.

Дядя Коля не замедлил явить свой испитый лик возмущенной общественности. Распахнув окно, он высунулся наружу и громогласно объявил, фигурально выражаясь, что имел неоднократные половые акты в извращенной форме с кричащей мамашей.

Хор возмущенных голосов на секунду заглушил его испитой баритон. Но, поднатужившись, дядя Коля перекричал всех. По колодцу двора пошло гулять эхом матерное перечисление любовных подвигов дяди Коли со всеми обитательницами дома и его окрестностей. Дядя Коля, окончив речь, с треском захлопнул раму.

Максимов поднял взгляд к серому небу, потом перевел его на окно третьего этажа. Представил, каково будет Коле лететь вниз.

Долго выдохнул. И пошел наискосок через двор ко второму подъезду.

Женщины сбились в кучу вокруг той, что так и не сняла плащ, залитый кровью ребенка. Она уже не голосила, а буйно билась в немой истерике. Толкущиеся вокруг нее мамаши старались кто перехватить ее машущие руки, кто удержать за плечи, женщина то и дело подламывалась на ногах, и тогда ее голова безвольно закидывалась вверх. Но нужного ей окна она уже не искала глазами. Скорее всего, они уже просто ничего не видели вокруг.

На проскользнувшего в подъезд Максимова никто не обратил внимания.

Повезло, не пришлось возиться с замком, кто-то уже его расковырял.

Прыгая через ступени, Максимов взлетел на третий этаж.

Дверь в квартиру дяди Коли была гостеприимно распахнута, входи кому приспичило, уходи кому наскучило. Вот так доберман и выскочил порезвиться.

В тесной и темной захламленной прихожей пришлось остановиться. Кислый помоечный дух, запах собачьего дерьма и грязного белья шибали в нос так, что на секунду помутнело в голове.

Кухня располагалась направо по залитому мутным светом коридорчику. Прямо черным прямоугольником зиял вход в комнату, дверь, сорванная с петель, косо стояла у стены. Максимов мимоходом заглянул в комнату.

В прокуренном полумраке — окно было завешено байковым одеялом, отчетливо проступали три человеческих силуэта на полу. Еще двое, обнявшись, спали на диванчике. Из расхристанного халата женщины выпирала, как квашня, белая дряблая плоть. На мужчине остались только рваные носки и тельняшка. Все в комнате храпели, как чумовые, выдавливая из себя перегарную вонь.

На кухне за утренней чекушкой мирно сидела еще одна пара. Дядя Коля собственной персоной и голый по пояс тип весь в синих разводах татуировок. Рожа у него была того же колора — синь с белилами.

— О, пес твой пришуршал, — проворчал тип, поведя ухом на шорох в коридорчике.

Максимов вышел на свет.

— Отбегался твой пес, Коля, — ровным голосом произнес он.

На лице у дяди Коли блуждала улыбка удачно похмелившегося человека.

— И ты, паразит, отгулял свое, — добавил Максимов.

Но до Коли все еще доходило с великим трудом, дух его витал где-то в алкогольном Эдеме, где реки портвейна впадают в океаны водки, закусь растет прямо на деревьях, а менты работают мальчиками на побегушках.