Цена времени. Книга 3

Хотя тренировки и обучение шли ударными темпами, новому полку до сих пор катастрофически не хватало ружей и формы. Впрочем, эта проблема постепенно решалась, поскольку на мануфактуры с каждым днём приходило работать всё больше желающих. Чтобы потянуть на первых порах зарплаты рабочим, пришлось прибегнуть к спасительным серебряным рудникам, которых хоть и не должно быть здесь исторически, однако не воспользоваться этим ресурсом было бы просто невероятно расточительно с моей стороны. Да и нескончаемый поток купцов, которые охотно меняли наши товары на деньги, уголь и руду с запада и продовольствие с юга, неслабо помогал мне в этом невероятном скачке пятилетки за пару месяцев.

Я стоял на стене детинца и с интересом наблюдал за тренировкой второго батальона под командованием сурового комбата из числа бывших пленников Михаила, которого я назначил по совету Григория. И, похоже, не прогадал. Он гонял своих подчинённых с невероятным энтузиазмом, но при этом отнюдь не выражал какой-то жестокости или жажды власти. И сейчас батальон из трёхсот шестидесяти человек, пока ещё вовсе не стройным шагом пытался поймать ритм, который диктовал хладнокровный барабан. Ряды, которые должны двигаться идеально ровной, монолитной стеной напоминали сейчас скорее извивающихся червей, а всё построение вот-вот грозилось рассыпаться. Они в черт знает какой раз шли по огромному плацу из одного конца в другой, а в них с фронта летели десятки стрел без наконечников. Самые хитрые по началу пытались увернуться от не смертельных, но очень неприятных снарядов, однако вскоре и в их головы было донесена вся важность строгого построения на поле боя.

— Смелее, вашу мать! — Выкрикивал комбат, также шедший вместе со своим батальоном, хотя и отдающий команды, как и следует толковому командиру, следуя позади всего построения. — Выше головы! Это стрелы, а не дерьмо! — Барабанный бой резко оборвался и батальон встал, пытаясь выровнять ряды.

— Чудные дела нынче на земле русской творятся, — Произнёс кто-то позади меня. И хотя я узнал в голосе митрополита Новгородского и Софийского собора Никона, с которым мне не так давно пришлось познакомиться, я всё же рефлекторно обернулся. Отнюдь не старый священник стоял рядом и, хитро улыбаясь уголками губ, наблюдал за учениями. И как он только сумел вот так незаметно подкрасться ко мне?

— Считаешь, отец Никон, что сие не есть хорошо? — Осторожно спросил я. Вообще, как я понял, новый митрополит, что ростом и габаритами вышел даже больше меня, от чего его вид в чeрной рясе и с массивным крестом на груди внушал ещё больше неоднозначных чувств, был относительно прогрессивен и религию, судя по всему, воспринимал не просто как веру, но ещё и как мощный рычаг давления на народные массы. Да и патриотом был, каких поискать.

— Не всё, — Уклончиво ответил он. — Большие перемены способны вести на путь праведный. Однако и цену за то порой платить приходиться непосильную. Что же до полка твоего нового, — Он прервался, наблюдая, как батальон берёт ружья на изготовку, передний ряд пока не очень слаженно встаёт на колено и первые две линии дают разрозненный залп холостыми зарядами в сторону обстреливающих их гвардейцев. — Господь завещал «не убий». Но когда придут язычники святую веру топтать, нам придeтся сию заповедь оставить. — Никон тяжело вздохнул. — Или они, или мы. И вижу я, что сила в новом деле ратном сокрыта великая, однако ж время ей нужно на то, чтобы проявиться.

— Как дела с моей просьбой? — Сменил я тему разговора.

— Вот, — Никон протянул мне широкий лист, на котором ровным столбиком были аккуратно выведены буквы. Не те закорючки, что я видел во всех русских текстах этого времени, которые едва ли можно было сходу разобрать, а вполне лаконичные, привычные моему взгляду буквы. Взяв за основу устаревшую кириллицу, митрополит по моей просьбе и моему же описанию упростил символы, доведя их до приятного глазу вида. Да, это всё же был не тот шрифт, каким писали в двадцать первом веке. Однако очень близко к этому.

— Отлично, — С придыханием произнёс я, сжимая в руках драгоценный лист.

— Однако мнится мне, что не примут священники сей уклад быстро. — С искренней досадой произнёс епископ.

— Хм, — Я на мгновение задумался. Нет, ну а что мне дело до святых писаний? Пусть себе хоть на иврите молятся. Мне же нужна строгая практичность и лёгкость лишь в тех текстах, которые я буду читать и которые буду писать. В письмах, докладах, отчeтах. — Тогда не будем покамест их дёргать. Пущай пишут по-старинке, по заповедям священных предков.

— Свет истины льётся из уст твоих, княже, — Хитро улыбнулся митрополит. Он впервые назвал меня вот так. «Княже»? Это что же получается? Он признал меня как законного правителя? — Пойдём в храм, нам нужно многое обсудить о будущих делах. — Произнёс Никон, вырывая меня из размышлений.

Я ещё мгновение постоял в немом раздумье, но вскоре в стороне раздался быстрый топот. По дощатому полу крепостной стены спешил ко мне купец Мстислав в сопровождении Генриха и моего личного шпиона Лаврентия. Они в последние дни работали над общей задачей: Мстислав и Генрих со своими связям среди купечества и дворянства активно собирали информацию, а Лаврентий, пользуясь своими навыками и талантами контрразведчика, обрабатывал её и принимал оперативные решения, первоначально взяв на то моё разрешение. В общем, боролись с очагами недовольства, порой прибегая к довольно радикальным, но очень эффективным методам.

— Про либертате попули! — Выкрикнули Генрих и Лаврентий на не очень чистой латыни революционное приветствие, не останавливаясь, но ударив правой рукой в грудь. Эта фраза значит «За свободу народа» и была выбрана мною не просто так.

— Эт патрие! — (То есть «И Отечества») Ответил я в такт им. — Что стряслось, господа? К чему такая спешка? — Галантно поинтересовался я на непривычный мне манер.

— Саша, в порт вошёл корабль Мартина, — С улыбкой сообщил Генрих. — С ним несколько грамотных иноземцев, что пожелали служить тебе.

— Прекрасно! — Едва ли не запрыгал на месте я. Но тут я вспомнил про приглашение митрополита. Поговорить с ним мне тоже безумно хотелось. Да и прояснить момент с моим негласным титулом было нужно как можно скорее. — Вы можете проверить этих иноземцев? — обратился я к своей шпионской троице — Ежели счeт ведут хорошо, да науку или языки какие знают, то принимайте. А если просто оборванцы какие — отказывайте не раздумывая. — Лаврентий с Генрихом переглянулись и, одновременно кивнув, согласились. Они получили от меня ещё несколько распоряжений, после чего также быстро удалились встречать будущих кадров для государства. Я же, тяжело вздохнув, направился в сторону величественного Софийского собора.

Интерлюдия. Лаврентий.

До порта добрались на удивление быстро. Нужный корабль, на который указал герр Майер, и вовсе плавно покачивался на лeгких волнах совсем рядом. Встретившись с хозяином судна, Майер тепло поприветствовал его и представил меня и купца Мстислава. Меня не особо интересовал этот немецкий купчишка, хотя, конечно когда он узнал, что командир не смог его встретить, как-то странно дёрнул щекой, то ли расстроившись, то ли расслабившись.

— А я ведь хотел сказать ему спасибо за совет с квашеной капустой! — То ли притворялся, то ли на самом деле был очень огорчён купец. Я, по правде говоря, не понимал того, что он говорит, однако герра Майера, что переводил его речь для меня, слушал внимательно. — Я ведь столько людей да денег сберёг, когда у моряков зубы с кровью перестали падать! Даже хватило серебра зайти в порты Венеции и Италии! — Не знаю, что за Венеция, но наверняка большой город, раз этот купчишка так о нём говорит. Надо бы его проверить, этого «Мартина». Вот только у меня сейчас совершенно другое задание.

Вскоре с корабля на берег сошли пол дюжины мужчин в немецких кафтанах и платьях. На фоне четырёх откровенно богатых, двое смотрелись как-то бедно, однако я не привык делать поспешных выводов, а потому, с помощью герра Майера, приступил к проверке знаний этих немецких розмыслов.

С четырьмя богато одетыми господами проблем не возникло. Двое из них владели французским, один был германцем, а последний прибыл из Англии. Да помимо своих родных, каждый владел ещё одним, а то и более, языками. Все добро считали, двое знали инженерное дело, один был лекарем добрым, а один — алхимиком. Но вот как только мы стали опрашивать первого не столь богато одетого немца, тот сразу себя выдал. Считал он из рук вон худо, а на своём родном германском и то с трудом выражался. По нашим лицам, он, должно быть, понял, что обмануть здесь никого не вышло, а потому поспешил затеряться в толпе. Оставался последний немец, который, наверное, также был простым бродягой, а не розмыслом. Он имел длинную бороду и волосы светлого цвета, а на голове носил причудливую чeрную шапку.