Цена всех вещей
Шрифт:
— Что с тобой? — спросила я.
— Не беспокойся обо мне, — сказала она, закрыла глаза и повалилась на бок.
— Эхо? — Мне никто не ответил. Я упала на колени — мои бедные разбитые колени — и осторожно потрясла ее за плечо. Кей взяла запястье, чтобы проверить пульс, а я держала ее вторую руку, просто так. Пламя с ревом вырвалось из окон магазина, но она даже не вздрогнула. — Эхо!
Глаза ее оставались закрытыми, но ей удалось пробормотать достаточно громко, чтобы я услышала:
— Все хорошо, Ари. Для нас с мамой уже слишком поздно. И дело не в крюке.
— Ты можешь восстановить баланс,
— Заклинаний слишком много. Побочных эффектов слишком много. Больше никаких заклинаний. — Она вздохнула. — Выхода нет.
— Эхо, нет…
— Скажи маме, что мне жаль, но было уже слишком поздно.
— Нет, это не так, — сказала я. — Эхо, послушай — ты все еще можешь поехать со мной в Нью-Йорк. Бери маму с собой! Вместе мы найдем гекамистов. Да даже если я не поеду в Нью-Йорк, мы найдем способ тебя спасти. — В отдалении взвыли сирены, но Эхо не пошевелилась. — Наверное, тебе не стоит оставаться здесь. Они могут начать задавать вопросы. Тебе надо встать. Они найдут тебя, все узнают и посадят вас с мамой в тюрьму. Пожалуйста, Эхо, тебе надо выбираться отсюда. Эхо, давай…
Меня не убило молнией. Мое сердце не остановилось. И вот тогда я по-настоящему испугалась.
Крюк ее матери больше не работал.
Словно издалека я услышала, как кто-то зовет меня по имени.
— Ари? Ари! — Джесс подбежала ко мне, и я выпустила руку Эхо.
Я хотела броситься ей навстречу, но из-за колена едва смогла встать. Джесс заключила меня в объятия, чуть не опрокинув обратно на тротуар, и с силой прижала мою голову к своей груди.
— Все хорошо, все хорошо, — пробормотала она.
— Прости, — сказала я.
— Шшш.
Никто не подошел, чтобы обнять Эхо. Никто не позаботился отвезти ее домой.
По дороге в госпиталь Эхо впала в кому, а несколько часов спустя умерла. Они сказали, что от потери крови. Но доктора ничего не понимают в гекаме — не то что я, учитывая количество моих заклинаний. Эхо создала заклинание, позволившее ей вышибать двери, срывать замки голыми руками и рушить металлические конструкции. Побочные эффекты от подобного заклинания должны были иметь катастрофические последствия.
Заклинание превратило ее в супервумен, если говорить обычным языком. Но, для того чтобы восстановить баланс, нужно было расплатиться собой. И она это прекрасно понимала.
62
Маркос
Меня разбудил запах. (Кто-то забыл мясо на гриле.) А потом пришла боль. (Словно в меня воткнули раскаленный добела нож.) Я попытался вернуться в блаженное небытие, но это было все равно что биться головой о кирпичную стену.
— Привет, — сказала Диана.
— Ты в порядке? — сипло прошептал я.
Она держала мою руку, и в глазах темнело от боли, но я бы ни за что не сказал ей об этом, даже если бы мог.
— Кэл? — прохрипел я. Или прошептал одними губами. Из-за воя сирен ничего не было слышно. Мы куда-то ехали. Машина «Скорой помощи».
— В другой машине, — сказала она.
Он устроил пожар в скобяной лавке. И сжег дом Ари девять лет назад. Неужели его теперь арестуют за поджог? Как бы то ни было, я испытывал облегчение, и не только потому, что
его поймали и мы сумели выбраться, но еще и потому, что брат остался жив. Смерть — это навсегда. С мертвыми нельзя поболтать ни о чем или спросить, что они думают по поводу той или иной ситуации.Колесо машины попало в рытвину, и все побледнело — мир вокруг, Диана, медики и даже боль.
— Уин?
Я хотел сказать Диане, что мне жаль, что даже если она никогда больше не захочет меня видеть, мне все равно будет жаль, но я не мог открыть рот и просто сжал ее руку.
— Уин?
Реальный мир куда-то исчез, и я оказался в комнате, яркой и прекрасной. Здесь так хорошо, что я решил отдохнуть. Там, внизу, было слишком много шума. И все же я оставил дверь открытой, чтобы вернуться, когда суматоха уляжется.
— Прощай, Уин.
Сильный удар. Ожоги второй степени на лице и ногах. Ожоги третьей степени на руках. Часть правой брови уже никогда не вырастет. Мне пообещали на щеках красную бугристую кожу и обгоревший нос. Я уже никогда не буду похож на братьев. Без вариантов.
— Тебе повезло, что череп остался цел, — заявил доктор.
Да. Везунчик.
Диана спала в машине рядом с моей медицинской кроватью. Ее рубашка обгорела, а волосы спутались в клубок. Ее накачали успокоительными и болеутоляющими, хотя она выглядела весьма неплохо для человека, которого заперли в клетке и едва не сожги заживо. И уж точно лучше, чем остальные.
Поскольку из-за переполнявших меня мыслей уснуть мне не удавалось, я повернул голову и смотрел, как она дышит. Диана поежилась. Возле шеи ее красные волосы скрутились в завитки. Я был везунчиком.
Не знаю, сколько прошло времени до того, как явились Брайан, мама и Дев. Брайан был без формы, но выражение лица все равно выдавало в нем копа — оно было жестким и настороженным. Одетый в пижаму Дев смотрел на маму и Брайана потерянным взглядом. Мама — я не мог на нее смотреть. Слезы безостановочно текли по ее щекам, целые реки слез. На лице отражалась агония. Диана окинула нас внимательным взглядом и выскользнула из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь.
— О Господи, Маркос, — воскликнула мама. А потом посмотрела на бинты, на больничную койку, на датчик, прикрепленный к правой руке, и разрыдалась с новой силой. — Я говорила тебе не упоминать про заклинание. Я умоляла тебя. Почему ты не послушался?
— Я? — выдохнул я, поморщившись от боли. Доктора упоминали про пару сломанных ребер. Должно быть, их сломала Эхо, когда выносила меня из магазина. — Это Кэл устроил пожар.
— Только потому, что ты сказал ему…
— Я говорю про другой, девять лет назад. Тот, в котором погибли люди.
— Случайно. — Лицо ее дрогнуло, словно она услышала, как это звучит, со стороны. — Он был мальчиком. Хорошим мальчиком. Не в меру активным, и поэтому совершил ошибку. Зажег пару фейерверков — не знаю, почему это случилось у Мадригалов, это, конечно, ужасно — ужасный несчастный случай — но такого никогда раньше не случалось. Они могли забрать его из дома, Маркос. Он рос бы под надзором ювенальной юстиции. Это изменило бы его. Уничтожило. И, если бы я ему не помогла, он мог начать снова…
Она вцепилась в край моей кровати, ее руки тряслись.