Чаганов: Москва-37

– Понятно, – Пятницкий берёт за руку гостя и усаживает его на стул. – в ком я уверен? Тогда – Вильгельм Кнорин, мой начальник отдела в исполкоме Коминтерна, Исаак Зеленский, вместе работали в Московском комитете (Собеседник загибает пальцы), Гриша Каминский, тоже знаю по Москве, с Надеждой Константиновной могу поговорить, уверен – не откажет, Литвинов-? не знаю, как то я ему не очень доверяю. Всё. Со мной – пятеро.

– Значит будет у нас большинство, Осип! – Рудзутак водружает на нос пенсне и пытается подняться.

– Постой, Ян! Погоди! – Удерживает его Пятницкий. – Допустим вывели мы их из Политбюро, а дальше что? Они могут за месяц созвать Чрезвычайный съезд (чтобы он был действительным на Чрезвычайном съезде должны присутствовать по крайней мере половина делегатов предыдущего регулярного съезда), который, как пить дать, переизберёт ЦК. Ты даже не сомневайся, сталинские агитаторы за это время их распропагандируют и от нашего ЦК камня на камне не оставят. – Не имеют они права на Чрезвычайный, – Рудзутак впервые за время встречи улыбнулся. – уже три года прошло с 17 съезда. По уставу надо собирать обычный съезд. Новое Политбюро без сталинцев, которое мы выберем на пленуме, и наши секретари на местах будут контролировать отбор делегатов на этот съезд…

– А что если не захочет Сталин уходить? – Не сдаётся Пятницкий. – Прикажет Ежову и не будет никакого пленума, а потом проведут опрос по почте и выяснится, что все наши сторонники исключены из партии, а их дела переданы в суд.

– Это как раз возможно, – кивает головой Рудзутак. – поэтому и надо хранить наши замыслы и приготовления в секрете. На пленуме не настаивать, сидеть ниже травы, тише воды. И вести работу с Ежовым…

– С этим…? Вы с ним собрались вести работу? Он – прихвостень Сталина!

– Тут я с тобой, Осип, не согласен. Ежов – обычный приспособленец, пролезший в партию после Октября. Он готов служить любому, кто у власти.

– Тем более ему нельзя доверять!

– Никто его посвящать в наши планы не собирается. Поманим высокой должностью, попросим не вмешиваться в происходящее, а после победы выбросим на помойку за ненадобностью.

– Я бы, всё таки, Ежова со счетов не сбрасывал, – лицо секретаря ЦК побледнело. – хватка у него звериная. То что он сейчас творит в аппарате Коминтерна похоже на настоящую резню. Иностранные товарищи уже предлагают удавить этого гада.

– Удавим, Осип, когда время придёт, – Рудзутак поднимается со стула. – так и передай им. Нет, ничего не говори: запрети без всяких объяснений.

Москва, Миусская площадь,

Физический Институт Академии Наук.

Тот же день, 16:00

– Костя, отвезешь Вениамина Аркадьевича в СКБ и сразу обратно. – Водитель выскочил из машины, припаркованной на небольшом пятачке уютного внутреннего дворика у фасада серого двухэтажного здания, выходящего на тихий переулок, и распахнул заднюю дверцу «эмки» перед профессором.

После встречи с Вавиловым, директором физического института, на которой удалось договориться об аренде последних недостающих приборов для экспедиции за германием, Зильберминц стал проявлять признаки усталости: усталости не физической, а скорее психологической. В конце беседы почти совсем выключился из разговора.

«Можно понять, особенно после двух месяцев изоляции в камере».

Везде, где бы мы сегодня ни были: в Гиредмете, Вимсе и других институтах, к нему подходили люди, жали руки, с чем-то поздравляли. Он расказывал им о предстоящей экспедиции и о переходе на новую работу (договорились не афишировать тот факт, что он всё ещё заключённый, тем более, что для себя я твёрдо решил добиться его освобождения к концу года). Впрочем не все его коллеги так уж радовались этой встрече, некоторые съёживались под жёстким взглядом профессора и старались скрыться за чужими спинами.

«Пусть знают, когда в следующий раз когда обмакнут перо в чернила чтобы писать донос, что и ответка может прилететь».

Пришлось и мне сыграть свою роль, к месту и не к месту вставляя фразу: «Органы ещё займутся теми, кто облыжно обвиняет честных людей. Что б им неповадно было»…

Отправляя Костю с Зильбермицем в СКБ я также немного перестраховывался, не хотел чтобы мой водитель, который стал проявлять больший чем раньше интерес к моим делам, видел нас с Курчатовым, который недалеко от входа покуривал папиросу, изредко бросая на меня выразительные взгляды.

– Добрый день, Игорь Васильевич, – крепко жму руку Курчатову. – хорошая традиция складывается: при каждой новой встрече поздравлять вас с новым успехом. Вы уже член-корреспондент Академии наук!

– Спасибо. – Поворачиваем на дорожку, идущую вдоль ограды института. – Ваше сообщение оказалось точным…

– Удалось получить доказательство расщепления урана?

– … именно так как вы и говорили, Алексей. Зинаида Васильевна (Ершова) выделила в осколках реакции радиактивный барий.

– Поздравляю ещё раз! Но… я правильно почувствовал, что в вашем голосе, Игорь Васильевич, слышится «но»?

– … только ни Мейтнер, ни Ган такого эксперимента с ураном не проводили. – Два внимательных глаза изучают моё лицо как под микроскопом.

«Блин, прокололся. Ну да, старого лжеца не так легко поймать за язык».

– Надеюсь вы не спрашивали их об этом напрямую. – На моём лице лёгкая озабоченность, не более того.

– Конечно нет, мы же договаривались. – Сердится Курчатов. – Только мир ядерной физики тесен…

– Я не мог раскрывать свой источник, чтобы не поставить его под удар. – Даже не думаю оправдываться. – Вам же понятно, что чисто теоретически после этого эксперимента открывается путь к созданию ядерной бомбы. По крайней мере, одна из групп в одной из стран уже поставила такой вопрос перед своим правительством, которое, впрочем, не спешит с выделением средств, но все важные результаты по урану на всякий случай засекретило.

Курчатов понимающе кивает головой и мы некоторое время идём по дорожке молча.

– Я обсуждал с некоторыми своими коллегами из Ленинграда возможность создания бомбы…

– С кем? – Перебиваю я его.

– С доктором физ-мат наук Харитоном и его сотрудником Зельдовичем, но я взял с них честное слово молчать о результатах моего эксперимента и нашем разговоре. – Поспешно добавляет он.

– И…

– … и они согласились со мной, что «бомба» вполне реальна. Даже взялись произвести кое-какие расчёты.

– Вам, Игорь Васильевич, следует написать письма в правительство и Академию Наук.

– Думаете настало время? – Останавливаемся, Курчатов берётся рукой за завиток ажурной железной ограды института. – Нет у меня самого ещё большой уверенности в правильности пути, так как я смогу убедить в этом наших академиков.

– Для того, чтобы получить стопроцентную гарантию, – поднимаю глаза к небу. – надо провести ещё сотни экспериментов, для которых нужны тонны урана. Для нескольких бомб – тысячи тонн. Сколько его сейчас у вас?