Цепные псы пантеонов
Шрифт:
— Доклад от группы Сметанина, Красногвардейский район под полным контролем, — читал расшифрованные поступления на сайт Матвеев.
— Развертывание продолжить, — Костромин опасался, что в Эрмитаже их ждет лишь лицо, похожее на Антона Петрова, Владимир уже выстрадал семь ложных тревог.
Под бодрый вой сирены «неотложка» правыми колесами выбралась на тротуар, обогнула очередь из «тойот», «Жигулей» и «фольксвагенов» и свернула в подворотню.
— Здесь направо, здесь прямо, — руководила шофером Маняша. — Ты че, блин, не слышал? Здесь прямо!
— Так ведь знак! — трепетали прокуренные усы.
— Ты че, блин, не понял?! Здесь прямо!
— Ладно-ладно. Сами с гаишниками объясняться будете.
— Объяснимся.
К Эрмитажу они выехали
— Доклад от группы Сунчелеева. Полностью охвачен Приморский район.
— Так держать.
Пока Маняша скучно инструктировала шофера, что «не в ваших интересах разглашать... тем не менее, от лица Отчизны благодарю за добросовестно выполненный долг гражданина...», разгуливавший по залам Эрмитажа Антон Петров нашел искомое в экспозиции, посвященной древнему Египту.
Выпиленный пласт рельефа из гробницы Ни-Маат-Ра напоминал задубевший тульский пряник. Красно-черная, как копченая селедка, в белых полотняных шортиках вроде тех, что были модны в позапрошлом году, мумия жреца Па-Да-Ист, которую нельзя фотографировать со вспышкой, возлежала на прежнем месте.
Менее недели тому сам Антон сменил таблички на этих экспонатах. Точнее, выждав, когда никого не будет рядом, наклеил новые поверх старых, и новые от прежних отличались только названиями гробницы и именем жреца. Гробница в оригинале никогда не называлась «Ни-Маат-Ра», а жреца отродясь никто не величал «Па-Да-Ист»: написанные подряд, эти два слова и являлись шифром, специально изобретенным Антоном для сокрытия формулы.
Согласные обозначали элементы таблицы Менделеева, а гласные... Антон поймал чересчур острый взгляд возглавлявшей группу горластых итальянцев экскурсовода — сутулой тетечки в роговых очках. Вряд ли она тоже работала на «Ред Ойл», скорее удивилась, зачем посетитель что-то списывает с таблички на сторублевую купюру. Вот именно на общем равнодушии к историческим подробностям Петров и строил расчет, оставляя здесь шифровку.
Антон почти не рисковал, что, вернувшись, обнаружит таблички в первозданном виде, без собственной шпаргалки. Музейные работники успели подписи под экспонатами выучить наизусть, в таблички никогда не заглядывают, тошнит их уже от этих табличек, по ночам в кошмарах снятся. Экскурсанты же сробеют ловить экскурсовода на лаже. Ну а на подстраховку от невезухи еще две похожие шпаргалки Петров оставил в других местах: в туалете ботанического сада — маскировка под настенный фольклор (даже если заштукатурят, запрись и сними свежую штукатурку), и в зоопарке. Но из зоопарка пришлось спешно делать ноги...
С чувством выполненного долга Антон вернулся в фойе музея, поймал еще один всполошенный взгляд — на этот раз от продавца видеосувениров — и решил, что у него прогрессирует мания преследования. Спустился в гардероб, получил по номерку куртку, выйдя наружу, улыбнулся хмурому небу и почувствовал упершийся в печень пистолетный ствол.
Трубный вой преследующих баншей все настырней резал уши и перемалывал остатки отваги. А где-то там, за парившими по следам баншами прочесывала территорию пядь за пядью цепочка эльфов из зондер-команды. Может, еще кто-то из рванувших в разные стороны пленников малого «Стоунхенджа» уцелел, но вряд ли. Скорее всего, наша троица оставалась последней, цинично говоря, на десерт.
— Слышь, немец, сдается мне, что зря мы драпаем, — задыхался волочивший ноги по колено в тумане мужичонка.
— Немец, а немец, — вторил второй беглец из «Стоун Хеджа», куда дальше-то кости кинем? Направо, налево?
Из последних сил беглецы выбрели к заброшенному лабазу.
— Уже никуда, Серега. Привал. — С тоской посмотрел на предрассветно бледнеющую над заборами заброшенной деревни кромку неба Эрнст фон Зигфельд, морда поцарапанная, правый рукав кителя на нитках.
— А если вдоль заборов, да в дальний лесок, и голый Вася? Авось по кустам отсидимся? —
Мужичонка нервно мял полу засаленной телогрейки.— Всякая Божья тварь, Ваня, излучает тепло, — безнадежно пожал плечами Эрнст, — многие не Божьи твари это тепло за версту чуют. Эльфы не чуют, но у них есть тепловые датчики, так что в лесу ни от баншей, ни от эльфов нам не спрятаться. — Фон Зигфельд обратил внимание, что на телогрейке Ивана не осталось ни одной пуговицы. Эта подробность не имела никакого значения.
— Так на кой мы срывались? — возмутился мужичонка.
— Легенду, будто вас в лагере держат вместо аккумуляторов энергии, дабы евро против доллара астрально подкармливать, вам специально внушили. — Эрнст фон Зигфельд говорил, глядя на восток. Очень не хотелось себе признаваться, но он проиграл. Девяносто девять из ста, что уже проиграл. «Старшая Эдда» пока не собиралась эвакуироваться, а без паролей он не мог выйти за колпак заклятий. Верил ли он в последний шанс? А что ему еще оставалось делать? — На самом деле лагерь — тот же загон для скота, кладовка при кухне со всегда свежей кровью. Слишком много в замке обитает вампиров, и слишком заняты они более важным, чтобы тратить время на прокорм. Так что, братья славяне, вас так и так бы сожрали. — Эрнст опустил, что и сам не брезговал кормиться от этого стола. Зачем бедолаг лишний раз расстраивать?
Туман разливался по миру студеным молоком, казалось, он должен глушить звуки, но перед воем баншей туман оказался бессилен.
— А теперь разве не сожрут?
— И теперь сожрут, — равнодушно согласился Эрнст, — только дороже им ваша кровушка обойдется, — Эрнст протянул парочке пистолет, реквизированный за ненадобностью у покойного Константина Фрязева.
— Что, один на двоих? — все никак не мог смириться с несправедливостью устройства мира Иван. Мужичка бил озноб — и от предрассветного холода, и от мандража.
— Один вам и один мне, — выразительно похлопал себя по кобуре Эрнст. — Монетку выкиньте, кому вооружиться, что ли? — Честное слово, в его интонации не было ни капли подначки. Мокрые от сбитой росы брюки липли к ногам, нутро терзал голод, неужели Эрнст больше никогда не увидит полнолуние?
— Незачем гадать, я умею стволом пользоваться, а он — нет, — выхватил оружие из руки Зигфельда второй. — Какие у тебя руки ледяные, будто ты сам из этих...
Напрямую спросить, какого роду-племени их поводырь, Серега не решился, а Эрнст не поспешил враньем рассеивать подозрения. Уже не важно, что подумают эти двое. Жить Сержу с Ваней оставалось всего ничего, но их жизни дарили какой-никакой шанс уцелеть Эрнсту. Пока зондер-команда будет работать с этой парочкой, Эрнст постарается отыскать где-то здесь ржавеющий милицейский уазик. Точнее, передвижной сверхпространственный портал, замаскированный под желто-синее авто.
Вой баншей нарастал, эти дряни парили всего где-нибудь в полукилометре. Может, правильней было бы постараться внушить попутчикам хоть толику надежды, но у Эрнста не оставалось запала, он тоже вымотался подчистую. С великим кайфом он сейчас бы перегрыз подельникам глотки и последний раз на этом свете насосался бы крови. Но таким шагом Эрнст лишал бы себя последнего шанса, призрачного, но манящего.
— Баста, ребята, остаетесь здесь и прикрываете меня. А я пойду по этой колее, — Эрнст указал на теряющиеся в тумане почти свежие следы протекторов. — Если найду машину, вернусь за вами. И свобода — наша!
— Почему ты нас бросаешь?! — нашел еще один повод возмутиться мужичонка.
— Потому что у вас языки по земле от усталости волочатся. Без вас я найду машину в три раза быстрее.
— И вернешься? — Серега был само недоверие. Серега был сметливее и опаснее пустобреха мужичонки.
— А зачем я тогда вас из плена выдергивал? Мне нужны живые свидетели. Иначе, кто одному поверит, будто в этом районе такая дьявольщина творится? — из последних сил врал Эрнст напропалую.
— Тогда отдай второй пистолет, — для убедительности своих слов Серега направил выданное прежде оружие Эрнсту в переносицу.