Цепи судьбы

— Ветрянка! — провозгласил доктор Шиард, быстро осмотрев пациентку. — Сейчас многие ею болеют. Когда появятся папулы, время от времени промакивайте их каламиновым лосьоном, давайте побольше питья и не позволяйте вставать с постели. Через несколько дней ей станет лучше. Ах да, наденьте на нее какие-нибудь перчатки. Если она будет расчесывать высыпания, у нее останутся шрамы на всю жизнь.

Эми поблагодарила его и провела в ванную, чтобы он мог помыть руки.

— У вас тут очень уютно, — сказал доктор, стоя в холле и оглядываясь вокруг. — Я здесь впервые. Если не считать сегодняшнего дня, единственный раз, когда я видел тебя не на приеме, это в вашей старой квартире, когда у тебя случился выкидыш.

— Какой выкидыш? — поинтересовался Барни, когда врач ушел. Они вернулись в спальню Маргариты и опять сидели на противоположных сторонах ее кровати. Эми надеялась, что он не расслышал слов старого врача. Она так и не написала мужу ни о выкидыше, ни о поведении его матери, потому что не хотела его расстраивать, когда он находился так далеко от дома. А когда Барни вернулся, она не видела смысла в том, чтобы столько лет спустя ворошить прошлое.

— Это случилось в ноябре, после того, как тебя призвали, — объяснила Эми. — Срок был десять недель, но я потеряла ребенка.

— Как? Где? Почему ты мне об этом не сообщила? — Барни устроил ей настоящий допрос, стремясь выяснить все до мельчайших подробностей. Знал ли о ее беременности доктор Шиард?

— Нет. — Она рассказала мужу, как познакомилась с его матерью. — Да, ты говорил, что я ей не понравлюсь из-за того, что я католичка, но я подумала, она будет рада узнать о том, что я жду ребенка.

— Что она сказала? — спросил Барни.

— Она не очень обрадовалась, увидев меня. — Элизабет Паттерсон назвала ее католической шлюхой, но Эми не думала, что настроение Барни улучшится, если она расскажет ему и об этом.

— Как ты смогла позвонить доктору Шиарду? Ты же его никогда не видела. — Ей не понравился тон, которым Барни задавал вопросы, как будто пытаясь ее в чем-то уличить. От этого Эми чувствовала себя так, как будто совершила какую-то ужасную ошибку.

— Я ему не звонила, это сделал твой отец. Служанка из твоего дома позвонила Лео и рассказала, что я приходила поговорить с твоей матерью, и он приехал к нам домой. И хорошо, что он это сделал, потому что к этому времени у меня уже случился выкидыш.

Они оба некоторое время молчали, пока Барни не спросил, кивая в сторону Маргариты:

— Она поправится?

— Я уверена, что поправится. У меня в детстве была ветрянка, Джеки и Бидди тоже ею переболели.

Он встал так резко, что это потревожило Маргариту, которая закашлялась и повернула голову на подушке.

— Я ненадолго выйду, скоро вернусь.

— Но куда ты идешь?

Он не ответил, просто открыл дверь и вышел из дому.

Перл проснулась оттого, что захотела в туалет. Она отказалась от горшка и настояла на том, чтобы в сопровождении встревоженной Эми, на нетвердых ногах добрести до ванной комнаты.

— У меня кружится голова, — жаловалась девочка.

После Эми опять уложила ее в постель, подоткнула одеяло, и малышка мгновенно уснула.

Эми заварила чай и вспомнила, что они сегодня вечером ничего не ели. Она почистила несколько картофелин и поставила их вариться. Когда Барни вернется, она приготовит рагу из солонины. Он впервые попробовал это блюдо только после того, как они поженились, а теперь это рагу, политое густым соевым соусом, было его любимым блюдом.

Куда же он пошел? Скорее всего, поговорить с матерью. Эми молилась о том, чтобы Барни не устроил скандал. Выкидыш произошел десять лет назад, нет, уже одиннадцать, и было бы глупо ворошить прошлое. Ее отношения с Элизабет Паттерсон были очень хрупкими, их легко было разрушить.

Барни вернулся домой три часа спустя. Часы показывали половину десятого, и на улице было темно, хоть глаз выколи. Эми предложила ему рагу, но он отказался. Она приготовила чай, но он отказался и от чая. Она достала из шкафчика масло и банку клубничного джема и отрезала два ломтя хлеба, решив воспользоваться ситуацией как предлогом полакомиться своим любимым блюдом — бутербродами с джемом. Но тут Барни безжизненным и каким-то отчужденным голосом произнес:

— Я хочу тебе кое-что сказать, Эми. Присядь, пожалуйста.

У нее упало сердце, и она прошла за ним в гостиную, где за медной каминной решеткой горел небольшой огонь. Эми отодвинула решетку и уже собиралась подбросить угля из стоявшего тут же ведерка, когда Барни все тем же безжизненным голосом сказал:

— Оставь это.

— Но камин потухнет, — запротестовала она.

— Я сказал, оставь это!

Ей захотелось ударить его угольным совком.

— Что это с тобой? — возмущенно спросила Эми, швырнув совок в выложенный керамической плиткой очаг и немедленно пожалев об этом. Раздавшийся грохот вполне мог разбудить Маргариту. Должно быть, это как-то связано со срывом беременности и его матерью. Что ему сказала Элизабет? Маргарита была больна, и нервы у Эми были на пределе. Она уселась в одно из кресел и отметила, что это то самое кресло, о которое она ударилась, когда Барни сбил ее с ног.

— Я ездил к матери, — сообщил он. — И она утверждает, что во время войны у тебя был роман с моим отцом. И что сейчас вы, по всей вероятности, продолжаете поддерживать эти отношения. — Он смотрел на нее, хитро прищурившись. В прошлом все его обвинения были вымышленными, но теперь у него было что-то реальное. Во всяком случае, Барни так считал. Ведь он узнал обо всем от собственной матери. Почему он этому так радуется?

Эми закрыла глаза и не ответила.

— Она считает, что мой отец в тебя влюблен.

Эми и теперь не издала ни звука.

— Тебе нечего сказать в свое оправдание? — холодно спросил Барни.

— Мне нечего сказать в ответ на этот вздор. — Она встала. — Я хочу чая. Я не собираюсь сидеть и слушать тебя здесь всю ночь. Ты безумен, и твоя мать такая же. — Как она может любить мужчину, который так с ней разговаривает? Завтра она заберет Маргариту и переедет к матери на Агейт-стрит. На этот раз Барни зашел слишком далеко.

Он толкнул ее назад в кресло.

— Это правда?

— Нет, Барни, это неправда. У меня не было романа с твоим отцом. Почему твоя мать столько времени молчала? Она просто хочет нас поссорить. Барни! — Эми попыталась встать, но он удерживал ее рукой, прижатой к ее груди. — Мне больно.

— Сколько раз ты спала с моим отцом? Десятки? Сотни? — шептал он, прижавшись губами к ее уху. — Это его ребенок?

Неужели это тоже идея его матери?

— Я не желаю ничего тебе доказывать или объяснять, Барни. Это слишком нелепо. — Эми отвернулась от него, твердо решив не отвечать больше ни на один из его дурацких вопросов.