Цейтнот

– Тщеславный не прятал бы своих сокровищ. Тщеславные на "мерседесах" кувыркаются. А где он машину держал?

– В музейном комплексе. Там, где художественный металл, железо всякое, кузница. Там каретный сарай пустой на усадьбе, так в нем. Договорился с начальством, там охраняют. И реставраторская тут же.

– Ясненько. Телефон там есть?

– Есть. Кроме него, никто им не пользуется. Он там один работает.

– Так я и думал, - Ямщиков повернулся к дверям.
– Так и думал.

– Вы это о чем?
– поспешила следом Игнатова.
– О чем?

– Это не о вас. Лина ему звонила. Знаете Лину? Она ему позвонила, это очевидно. Жаль, что Лину не знали. Жаль... Там японский телефон в квартире, трель наигрывает веселенькую, тоже японскую. Так что сразу понятно, откуда звонят. Она могла сказать, "Шеф, мы пропали! Дом цел, пожара не было. Ты как знаешь, а я пошла сдаваться". Или: "В гробу я всех видала. Прощай. Бог даст, свидимся". Ясно?

– Не-ет... А какой дом-то?

– Неважно. Деревенский. Важно, что он выкатил из каретного сарая тачку и через пять минут был на месте. Штык вы опознали. Все.

– Не все, - появился Рогожкин.
– Кинжал ещё не опознавали.

– Дамасский кинжал? Где он?
– оживилась хозяйка.

– Стоп! Не сейчас. Вас вызовут, и среди нескольких кинжалов будете узнавать свой, чтоб все было по закону. Пошли, Петрович, хватит на сегодня.

Но Ямщиков задержался ещё на минутку, попросил у Игнатовой взаймы трехлитровую банку с крышкой. Рогожкин сел за руль, отвез Ерошина в общежитие, а Ямщикова домой. Сам он жил рядом с управлением, ему и машину отгонять. Когда уже попрощались, Ямщиков вылез из салона, но заглянул внутрь и показал рукой на заднее сиденье.

– Ты, когда машину сдашь, то не бросай её, как попало. Мы ж гераскинский бензин не весь сожгли, литра два останется. Так я тут тебе баночку оставил с крышечкой...

– Ну, ты кержак!
– захохотал Рогожкин.

– Это точно!
– широко улыбнулся Ямщиков.
– Мы такие!