Цесаревич Вася
Шрифт:
Николай Александрович с преувеличенным сожалением посмотрел на графинчик, незаметно погладил чуть топорщащийся карман, и отложил салфетку:
— Пойдём, Иосиф, мне намедни новый сорт сигар на пробу прислали. Лаврентий Павлович в Абхазии крутить начал. Вася, а тебе особое приглашение?
Василий ободряюще улыбнулся Лизе, до сих пор не пришедшей в себя от потрясения, но девочка махнула рукой и демонстративно отвернулась.
В курительной комнате с деда моментально слетела маска добродушного алкоголика. Василий даже вздрогнул, увидев хищника с горящими от жажды крови глазами.
— Что докладывают, Иосиф?
Император ответил не сразу.
— А что докладывать? Рано ещё докладывать, работают люди.
— Но всё же? — дед понюхал предложенное вино, пригубил, и поставил стакан на столик рядом с креслом. — Предварительные итоги известны?
— Если про графа Бронштейна спрашиваешь, то его так и не нашли. Как в воду канул. Конструкторское бюро Тухачевского расстреляли из пушек прямой наводкой. Живых не осталось.
— Что же так неаккуратно?
— Пока не ясно. Полковник Якир, отдавший приказ об открытие огня, умер от кровоизлияния в мозг после третьего выстрела, а целителей рядом не оказалось.
— Неужели Тухачевский отстреливался? Что-то на него не похоже — прошлую войну благополучно в плену просидел, и в особых геройствах не замечен. Я давно говорил, что мне его рожа сразу не понравилась.
— Граф Бронштейн рекомендовал Михаила Николаевича как прекрасного организатора и талантливого изобретателя.
— Ага, прямо рыцарь без страха и упрёка. А что же тогда Феликс арестовать его хотел? Вроде как твой любимчик, орденами до пупа обвешан, в прошлом году бароном поздравили, и вдруг такой пердимонокль.
— Да в том-то и дело, что никто не собирался арестовывать ни Тухачевского, ни его заместителя Гроховского. И Феликс Эдмундович не отдавал такой приказ, там чистая самодеятельность.
— Вот оно что! — Николай Александрович всё же отхлебнул из стакана и с одобрением кивнул. — Мой любимый «Оджалеши». На английскую работу похоже.
— Вино?
— Нет, расстрел твоих изобретателей на английскую работу похож. Точнее, на заметание следов.
— Почему так думаешь?
— А ты не помнишь что было, когда сибирский варнак Гришка Распутин князя Юсупова и Пуришкевича чугунной гантелей до смерти забил в шестнадцатом году?
— Я тогда на фронте был.
— А, ну да… Так вот, этот Гришка был весьма сильным целителем с уклоном в животноводство, и поговаривали, будто в молодости промышлял конокрадством. Его Пуришкевич откуда-то из Тобольской губернии притащил, и пристроил главным конюхом в английском посольстве. В начале шестнадцатого сей одарённый варнак уже в императорской конюшне, а в средине шестнадцатого года вдруг оказывается, что он неофициально заведует всеми закупками лошадей для артиллерии и гвардии, а мне подают на подпись утверждение его в этой должности и генеральском чине. Представляешь моё удивление?
— Да уж, — хмыкнул Иосиф Первый.
— Вот-вот, я примерно так же отреагировал, — Николай Александрович щёлкнул гильотинкой, отрезая кончик сигары. — И попросил светлейшую княгиню Ливен обратить внимание на стремительную карьеру конского целителя. Дарья Христофоровна дама в высшей степени обстоятельная и смогла бы всё выяснить, но в тот же день Гришка убивает Юсупова и Пуришкевича, а потом принимает большую дозу цианистого калия, стреляет
себе в спину из револьвера несколько раз, и ныряет в прорубь на Неве. А за ним ещё пятьдесят два человека в течение недели.— Но причём здесь англичане?
— Да вроде бы не причём, но сразу после серии странных самоубийств английский посол отбыл в Лондон, и вновь объявился в Петербурге ровно за месяц до моего вынужденного отречения.
— Думаешь, у них что-то не срослось и пришлось срочно избавляться от ненужных свидетелей?
— Англичанка гадит, — с философской грустью ответил бывший император, и окутался сигарным дымом. — Ладно, Иосиф, хватит о печальном, а то Васька у нас совсем приуныл.
— Завтра у него праздник, вот и повеселится.
— Что, опять родственники из Дании? — страдальчески поморщился Василий.
— Не любишь ты их, — с укоризной произнёс дед.
— Люблю, но на расстоянии.
В памяти Красного хорошо отложился визит толпы датских родственников на его тринадцатилетие. Толпы шумной, как цыганский табор, такой же нищей и вороватой. Потом бабушка жаловалась на пропажу серебряных ложек, сам Вася недосчитался копилки с мелочью, а у отца кто-то срезал две платиновые пуговицы с парадного мундира и спёр золотые часы вместе с цепочкой. Каждый гость ел за троих, пил за пятерых, и любой разговор сводился к просьбам выделить несколько дивизий для освобождения от немецкой оккупации некогда отторгнутых Шлезвиг-Гольштейнских земель. Заодно и Гамбург с Любеком того… освободить.
Подарок, правда, подарили, но один на всех — вышитую шёлком карту упомянутых территорий размером полтора на полтора метра. Сначала Вася хотел её выкинуть, потом решил передарить родной гимназии в качестве учебного пособия — вдруг кто-то из будущих целителей будет специализироваться на психических заболеваниях? Но всё же оставил себе как прекрасную мишень для стрельбы из новенького браунинга. Низкий поклон генерал-лейтенанту Николаю Сидоровичу Власику!
— Никаких заграничных родственников не будет, — успокоил сына император. — До первомайского весеннего бала в Гатчине никаких заграничных родственников! Соберёмся в тесном семейном кругу, подруг позовём, вино пить будем, песни петь будем. Только свои, а чужих нам не нужно.
— Подруги? — дед встрепенулся, как почуявший поживу орёл-стервятник. — С подругами я не только спою, я и сплясать могу.
Иосиф Первый проигнорировал слова тестя, а Василию объяснил:
— Я взял на себя смелость пригласить Веру Столыпину и Катю Орджоникидзе. Мне кажется, ты с ними хорошо ладишь?
— А Поликарпов?
— Это само собой.
— Хорошо, пусть тогда и девочки будут.
Император рассмеялся:
— Я ещё пригласил одного забавного, но полезного человека. Уникальный одарённый-почвенник, практически от сохи. Умудряется кукурузу за полярным кругом выращивать.
— Хрущёв, что ли?
— Ты его откуда знаешь?
— Кто-то рассказывал, — с самыми честными глазами ответил Вася. — Или в газете читал.
— Да, в газетах про его колхоз много писали?
— Про что писали?
— Коллективное хозяйство, следующая ступень развития крестьянской общины. Чему вас только в гимназиях учат?
Интерлюдия.
До двадцати лет Никита Сергеевич был обычным человеком без малейшей капли магического дара. Впрочем, его в ту пору никто не называл ни по имени, ни по отчеству, и маленький Никитка охотно откликался на обращение «эй, ты, придурок». Но всё изменила война. И как это ни удивительно, в лучшую сторону.