Цена Веры

Мастер Кочин медленно поднял шишковатую руку и навершием меча приподнял на дюйм свою шляпу. Перн увидел глубокие зелёные глаза на старом морщинистом лице, сердито смотревшие на него из-под соломенного конуса.

– Кессик пришёл к нам. Он не просил контракта. Он сказал, что ты с Чёрным Шипом, и что Чёрный Шип придёт за ним.

– Тогда, если вы меня убьёте, – медленно сказал Перн, – прошу вас, сделайте то же и с Кессиком.

Молчание. Оно тянулось так долго, что Перн начал думать, что старый учитель хааринов не ответит.

– Это не моё дело. Я хаарин.

Перн стиснул зубы. Впервые в жизни он почувствовал, что бездействие претит ему. Его друзья сражались, может даже умирали. Чёрный Шип и Андерс. Генри. Его зубы заскрежетали друг об друга, и он медленным движением вытащил свой меч. Когда клинок полностью вышел из ножен, он взял рукоять двумя руками – направив острие вниз и вправо.

Мастер Кочин по-прежнему не вытаскивал свой меч.

– Если вы не убьёте Кессика, тогда мне придётся убить вас, – сказал Перн сквозь сжатые зубы. Грязно-красный цвет стал просачиваться в его ауру. Если бы Кочин мог её видеть, то почувствовал бы отвращение. Хаарину не нужны эмоции, особенно гнев.

– Конец у этого может быть только один, хонин. Если ты одержишь верх надо мной, то, пока дышит хотя бы один хаарин из нашего клана, за тобой будут охотиться.

Сузку нахмурился.

– Я вижу два возможных конца.

Мастер Кочин убрал меч от шляпы, позволив ей снова скрыть его лицо.

– Ты уничтожишь свой клан ради этого?

– Я видел людей, которых защищает наш клан. И сам я должен был защищать самого злобного из всех, кого я когда-либо знал…

– Не дело хаарина судить клиента.

Перн выпрямил спину и встал в полный рост.

– Я хонин. Я могу судить, кого угодно.

И снова сокрушающая тишина. Даже сейчас, спустя год после того, как он стал хонином, разочарование мастера Кочина ранило Перна до глубины души. Он сосредоточился, стараясь скрыть чувства, как учили хааринов. Плохо, что он не мог от них избавиться, не мог снова обрести то ощущение покоя, которое было у него, когда он знал, что всё делает правильно, служа своему клану.

По улице полетели пепел и горячая зола. Что-то где-то горело – скорее всего, здание, а возможно и весь город. Перн не собирался оглядываться, чтобы выяснить. Отвести взгляд от оппонента было бы равносильно смерти, и сам мастер Кочин собирался пригласить смерть.

Перн чуть склонил свой меч и отставил левую ногу на дюйм назад, всё ещё пытаясь решить, как лучше атаковать. Сам мастер Кочин однажды сказал: "Иногда лучший способ победить – это сделать не то, что противник не ожидает, но то, что он ожидает, только лучше, чем он ожидает". Редко можно услышать слова мудрее, но Перн по-прежнему плавал в море возможностей. Кочин был самым опасным противником из всех, с кем Перну доводилось встречаться, и теперь, когда Перн стал хонином, он, не колеблясь, нанесёт смертельный удар бывшему ученику.

Перн выставил вперёд правую ногу. Кочин атаковал.

Для человека его лет хаарин двигался как молния. За несколько мгновений он покрыл разделявшее их расстояние, а Перн всё ещё стоял в нерешительности. Он слышал, как меч Кочина вылетел из ножен, увидел наклон его левой ноги и начал действовать.

Перн шагнул влево, опустился на одно колено и ударил. Его меч в правой руке взмыл по смертоносной дуге вверх и вперёд. Он почувствовал, как меч Кочина кольнул его в грудь, боль пронзила, будто раскалённое копьё, и исчезла.

Перн встал на трясущихся ногах и сделал глубокий неровный вдох. Левой рукой он достал из кармана грязную белую тряпку. С преувеличенной тщательностью стёр кровь с клинка, убедившись, что на мече не осталось ни пятнышка. Сунул тряпку в карман и медленно убрал меч в ножны. Потом Перн вздохнул, призрачная улыбка появилась на его губах, и он рухнул рядом с телом своего старого учителя. Их кровь смешалась в пыли.

Джейкоб

Уже так давно мир был тихим. Джейкоб не слышал музыки с того самого дня в Чаде; с тех пор, как очнулся без языка. Теперь всё было иначе. Играл целый ансамбль, и они издавали такой шум, что Джейкоб больше ничего не слышал. Нестройно играли барабаны, дудки, лютни, свистульки, скрипки, флейты и даже арфа. Иные посчитали бы мешанину нот и звуков всего лишь шумом, но Джейкоб за хаосом слышал порядок. Звуки тащили его, словно лист по течению, и он всей душой отдавался этому потоку. Он позволил ему увлечь себя, тянуть, толкать, кружить и двигать. И его партнёры – вокруг было так много партнёров, – ожесточённо знакомились с радостью и ужасом его танца.

Юная девушка, у которой, вероятно, ещё и кровь ни разу не шла, дотянулась до него, страстно желая слиться с ним в джиге. Джейкоб схватил её запястье, развернул, сломал ударом руку и бросил в весёлых зрителей. Её крики лишь добавили танцу ритма.

Следующая женщина была значительно старше. Её плоть говорила о недавно рождённом ребёнке, а бёдра – о том, что это был последний из многих. Она вступила в танец и принесла с собой холодную сталь. А ещё старик со шрамами от оспы и зубами, словно ножи. Джейкоб был не против нескольких партнёров. Музыка играла громко, ночь в разгаре, так что чем больше, тем веселее. Он увернулся от топора мужчины, нырнул под мечом женщины и, словно гром, ударил её кулаком в живот. Он насчитал четыре сломанных ребра. Когда она рухнула, Джейкоб вырвал сталь из её рук, вонзил мужчине в лицо и оттанцевал от струи крови. Встав за женщиной, он схватил её подбородок, вывернул назад и услышал и почувствовал, как хрустнула её шея.

Всё больше и больше партнёров выходило на сцену, и Джейкоб танцевал со всеми. Может, они и были демонами, которые сильнее и быстрее, чем выглядят, но он был лучше их всех. Их кости ломались, как веточки, а кровь была такой же красной, как и у всех. Его благословения пылали мощью, и с каждым новым партнёром Джейкоб чувствовал себя сильнее.

Раскрытой ладонью он отвёл в сторону меч и направил удар в другого человека. Разбил локтем челюсть мужчины, словно стекло. Поднял бездушное мёртвое тело ребёнка с демоном внутри и бросил в толпу. Упал, перекатился в пыли и стал разбрасывать тела потоком ударов, каждый в такт барабанам. Демоны продолжали прибывать, его сила привлекала их, как свет влечёт мотыльков, и Джейкоб сожжёт их всех.

Ритм ускорялся и ускорялся, и Джейкоб плясал всё быстрее. Он стал размытым пятном. Вспышкой. Молнией, которая била снова и снова и снова. Он схватил чью-то ногу – демона с лицом мужчины, большого как медведь, – и вывернул. Кости хрустнули, и демон упал ничком, но Джейкоб его не отпустил – он прыгнул демону на спину и потащил. Плоть разорвалась, и нога вырвалась в потоке крови и криков. Джейкоб развернулся, орудуя ногой, словно булавой.

Его схватил за руку мужчина, два длинных когтя попытались впиться в кожу. Джейкоб подошёл к нему ближе и трижды боднул в голову, пока их лица не покрылись кровью. Отошёл назад, потом шагнул вперёд, а потом в сторону в странном вальсе, и обмякшее тело человека висело в его руках. Музыка снова сменилась, все инструменты кроме скрипки затихли. Джейкоб сунул руку в рот мужчине, схватил его за нижнюю челюсть и вырвал, ударив осколком кости в глаз следующему партнёру.

Одному партнёру удалось его удивить – он так рвался потанцевать, что ударил сзади. Металл проколол кожу, и Джейкоб охнул от боли. Они оба упали, покатились в пыли среди тел, но Джейкоб вскочил первым. Схватил партнёра за руку – женщину с глубокими синими глазами – и поднял. Оболочка полетела, крутясь в воздухе, словно тряпичная кукла – раз, другой, – а потом грудой рухнула на землю. Джейкоб вытащил из бока кинжал, и снова застучали барабаны, и с каждым ударом наносился укол, и наступала смерть.