Цепные псы пантеонов

Назначение будки, в которую Петров чуть с налета не впилился, он распознал в секунду. Метрополитеновская вентиляшка. И тут само собой пришло спасительное решение. В образе птицы Антон легко протиснется сквозь решетку, а человеком успеет обернуться и в глубоком подземелье, «откуда кресты на церквях не видать».

Глава 6 Между короткой и длинной цепью

Странствуя по свету, словно птица,

Преодолевая жизни путь,

Изредка, однажды, иногда, как говорится,

Я б хотел забыться и заснуть.

Дайте кораблю

минутный отдых,

Завтра он уйдет своим путем.

В дальних путешествиях, сраженьях и походах

Я, клянусь, забуду обо всем.

— Ну, здравствуй, мой герой, — больно резанул слух Антона женский голос, хотя слова прозвучали еле слышно даже в гнетущей тишине катакомб метрополитена.

Еще не обернувшись, Антон и верил, и не верил, что прихотливая судьба решила подарить ему эту встречу.

— Настя? — Вернувшийся в человеческий облик Петров блуждал по вымершим на ночь тоннелям и развязкам метро в поисках места, где бы приткнуться до утра и вздремнуть. Если повезет: в голове правил бал страшный сумбур, картинки пережитого смешивались и напоминали результат кропотливых трудов безумного клипмейкера. Воспоминания о недолгом плене под охраной баншей микшировались с откровениями вампира-шпиона и ощущениями от полета в теле чайки... И вот теперь...

— Не забыл, уже приятно, — она стояла рядом, желанная, точь-в-точь как в жизни. Колокол каштановых волос, чуть смугловатая кожа... И даже платье ее было то самое — желтые лилии на черном. Известная сентенция: желтые цветы — к разлуке.

— Но ведь ты умерла?!

— Я слышала, «Ред Ойл» взялся за Антошу всерьез? Говорят, дневной переполох по городу случился из-за тебя, на тебя охотились и, как прежде, не поймали. Упускать тебя стало у «Ред Ойла» доброй традицией. Ты все такой же. Там, где ты, у всех проблемы.

— Ведь я тебя убил, Настя! — сделал он шаг назад, когда девушка попыталась взять его под руку.

Совершенно неестественно от девушки не падала на бетон тень, ее платье не издавало ни малейшего шороха, она ступала беззвучно, будто по воздуху. И только голос, этот пронзающий сердце голос...

— Ты знаешь, — равнодушно пропустила мимо ушей Настя его крик, — я до сих пор без смеха не могу вспомнить историю, когда ты приволок совершенно зеленый арбуз, а я притворялась, будто ужасно вкусно... Сейчас там, наверху, дождь... Люблю, когда дождь, такой тихий, спокойный, шелестящий, будто листья ивы поют на ветру. Мне всегда немножко грустно, когда идет дождь, но все равно я очень люблю плохую погоду... Что может быть лучше плохой погоды? Сколько мы не виделись?

— Мне говорили, что мой яд — еще то изобретение. Неужели ты не погибла, Настя? — Антон вдыхал столь знакомый аромат ее кожи. Конечно, не ее природный запах, какие-то духи, но разве это важно? Здесь, в подземелье, аромат ее духов чувствовался еще острее среди терпкой вони, плесени и пыли.

— Ты не рад, что снова меня встретил? Знаю-знаю, ты превратился в загнанного беглеца, за тобой охотятся с пристрастием. Я бы с радостью тебе помогла, только не умею... Да что я все о печальном? Мы снова встретились, кто-то свыше дарит нам еще один шанс. — Она ступила вперед и погладила Петрова по щеке так, как только она одна умела.

— Лучше бы не было никакого открытия! Пусть тогда бы мы никогда не встретились, но мне не пришлось бы тебя убивать!!!

— Не шуми, — Настя печально улыбнулась, — здесь очень сильное эхо. Скажи, а помнишь, как с букетом гвоздик ты три часа отдежурил у моего подъезда? — Настя взяла Антона под руку. — Ты вынужден скрываться, квартира с раскладным диваном сейчас пустует... Я помню, как вечно бормотала сказки вода в трубах, как тикал древний будильник. А помнишь, как нам сладко было вдвоем доламывать твой скрипучий диван? Хотя мне это и запрещено, я заходила к тебе домой, я искала тебя, а встретила только здесь. Забавно, правда?

— Мне плохо без тебя, — сломался голос Андрея.

— Ты похудел, у тебя глаза ввалились. Мне тебя очень жаль.

И тут сбоку, где миг назад была только голая шершавая стена, раздались полные иронии слова:

— Одну минуточку!

Все-таки мышцы Антона были настроены на опасность. Петров резво дернул подбородком на звук и пересекся с полным едкой иронии взглядом вальяжно прислонившегося спиной к бетонной стене Эрнста фон Зигфельда собственной персоной. Вампир держал руки скрещенными на груди, он сам имел вид поклонника, три часа прождавшего девушку у подъезда, растерявшего все нежные чувства и дождавшегося только из принципа.

— Мы так не договаривались, — вздохнул Антон, глядя в глаза непрошеному статисту.

— Здесь еще кто-то? — Испуг Насти Антон почувствовал через державшую его под локоть руку.

— На твоем месте, — саркастически оскалился вампир, — я бы все же притормозил.

— Начинается, — вздохнув глубже прежнего, сообщил Антон Насте.

Только Насти рядом уже не было. Как появилась из ниоткуда, так и исчезла, растаяло и ощущение, будто все это происходит во сне. Зато Петров вовремя обнаружил, что, сделай он еще шаг туда, куда под руку влекла его возлюбленная, и гигантская лопасть вентилятора гильотиной рассекла бы бренное тело нашего героя на уровне солнечного сплетения. И две фонтанирующие кровью, словно в китайском боевике, половинки рухнули бы под вентилятор в яму для сточных вод.

Не успевший испугаться Антон с уважением осмотрел конструкцию: нацеленный вверх, всасывающий воздух в подземелье вентилятор диаметром превосходил торговый павильончик где-нибудь на рынке, но гудел не громче трансформаторной будки. Лопасти по ночному времени вращались с ленцой, внизу, где-то на глубине метров пяти, поблескивала серебром вода, и роившаяся там искорками мошкара выше лопастей взлетать не стремилась.

Теперь на Петрова обрушился припозднившийся страх, гадкий, подлый, до липкого пота и вяжущий из кишок морские узлы тошноты.

— И что это было? — притворяясь, будто спокоен, совершенно спокоен, абсолютно спокоен, спросил истекавший вонючим потом Антон.

— Морок, — развел руки Зигфельд и зевнул, — обыкновенный подземный морок. Здесь, в подземелье, самое рядовое дело. Просто ты в ночном метрополитене новичок, вот морок и попытался поточить зубки о твои сахарные кости, — последнюю фразу вампир добавил даже с неким сочувствием, — голодно ему, сакральному.

— Часто это здесь случается? — притворяясь, будто ему по фиг, совершенно до фени, абсолютно по барабану, но не сумев преодолеть дрожь в голосе, продолжал допрашивать Антон.

— По ночам здесь еще не то происходит. Метрополитен по мистической сущности — рана в земле. Знаешь, в мудрой древности колдуны не советовали воинам втыкать меч в землю, а тут дыра посолидней получается. Еще учитывай, что это место, «откуда кресты на церквях не видно». — Зигфельд приложил вдруг палец к губам. — Здесь, пожалуйста, топай потише. Смертные имеют дурную привычку вечно путаться под ногами.

Послышались вполне мирные голоса:

— Санек, я хочу к тебе завтра подъехать, должок завезти. Это первое, а второе...