Цена твоего молчания

— А ты дура, Настя, — бросает уже мне, отступая и устало прикрывая глаза, жестко проводя ладонью по лицу, — я столько времени ждал, что ты поймешь. Оценишь. Почувствуешь то, что чувствовал всегда к тебе я. А ты, как обычная ш… Запала на первого встречного, просто потому, что он загадочный, взрослый и катается на классном байке…

— Не смей, — угрожающе рычит Вова, расправляя плечи и делая шаг вперед, но Пашка вдруг грустно улыбается, глядя мне в глаза. На миг, но все же.

А затем, словно ничего и не было, его лицо вновь искажается гримасой ехидной иронии и злобы.

— Да пошли вы…

И он уходит…

Туда, где Енот. И Никочка.

Оставляя меня, практически раздавленную сказанным и открывшимся. Той самой правдой, которую я так стремилась выяснить, и которую теперь оказалась не в состоянии осознать и принять.

— Прости, я хотел тебя остановить, — пробормотал Вовка, отворачиваясь от фонтана и растерянно почесав шею, — не успел. Он сам на себя стал не похож с этой компанией…

— Так ты знал? — еще одна новость, от которой чуть было не подкосились ноги. А ведь я спрашивала его…спрашивала о Пашке! И он отводил глаза…и говорил, что ничего не знает…выходит, врал? Или недоговаривал, как и Пашка?

И почему я сейчас не вижу той самой грани между недоговоренностью и обманом?

Почему?

Вова молчит. И я замираю на месте, не зная, как реагировать на это признание. Слишком много всего для меня сегодня.

Слишком.

И теперь мягкие объятия Вовы, чья рука легла мне на талию, чуть подталкивая вперед, не вызвали ничего, кроме неприятия.

— Прости, — отшатнулась от ничего не понимающего парня, дернувшегося следом за мной, — нет, не надо. Не трогай меня. Мне…

Глубокий выдох, чтобы голос звучал ровно. И еще один, чтобы не захлебнуться очередным чувством вины от явственной обиды в его глазах. Впрочем, первого в глазах парня плескалось достаточно, чтобы позволить мне не поддаться собственным слабостям.

— Мне надо побыть одной. Подумать. Я, — голос снова срывается, но я упрямо качаю головой и делаю еще шаг назад, не позволяя Вове приблизиться, — я просто не могу. Не сейчас. Не сегодня. Прости.

Шаг…второй…

Я отворачиваюсь и просто бегу по дорожке на выход из парка, молясь только об одном — чтобы меня никто не остановил. Бегу по улице, хотя в боку колет, а икры с непривычки тяжелеют, обещая завтра незабываемый день и злую расплату. Бегу по ступеням подъезда, хотя никто не преследует, но остановиться просто не могу.

И только перед дверью собственной квартиры выдыхаю, тяжело наваливаясь на стену. Пытаясь отдышаться, чтобы совершить последний бросок через коридор в свою комнату. И одновременно изо всех сил стараясь не думать о произошедшем, чтобы не сорваться в истерику прямо здесь и сейчас.

Руки почти не трясутся, когда я осторожно отпираю замок. Снова молюсь, но теперь о том, чтобы мать с собутыльниками, которые наверняка вновь оккупировали нашу кухню, меня не заметили максимально долго. До боли желая оказаться в своей кровати в коконе из любимого одеяла, с плюшевым старым зайцем в руках, и чтобы этот день, наконец, закончился.

Вот только у судьбы на сегодня были сегодня явно другие планы.

И перечень развлекательных мероприятий на дерьмовом аттракционе под названием «моя жизнь», еще не закончился…

— Эй, осторожней, — недовольно бросила мать, чуть отодвинувшись, чтобы я смогла протиснуться между ее пятой точкой и стеной, — за тобой что, кто-то гонится? Небось твой этот нищий недоделанный студент? Конечно, наверняка денег на такси нет, вот и бегает на своих двоих…

— Перестань, — поморщилась я, наблюдая, как она, согнувшись, застегивает ботинки. Старый замок постоянно заедал, поэтому сейчас мать снова пыхтела и сдавленно изредка материлась, дергая непослушную железячку, — а ты куда?

— А тебе какое дело? — огрызнулась она, — мне, что, теперь отчитываться перед тобой, чтобы даже посрать пойти?

Я не отреагировала. Разговор был привычным, тон — тоже, поэтому только тихо вздохнула, рассматривая полнейшее отсутствие маникюра на руках и привалившись плечом к стене. Прихожая была чересчур маленькая, разуться я еще могла, а вот раздеться — уже нет. Да и вещи по местам не разложить, пока нас тут двое. Оставалось только ждать. Причем ожидание относилось и к уходу матери и к ее ответу. Сказать гадость — это сколько угодно, а вот промолчать — точно не про нее. Тем более, в свете последних событий.

— Я к Валере, — замок, наконец, поддался, и женщина с облегчением выпрямилась, обмахиваясь ладонью, — останусь до завтра. Или до послезавтра, чтобы потом сразу на работу от него — предупреждаю сразу, чтобы не истерила, как в прошлый раз. А то дылда выросла, а от мамкиной титьки оторваться никак не можешь.

Меня заметно передернуло. Но я снова промолчала, осознавая бесполезность любых слов. Ситуация дома с момента ее запоминающегося приземления под ноги мне с Вовой стала еще напряженнее. И причина этого беспокоила меня куда сильнее алкоголизма родственницы.

А она, тем временем, накинула легкую синюю синтепоновую куртку и посмотрела на себя в небольшое зеркало на стене. Удовлетворившись результатом, поправила волосы и подхватила старую черную сумку с давно отлетевшей с одной стороны пряжкой, подмигнув мне.

— Давай, развлекайся, — кинула мне, роясь в сумке в поисках ключей, — можешь даже своего нищеброда притащить, разрешаю.

— Прекрати!

Пытаюсь осадить мать, но и на этот раз она игнорирует мое недовольство.

— А что такого я сказала? — пожимает плечом, мельком глянув на меня, — кто же виноват, что ты тратишь на него время. Запомни дочь, главное в жизни — найти настоящего мужчину. И тогда все будет в шоколаде!

— А отец уже стал не настоящим? — сдержаться не получается. В груди жжет неприятие и раздражение — и на снисходительный тон матери, и на отношение ко мне, и на пренебрежение к памяти об отце. И ведь знаю, что ничего не смогу ей доказать, а промолчать все равно не в силах! — Быстро же ты забыла того, с кем прожила столько лет и от кого родила единственного ребенка!

— Да что ты понимаешь, — улыбка слетела с ее лица, сменившись нахмуренными бровями и поджатыми губами, — да что я с ним видела? Жизнь от зарплаты до зарплаты? Сраные гвоздики на день рождения и три тюльпана на восьмое марта? Или задрипанные китайские сапоги с ближайшего рынка? Да он понятия не имел, как надо ухаживать за любимой женщиной!

— А твой Валера прям знает! — сарказм в моем голосе лился через край.

— Конечно, знает! Вот, смотри, вчера какие серьги подарил! И кольцо!

Мать качнулась вперед, едва ли не под нос сунув мне руку с кольцом на среднем пальце. Золотой ободок с незамысловатой плетенкой и маленьким зеленым камушком в середине. Я равнодушно обозрела украшение и перевела взгляд на ее уши. Там раскачивались двухсантиметровые тоненькие цепочки, крепившиеся к небольшим «бантикам» на мочках. На мой взгляд они подошли бы больше ребенку, чем взрослой женщине, но матери, похоже, было все равно. Ее устраивал сам факт дорогой побрякушки.