Цена высшему образованию

Московскому городскому комитету партии пришлось создать огромный штат, свыше две тысячи сотрудников, для разбора жалоб и заявлений трудящихся. Анонимка именовалась заявлением, она поощрялась, ценилась. И не напрасно. Партийные чинуши знали всю подноготную любого директора школы, завуча, учителя, они с коммунистической яростью и принципиальностью разбирали мышиную возню и в то же время поощряли ее в педагогическом коллективе. За педагогами следовали медики. Третье место можно было присудить всевозможным научно-исследовательским институтам. Замыкающими были фабрики и заводы. Только колхозники молчали. Они были официально раздеты донага и лишены, каких-либо прав. А куда жаловаться крепостным?

Старший пионервожатый работал не только с пионерами, но и с комитетом комсомола школы, он был проводником марксистских идей. Я быстро освоил эту работу, был, как говорила жена, хорошим трепачом. Директор школы Мостовой, несмотря на интриги Беллы Абрамовны, обещал мне уроки, как только кто-то заболеет, либо уйдет в декретный отпуск. Это обещание не было и не могло быть выполнено, поскольку расписанием уроков ведала Белла Абрамовна. А я нуждался в увеличении зарплаты как никогда. Хоть на десятку.

Через неделю меня вызвали в горком комсомола к десяти часам утра. Московский городской комитет комсомола расположен недалеко от горкома партии, вблизи Красной площади, в довольно скромном старинном особняке. Он хорошо отделанным внутри, оборудован прекрасной мебелью, многочисленными телефонными аппаратами последней модели.

Я обратил внимание, что молодые юноши и девушки, изыскано одетые, холеные постоянно в бегах. Они носятся по коридору с сигаретой в зубах, заходят и выходят из кабинетов, как пчелы из улья. Может создаться впечатление, что у юных комсомольцев много работы. На самом деле, они носились из кабинета в кабинет, чтобы не умереть от скуки, ведь комсомол никогда ничего не решал. Он только пережевывал то, что выдавала партия.

Я ждал три часа, стоя у кабинета секретаря горкома Валуевой. Она никого к себе не пускала. Не было времени. Она активно обсуждала с подругой Эллой достоинства своих кавалеров и их поведение в парилке в прошлую пятницу. Подруга работала в ЦК комсомола и обслуживала секретарей мужского пола. Валуева была чрезвычайно рада, что и она попала в поле зрения одного из секретарей ЦК.

Наконец, я зашел в кабинет.

– Чтобы все ритуалы были соблюдены!

– И это все?

– Все, а что еще?

– И стоило мне из-за этого весь день потратить ради того, чтоб услышать от вас это скромное предложение?

– Чтобы все ритуалы были соблюдены!
– громко повторила секретарь горкома комсомола, выпуская клубы дыма из молодого сытого рта.

– Простите, только теперь до меня дошло, - сказал я, берясь за ручку двери.

– Какой непонятливый! А что говорить о пионерах.

Но я понял, что такое ритуалы, только тогда, когда очутился на улице, но никак не мог понять, зачем меня все же вызывали и заставили стоять более трех часов? Чтобы произнести пустую, ничего не значащую фразу? чтобы пионервожатый посетил горком и понял, насколько он важный и значительный в жизни пионеров и комсомольцев школы этот горком, забитый юными чинушами в юбках?

"Что-то здесь не так, - подумал я впервые в жизни.
– Живем-то мы в каком-то нереальном, воображаемом мире. Тут вам и коммунизм к 80 году, тут вам и равенство, тут и устройство на работу без партийного билета. А как же люди там, за железным занавесом, неужели как мы за колючей проволокой? Неужели партийный билет, эта маленькая книжечка способна изменить психику человека, вывернуть его сознание и приблизить к тому, кто лежит совсем рядом в Мавзолее?"

***

Я торопился на педсовет в свою школу. Сегодня на повестке дня стоял один вопрос: "Итоги успеваемости за третью четверть". После доклада директора, начались прения. Первой выступила преподаватель обществоведения Наумкина.

– Товарищи! Руководствуясь указанием Генерального секретаря ЦК КПСС, председателя президиума верховного совета СССР, маршала советского союза, вождя всех трудящихся, верного ученика В.И. Ленина, Левонида Ильича Брежнев, наша школа идет в авангарде этого указания. У нас действует кружок по изучению произведения гения всех народов Ленина под названием "Марксистский кружок", коим я имею честь руководить. Нам надо учиться коммунизму. Учиться самим и учить наших воспитанников. По моим тщательным наблюдениям, а я наблюдаю за каждым учеником и у меня даже есть информаторы-анонимщики, я определила, нет, разоблачила, что у меня на уроках в 10 "А" ребята пытаются втихую решать задачи по физике. Я долго думала, почему и пришла к выводу, еще раз перечитав труды Брежнева, что не только одни ребята виноваты в этом, но и преподаватель физики Иванченков. Почему он так много задает им на дом? С какой целью это делается? Не для того ли, чтобы доказать, что физика самый главный предмет, а обществоведение так себе? А труды классиков марксизма-ленинизма, а труды товарища Брежнева? Да вы что? Скажите, в какой школе вы работаете, товарищ Иванченков? В буржуазной или в советской? На кого вы работаете? Вы, очевидно, не знаете, что если бы не было Ленина, то не было бы и физики, потому что великий Ленин внес огромный вклад в физику, он сам ученый физики математик.

– И геолог, и путешественник, и химик, - добавила завуч, не вставая.
– Схимичил же он революцию, схимичил.

– А Сталин? простите Брежнев? Я призываю вас, товарищ Иванченков, дать ответ на мой вопрос сейчас же публично. Я посмотрю реакцию товарищей на ваше объяснение.

– Причем тут я, - ответил Иванченков, не поднимаясь с места.
– Вы сделайте так, чтобы на других уроках ребята изучали ваше обществоведение, зубрили цитаты из произведений классиков марксизма-ленинизма, и тогда мы вас будем считать хорошим преподавателем.

– Почему мое?
– возмутилась учительница.
– Обществоведение не может быть предметом одного человека, это общая наука, она для всех и каждого. Иван Васильевич, - обратилась она к директору, - это аполитично. Я требую поставить этот вопрос на бюро. И немедленно. Мое обществоведение, гм, если бы оно было мое! Но так не скажет даже товарищ Брежнев. Читать надо больше классику, Маркса, Ленина. А что касается физики, то физика без политики - тьфу, пустой звук!

– Шелла Абрамовна, успокойтесь, пожалуйста, - сказал директор, - Дмитрий Федорович по-своему прав. Он любит свой предмет, хорошо знает его и ребятам это передается. А обществоведение как предмет, безусловно, стоит на первом месте, никто этого не отрицает. Давайте, перейдем к следующему вопросу.

– Ну и Шелла Абрамовна!
– вырвалось у меня.

Завуч при этих словах враждебно оглядела новичка с ног до головы, подняла руку, встала и сказала:

– Никто не говорил о пионерской работе. Так вот, я скажу немного об этом. От нашей школы первоначально требовалось десять пионеров для приветствия членов Политбюро в день празднования Первого мая, а прошли отбор только четверо. Это вина нашего вожатого. Не сумел человек обеспечить достойных кандидатур и все тут. Пионерская работа на нуле. А к комсомольцам Виктор Васильевич вообще редко подходит. Надо сказать, что Павел, простите, Виктор, с виду скромный молодой человек, но он с неким бычьим упрямством требует, чтобы ему дали хоть несколько уроков. А за счет кого? кому мы можем уменьшить нагрузку и передать часы Павлу, фу, снова перепутала, Виктору, кто добровольно отказывается от нагрузки? Никто! Я бдительно слежу за этим, Иван Васильевич! Я знаю, что вы человек добрый и можете пойти на уступки. Но я буду стеной стоять на страже интересов наших преподавателей. Правильно я говорю, товарищи?

Раздались голоса одобрения на педсовете, а Иван Васильевич только сказал:

– Бела Абрамовна, не делайте из мухи слона. Я обещал уроки вожатому в случае болезни кого-то из преподавателей, или в случае ухода кого-то в декретный отпуск.

После педсовета я вернулся домой раньше обычного. На небольшой кухне собралась вся семья. Алексей Григорьевич уже был порядочно выпивши.

– Ну что, - спросила теща, - уроков тебе в школе не видать, так? Бяда, бяда. Плохо работаешь, завуч на тебе жалуется, мне завхоз говорил, звонил недавно. Мы все расстроены, вон сидим, обсуждаем ситувацию.