Цена предательства
Шрифт:
И арфы звук, что всех нежней,
Не оглашает ночь.
(Томас Мур, перевод А.Голембы)
Мира
Третий год войны, зима. Наши войска отступают. Время — медленная смерть.
— Все дело в королевской семье Ардорцев. — как-то признался моей матери военный министр барон Александр Войер.
Беседа происходила в отцовском рабочем кабинете. Императрица бледная, с черными кругами под глазами, в темном траурном одеянии устало сидела за отцовским рабочим столом.
Война, как черная пиявка сосала силы моей родины. Где наши великолепные балы, где торжественные приемы, когда от обилия драгоценностей и яркого шелка дамских платьев все расплывается в глазах, где торжественные парады, когда от доблести, силы и величия наших войск замирает сердце. В поддержку наших солдат на войне уже год как мы перешли на платья военных
На маминой высокой прическе только драгоценности рода — россыпь красных рубинов на золотой короне-диадеме. Синие сапфиры и голубые топазы на фамильных кольцах и ожерелье императрицы. Никаких излишеств, военная простота и порядок. Усталость и какая-то безнадежность во всем ее облике. Глядя на нее у меня кровью сердце обливается. От своей императрицы-матери Мария Монна Бронтейн унаследовала темные волосы, и темные, с узким разрезом глаза, и иссиня-черные ресницы; от отца — офицера императорской армии, а в дальнейшем императора Максимилиана Завоевателя — прямой удлиненный нос и чуть заметную широкоскулость, смягченную нежной линией подбородка и щек. И уж, верно, сама жизнь при императорском дворце наградила мать и горделивой, без высокомерия, осанкой, и изысканной грацией, и этой меланхоличностью взгляда без малейшей искорки веселья.
Чуть больше блеска в глазах, тепла в улыбке, живости в мелодично-нежном голосе, звучавшем музыкой в ушах ее близких и слуг, и красота Марии Монны Бронтейн была бы неотразимой. Я никогда не видела, чтобы мать теряла самообладание или чтобы ее туалет, независимо от времени суток, не был в безупречном состоянии. Я обожала мать, гордилась и восхищалась ей.
— Оказывается Ардорцы не имеют большого количества природных магов, — докладывает Войер, — Мы выяснили, что простой народ Ардора и вовсе лишен магии, их знать владеет силой, и чем выше ранг, тем больше разрушений они могут принести. Но их не много. И только королевская семья обладает особо разрушительной магией природы. Только король и его сын, ардорцы называют их владыками, могут вызывать те самые природные катаклизмы, которые приносят особый урон нашим войскам. Даже и не спрашивайте, чего нам это стоило, получить эти сведения.
Барон Войер был невысок ростом — чуть больше пяти футов, — но обладал таким массивным торсом и могучей шеей, что сидя производил впечатление крупного мужчины. Этот могучий торс держался на двух коротких, но чрезвычайно крепких ногах, неизменно обутых в сапоги из самой лучшей кожи и столь же неизменно широко расставленных, что доказывает по представлениям многих мужчин их мужественность.
— Судя по частоте вызванных природных катаклизмов, мы сделали выводы, подтвержденные многочисленными допросами пленников, что магия подобного разрушения доступна только наследнику короля Ардора, принцу Доминнику Ремуэну Манмону. Видимо, применение этой магии требует огромных энергетических ресурсов и приводит к полному истощения. Мы заметили, что никогда стихия не сходила с ума чаще чем раз в седмицу. Из-за этого, очевидно, и старый король Ромэн Ремуль Доминник Манмон, как они его называют Владыка, не может использовать стихию — слишком стар.
Войер нервно заходил по кабинету
— Таким образом, — менторским тоном продолжил он, — как раз то, что позволяет им заниматься магией, одновременно ограничивает их возможности. Также их маг может управлять силами природы только в месте, что рядом с ним и что он видит полно и точно. Мы выяснили, что принц должен быть не далее чем одна миля от места, где он собирается произвести разрушения. Исходя из наших источников, после такой волшбы он становится слабым как котенок и даже не может самостоятельно передвигаться в течение какого-то времени. Это дает нам шанс…
— Шанс… — раздраженно перебивает его императрица, — уже почти три года войны, а вы не можете воспользоваться этим шансом.
— Да, ваше величество, шанс, это то, на что мы сейчас можем надеяться! — Воскликнул министр.
— Давайте смотреть фактам в лицо, среднестатистический ардорец выше, сильнее, выносливее каждого имперского солдата. У них сильнее регенерация, их тяжелее убить. Многие из них владеют магией — не такой разрушительной, чтобы вызывать землетрясения, но достаточной, чтоб вызвать локальную силовую волну, некоторая может отбросить одного солдата, а кто-то уничтожает целые отряды. Они воюют дома, где знают каждый куст, каждый брод, тайные тропинки и леса. Да, первый год мы побеждали, но, будем честными, нам сильно помог эффект неожиданности, за
первые только месяцы мы завоевали половину страны. Да, нам помогает взрывной порошок, особенно в первые месяцы, когда они пугались и терялись от грохота орудий и железных палок. Но сейчас они поменяли тактику боя, нападают малыми группами, действуют молниеносно. Железные палки эффектны, но медленны, больше разрушений они приносят против большой сплоченной группы людей, или нелюдей в нашей ситуации.Войер остановился прямо перед столом за которым сидела императрица, уперев мощными руками в края стола он низко навис над женщиной, голос его перешел на шепот,
— Безусловно, наша армия одна из самых великих армий в мире, наши солдаты храбры и тверды духом, но… — он запнулся, — Ваше величество, — я там был, — его голос скрежетал в полной тишине, — я видел смешанные, все увеличивающиеся толпы наших солдат. Эти, эти звери вызывают какой-то древний, прячущийся в дальних уголках наших душ страх. Еще минуту назад наши бравые войска проходят маршем мимо императора. Раздается далекий гул, дрожат соседние горные вершины, и все, все они бегут. Нам тогда с трудом удалось вытащить императорское величество Дарко из той мясорубки. — мать взволнованно смотрела на Войера, — и знаете ваше величество, задумчиво продолжал мужчина, — не только трудно было остановить эту толпу, именно толпу, а не армию, но совершенно невозможно было самим не поддаться назад вместе с толпой. Мы бежали! Мы бежали такой густой толпою, что раз попавши в середину, трудно было из нее выбраться…
— Но вы же, вы же развернули солдат, они же остановились… прошептала императрица…
— Вы хотите услышать, — с печальной усмешкой произнес Войер, — что нашелся храбрец, который схватил славное знамя Креландии и, громко крича и трубя девиз, возвернул войска вспять? Нет, мы бежали, бежали, бросая повозки с раненными и обозы…
— Так что сейчас… — неуверенно произнесла мама, — вы говорили о шансе…
— Шанс, да, шанс, — задумчиво повторил военный министр, он снова забегал по комнате, вдруг он внезапно остановился:
— Видите ли, солдаты потеряли смысл происходящего. Понимаете, чтобы сражаться каждый солдат должен искренне полагать что он прав, никакое нормальное человеческое существо, если только это не свихнувшийся маньяк или не садист, не пойдет на войну, сотрясая оружием и убивая себе подобного, зная, что он не прав. Смысл и справедливость происходящего — то, что мы, руководители должны дать нашим солдатам. И тогда они пойдут вперед, весело пойдут, с песнями и знаменами. Нам надо добиться, чтобы солдаты убивали себе подобных, не ведая чего творят, чтобы не знали за собой вины. Сейчас нашими солдатами руководит ярость и месть, их товарищи умирали, умирали тяжело, со вскрытыми животами и кишками наружу, кто-то, меньшая часть, идет дальше, горя желанием обогатиться. Но эти чувства временные, они не могут заставить солдата бросаться на мечи и бежать под стрелы. Без смысла никто не хочет отвечать за другого, каждый стремится получить все, не отдавая взамен ничего, главное, не жертвуя собой. На данный момент мы стремительно теряем армию. Моральный дух низвергнут. Сомнения необходимости происходящего одолевают солдатами. — Войер остановился, чтобы передохнуть…
— Это поражение? — потрясенно прошептала императрица;
Министр остановился на мгновение, — шанс, да шанс есть, решение есть, может быть найдено, но только на дипломатическом уровне.
— Переговоры! — мать замерла. — Мы не ведем переговоров. Они же звери! Мы не можем думать о мире!
— Что вы нет и речи о мире. Чтобы нам помириться с Ардором! Великие Создатели сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений, после всех этих смертей— мириться: мы поставим всю Креландию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло — надо драться, пока Креландия может и пока люди на ногах… — он устало вздохнул, — нет, нет, переговоры — это не альтернатива. Есть перспективы, ммм — возможности, — он заговорил еще тише, — мы выяснили некую связь странного характера между всеми ардорцами и представителями королевской семьи — Владыками. Наши маги верят, что существует какая-то энергетическая связь у всего населения с Владыкой и его наследниками. Обезглавь мы Ардор и вся страна в наших руках. Задача за малым, найти возможность физического захвата — не устранения, а захвата Владыки или наследника и тогда весь Ардор падет на колени. Мы недавно выяснили и полностью уверены, что королевская кровь — это своего рода руководящий стержень всей страны, не только политически руководящий, а сакрально-энергетически поддерживающая сила, они оберегаются как святыни.