Чака

Тем временем Дингисвайо, то ли действительно поддавшись действию черной магии, то ли окончательно уверовав в свою неприкосновенность, без каких-либо оснований для этого продолжал продвигаться вперед в окружении нескольких девушек в качестве личной охраны. Звиде решил не упускать удобного случая и захватил в плен вождя мтетва. Продержав Великого несколько дней под арестом в своем краале, он приказал убить его. Голову Дингисвайо отрезали для приготовления еще более сильных колдовских снадобий, а тело предали земле.

Между тем армия Дингисвайо, совершенно растерянная из-за внезапного исчезновения своего вождя, пребывала в бездействии в своем лагере, пока не пришло печальное известие. Хотя и в подавленном состоянии, они все же вернулись к себе, пробившись сквозь отряды вражеских племен. Уже на обратном пути к ним присоединился Нгобока со своими воинами, который, подобно Чаке, не имел времени на подготовку к этой так неудачно составленной и трагической по своим результатам кампании.

Тем временем Чака уже выступил со своими полками, но на полпути один из вождей племени кумало, Донда, который тоже должен был присоединиться к мтетва, встретил его словами: «Куда ты идешь? Дингисвайо уже убит, а армия мтетва уходит».

Расправившись с Дингисвайо, Звиде решил, что ндван-две теперь по праву могут претендовать на первое место среди племен нгуни, и стал собирать силы для похода на земли мтетва. Но чтобы гарантировать себя от всяких неожиданностей, необходимо покончить сначала с Чакой, который угрожал его армии с фланга.

Гибель Дингисвайо означала и полный развал возглавляемого мтетва союза племен, который держался на личном авторитете Великого. Большинство союзных вождей тут же вспомнили о старых добрых временах и вышли из союза. Остальные же пребывали в состоянии полной растерянности. «Империя» мтетва распадалась на глазах. Наиболее дальновидные обратили свои взоры к Чаке, справедливо полагая, что только военный гений вождя зулу способен предотвратить вражеское нашествие. Первым в Булавайо пришел Нгомаан, приведя с собой второй полк Изи-цве, затем появился Нгобока во главе воинов сокулу. Их примеру последовали вожди нескольких мелких племен, не желавшие полагаться на милость Звиде. Группами и по одному приходили воины мтетва. Их сразу же распределяли по полкам, где они проходили курс ускоренной военной подготовки. Численность зулусской армии возросла таким образом до пяти тысяч человек.

Но несравненно более усилилась армия ндвандве. Гибель Дингисвайо, столь неожиданная и, казалось бы, непонятная, укрепила положение Звиде, и многие вожди поспешили к нему на поклон. А тут еще вождь ндвандве успел расправиться с вождями кумало и влить их воинов в свою армию. Так у Звиде оказалось в наличии двенадцать полков, примерно по тысяче человек в каждом. Будучи человеком осторожным, вождь ндвандве постарался подыскать подходящий повод для войны с зуду, чтобы обеспечить себе расположение окрестных вождей. Звиде придрался к старым обязательствам покойного Сензангаконы, который и впрямь был щедр на посулы. В ультимативной форме он потребовал у Чаки трех девушек для своего гарема, якобы обещанных ему отцом вождя зулу. Последовал обмен резкостями, в результате которого полки ндвандве двинулись к границам зулу.

Во главе двенадцатитысячной армии ндвандве стоял Номахланджана — молодой, самолюбивый и слишком уверенный в своих силах наследник Звиде, а в рядах отборного полка Ама-Нкайя шли почти все остальные взрослые сыновья вождя ндвандве.

Колоссальному численному превосходству противника Чака мог противопоставить только богатый боевой опыт и железную дисциплину своей армии. И все же для сражения в открытом поле этого было явно недостаточно — двенадцать полков ндвандве окружат и сомнут его пять полков, и дело завершится скорее всего их полным истреблением. И Чака выбрал единственно возможную для него тактику.

Но прежде всего вождь зулу принял меры невоенного порядка. Были срочно мобилизованы все способные носить оружие юноши, еще не достигшие призывного возраста, и старики, чьи военные подвиги стали уже давно достоянием прошлого. Именно этим, наспех сколоченным формированиям и поручили заботу о скоте народа зулу. Скот и припасы под их присмотром были срочно укрыты в непроходимой чаще леса Нкандла.

Вдоль берегов Умфолози, являвшейся в то время границей между ндвандве и зулу, Чака заблаговременно расставил сильные сторожевые заслоны из мобильных отрядов, состоящих в основном из воинов союзных племен под общим командованием Нгобоки. Задача их облегчалась тем, что из-за прошедших ливней вода в реке стояла высоко и переправу можно было осуществить только на бродах, прекрасно известных той и другой стороне.

Основные силы зулу было решено построить на холме Гокли, лежавшем почти у самой границы, но удаленном от реки на такое расстояние, что ндвандве не смогли бы утолять в ней жажду, не покидая поля боя на длительное время.

Гокли — холм со срезанной вершиной — идеально подходил для осуществления Чакиного замысла. На плоской его вершине можно было расположить значительный резерв, укрытый от глаз наблюдателей. Туда же доставили сосуды с питьевой водой и запас продовольствия, которого на худой конец хватило бы на несколько дней.

На рассвете решающего дня к холму Гокли приблизилась под надежной охраной вереница девушек, возглавляемая Пампатой. Они принесли горшки с пивом и новые запасы продовольствия. Прибытие этого своеобразного пополнения явилось для Чаки неожиданностью, а неожиданностей, да еще перед самым боем, он не любил. Однако Пампата тут же сослалась на приказ Нанди, и Чака сменил гнев на милость, справедливо рассудив, что лишний запас пива в такую жару не помешает. Но скоро он понял, что Пампата явилась сюда отнюдь не ради пива или снеди для его воинов — у нее явно были какие-то другие планы. Все утро она молча ходила за отдававшим последние распоряжения Чакой, но как только у того выдалась свободная минута — тут же заговорила с ним. Чака не сразу понял, к чему она клонит.

— Дингисвайо погиб, доверившись Звиде, и теперь ты покрываешь тенью своей многие народы. Ты вождь вождей и великий воин. Сегодня будет решаться судьба не только зулу, но и всех нгуни, а воинов у тебя мало. Ндвандве сильны, многочисленны и коварны, а смерть Дингисвайо прибавила им смелости и уверенности в себе. Сегодня прольется кровь многих воинов, и почти во всех краалях завтра будут оплакивать своих близких. Кто я такая? Я не жена, хотя и оторвалась уже от девушек родного крааля. Признаюсь тебе, я уже давно приготовила себе наряд замужней женщины, но только примерила его, так никогда и не надев…

В Чаке закипело раздражение.

— Ты ведь знаешь…

— О нет, мой повелитель, — впервые в жизни Пампата осмелилась прервать своего любимого, — не мне обсуждать мудрость твоих решений, и долю свою я считаю достойной зависти. Но сегодня я, как о величайшей милости, прошу тебя разрешить мне надеть одежду замужней женщины в первый и последний раз в моей жизни. И прошу я тебя об этом не из женского тщеславия — я не собираюсь красоваться в нем перед своими подругами… Вспомни историю Нонтомы. Давно это было, но знают о ней даже дети в самых отдаленных краалях. А ведь она всего лишь удержала воинов своего сына от бессмысленного кровопролития. Я же хочу сделать нечто большее: когда полки ндвандве приблизятся к холму, я пойду им навстречу в одежде жены и разденусь перед самым их строем. Это напугает и собьет с толку даже храбрейших из них, а растерявшись, они станут легкой добычей твоих воинов. Я думаю, что духи предков не взыщут с меня за этот проступок, ибо таким образом я, возможно, спасу жизни многих воинов своего народа. Меня, конечно, убьют, но что значит смерть одной Пампаты, если многие более достойные не увидят завтра солнца. Ты потомок Зулу, ты воин, ты вождь, и в день битвы ты должен думать не о Пампате, а о судьбе десятков народов, чье будущее решится исходом сражения, поэтому, прошу тебя, позволь мне исполнить задуманное мной. Если все так хорошо запомнили историю Нонтомы, то, кто знает, может, вспоминая о твоих подвигах, потомки наши вспомнят и о Пампате… — она умолкла, просительно глядя на вождя зулу.

Чака не сразу нашелся, что ответить ей, но когда он заговорил, голос его звучал мягко и задумчиво:

— Ты права, Пампата. Я и в самом деле потомок Зулу, воин и вождь. Права ты и в том, что от исхода сегодняшнего боя зависит судьба многих народов и что победа нужна нам как никогда. Но, даже выиграв этот трудный бой, я буду далеко не первым зулу, воином и вождем, который одерживает победу. Проиграв его, а поражение это будет означать гибель моего народа и крушение всех моих надежд, я все-таки буду не первым, кому изменило военное счастье. Ты, Пампата, хочешь принести себя в жертву военной удаче, и, может быть, потомки наши и впрямь будут воспевать твой подвиг. Правда, сегодня многие воины пожертвуют собой, а имена их будут преданы забвенью даже в собственных краалях, но и это не беда, ибо таков удел воина. В щедрой доброте своей ты позабыла, очевидно, что от ударов вражеских копий мы закрываемся щитом, на котором натянута бычья шкура, остальное же зависит от собственной ловкости и немалой доли удачи. Я очень хочу выиграть этот бой, и мне тоже хотелось бы сохраниться в памяти народной, но я не хочу, чтобы потомки наши вспоминали меня как зулу, воина и вождя, который в страхе перед смертью первым на щите своем вместо бычьей шкуры расплял тело своей любимой. Но я все разно благодарен тебе, Пампата, за то, что ты хотела сделать. А теперь собирай своих подруг и уходи, ибо присутствие ваше мешает воинам сосредоточиться на предстоящем им деле…