Цейтнот

– Если не нужен, то я поскакал.

– Скачи, - махнул рукой Ямщиков.

Жена распахнула ворота. "Кузнечик" окутался сизым дымком и, звонко тарахтя, покатил к шоссе. Вскоре вернулись Рогожкин с Ерошиным, раздосадованные и недовольные. Ямщикову было не легче, в придачу он чувствовал свою вину: ведь это он спугнул Лину. Люся помахала с крылечка.

– Приходите на выставку.

– А где будет выставка?
– оглянулся Ямщиков.

– В ДК РТИ, открытие в следующую субботу.

– Спасибо и до свиданья. Обязательно придем.

Когда садились в машину, Рогожкин оценивающе посмотрел на Ямщикова.

– Ты что, Петрович, серьезно на выставку собрался?

– А вы когда, товарищ капитан, в последний раз на выставке были?

– Давненько. Как-то в отпуске в Третьяковку ходил.

– Ну, это музей, а я про выставку.

– Тогда, пожалуй, ни разу.

Ямщиков вздохнул:

– Вот и я ни разу за всю сознательную жизнь.

– А нам когда по выставкам разгуливать?
– встрял Ерошин.
– То убийство, то разбой, то детей воруют.

– Так-то оно так, - снова вздохнул Ямщиков, - но ума и культуры от этого не прибавляется. Я вот сижу и думаю, а не дурак ли я?

– Ну, вопрос, конечно, интересный, - рассмеялся Рогожкин.
– Как сейчас говорят, однозначно не ответишь.

Машина ровно бежала по шоссе. Все молчали. Первым снова заговорил Ямщиков.

– Что-то здесь не то. Не нравится мне этот "елы-палы". Похоже, кинул нас, как первоклашек.

Капитан обернулся с переднего сиденья.

– Ну-ка, объясни.

– Да вот ни разу не спросил, что нам от Лины надо, что она натворила.

– Это ещё ничего не значит. Может, ему до фени.

– А дыра в заборе? Чтоб он да не знал? В сельпо бегают... Одни шишки да бугры в саду обретаются, побегут они в сельпо по сугробам - лаптем щи хлебать. У них все с собой привезено. В сельпо и слов таких не знают, как у них закусь называется. Если кто и побежит, так только сам Семенов. И доски он не приколотил, поторопился уехать.

– Что ж ты его не придержал?

– Дык, елы-палы, голова дубовая! Сейчас только доходить стало. Там-то все думал, куда она скрылась и все такое. И вот еще: в музеях все картины в рамах, а на выставках как?

– Погоди! Точно, все картины к деревяшкам приколочены и никаких рам, Рогожкин повернулся к шоферу.
– Слышь, Володя, "запорожца" догоним?

– Ха, да мы его уже сто раз перегнали, уже в город въезжаем.

– Нет, - подал голос Ямщиков, - я смотрел по сторонам. Не было зеленого "запорожца".

– Час от часу не легче, - пробурчал Рогожкин.
– Куда ж он делся?

На этот вопрос никто ему дать ответа не мог...

Дом культуры завода резино-технических изделий был угнетающе пуст. И то сказать - дневное время. На стене висело расписание работы кружков и секций - все вечером. Вахтерша отлепилась от вязания и на вопрос о начальстве принялась путано толковать, что Алла Демидовна ещё придет, а Маргарита Тереховна уже должна прийти. Наконец разыскали какого-то методиста, точнее, методистку. Она подтвердила, что выставка через неделю, но картины привезут за день до неё и развесят вечером, а афиши уже висят. Что и говорить, с её стороны это был лучший способ испорченное настроение милиционеров превратить в отвратительное. Уже выходя из здания, Ямщиков все-таки поинтересовался насчет рам к картинам. Методистка заверила, что как же, обязательно, хотя бы реечки по бокам... Но на улице оперативников ждал приятный сюрприз - к ДК с треском подкатил зеленый "Кузнечик", распахнулась дверца, и показался серый подшитый валенок, а затем и дурацкий желтый лампас.

– Картина Репина "Не ждали"!
– крякнул Семенов.
– С проверкой приехали, не доверяете.

– Не доверяем, - подтвердил Ямщиков.
– Куда отвезли Эвелину Медведенко?

– Да вы что, елы-палы!

Художник начал было прикидываться обиженным и валять дурочку, но через пару минут понял, что дело весьма серьезное, и выложил все, как на духу.

Лина прибежала на лыжах вся запыхавшаяся, сказала, что милиция устроила на неё облаву за антикварные дела, и попросила помочь. К милиции Семенов симпатии никогда не испытывал, антикварное дело считал полезным для искусства и истории, да и вообще любую торговлю считал делом нормальным и достойным. Посему спрятал Лину в гараже, а потом аккуратненько вывез под носом у Ямщикова, прикрыв половичком и живописными полотнами. Он предлагал ей отсидеться до вечера, а потом уже переправить в город. Но она в истерике была, в ногах валялась: исхитрись, увези немедленно. Ну, он и рискнул. Выехал удачно, не придержали в воротах, но на всякий случай съехал с дороги и переждал, пока милиция мимо проедет. А высадил пассажирку за квартал от дома Пупцова, он же у него в квартире бывал, когда картины продавал.

Ерошин пересел к Семенову в "запорожец", поехали смотреть место, где тот высадил Лину. Тем временем по рации передали данные на Пупцова. Числится в скульпторах, сколотил лет пятнадцать назад артель. Лепили барельефы для оформления красных уголков и клубов, лили из гипса бюсты вождей и гениев, не брезговали и "африканскими" масками. В последнее время перешли на надгробные памятники. Через Пупцова шли заказы и материалы. У него оседала и львиная доля прибыли. Но артель, похоже, только прикрытие для более солидных дел. В последнее время Пупцов много времени проводил в Москве, Петербурге и Таллине. Часто выезжал за границу: Швеция, Дания, Финляндия, Австрия. Пять месяцев назад у него конфисковали на таможне шесть икон, впоследствии признанных малоценными. В настоящее время Пупцов лежит в больнице, уже второй месяц: автомобильная катастрофа. Слишком разогнал свой "мерседес" по российской дороге. Заведено уголовное дело по факту смерти пассажирки. Экспертиза установила, что у машины были неисправны тормоза и рулевое управление. Оперативники тут же вспомнили этот нашумевший случай. Подвыпившая компания набилась в машину, аж восемь человек; хозяин решил показать, на что способен его лимузин. Дело было поздно вечером, асфальт, хоть и расчищенный от снега, все-таки ледовые пятнышки имел. Да ещё какой-то "шараш-монтаж" траншею поперек выкопал, положил в нее, что надо, а потом зарыл и даже не заасфальтировал, только мерзлую землю горбом навалил. С этого трамплина и прыгнул "мерседес". Его потом на куски раздирали, чтобы достать то, во что превратились пассажиры.

Квартира Пупцова не была опечатана, да оно и не полагалось: в больнице мужик, а не в тюрьме. Дверь, обитую декоративной рейкой, украшала затейливая ручка в виде литой львиной лапы. Ямщиков протянул руку в перчатке, плавно надавил. Дверь, как и следовало ожидать, не подалась.

– Что делать будем?
– спросил у Рогожкина.

Тот несколько раз надавал на кнопку звонка, пожал плечами. Распорядился:

– Ерошин остается здесь, а мы дальше пойдем.

На улице ещё раз спросили Семенова, где тот высадил Лину. Художник, нервно теребя бороду, второй раз объяснил: свернул через железнодорожные пути, проехал мимо гаражей и у домов высадил. Она помахала рукой, потом смотрела, как он развернулся и уехал. Семенов видел её в зеркало заднего вида, пока не свернул за переезд. Стояла и смотрела.

Ямщиков с Рогожиным переглянулись. Капитан начал размышлять вслух.

– Значит, убедилась, что уехал, а потом пошла в дом. Не хотела, чтоб видел?

– Глупо, - возразил Ямщиков.
– Сама же просила подвезти к дому Пупцова. Логично предположить, что, имея ключ от "хибары", имеет ключи и от квартиры. Может, в другую сторону направилась? В лыжных ботинках...

– И в приметном лыжном костюме. Переодеться надо, переобуться.

– А если смотрела на что-то другое?
– Ямщиков размял сигарету. Может, хвост отслеживала, а может...
– Он прикурил, выдохнул дым.
– Может, гаражи оглядывала. Пойдем, тоже оглядим?
– Придержал за локоть художника. Гараж Пупцова там же?

– Ну да, - неуверенно подтвердил тот.
– Вроде там.

Две секции кирпичных кооперативных гаражей с наезженной обледенелой дорогой между ними располагались вдоль железной дороги. На металлических дверях написаны номера автомашин. Вот только номера пупцовского "мерседеса" никто не знал, а связываться по радио с управлением не хотелось - много времени уйдет.

– Слышь, Кузьмич, - Ямщиков подошел к капитану, - у всех по два, по три замка висит, а у некоторых один. Значит, машины в гараже нет, воров бояться нечего. А у этого вообще, похоже, только на внутренний закрыт, неохота на пустой амбарники вешать.