Чарли Чаплин
Шрифт:
Чаплин написал приветствие митингу «Да здравствует наш советский союзник», который проводился в Чикаго, а затем выступил в Нью-Йорке на благотворительном ужине «Искусство для России», где в своей речи объявил гостям, что «русские чистки» были замечательной вещью, и прибавил: «…этими чистками коммунисты избавились от своих квислингов и лавалей… единственные люди, которые выступают против коммунизма и которые используют его в качестве пугала, – это нацистские агенты в этой стране». Старший сын Чаплина вспоминал, что в тот период в некоторых кругах отца принимали уже не так радушно, как раньше. Его больше не приглашали на уик-энд в загородные дома богатых и знаменитых американцев.
Чаплин произнес речь, которую должны были передать по радио в СССР, и записал другую – для английской
В конце 1942 года журналист Вествуд Пеглер заметил: «Недавно Чаплин сказал, что он настроен прокоммунистически, а это значит, что антиамерикански». Пеглер обвинил Чаплина в том, что тот скрывал свои политические взгляды, пока не заработал достаточно денег, чтобы защитить собственные коммерческие интересы. Журналист задал вопрос, на который через несколько лет Чаплину все-таки пришлось ответить, причем не частному лицу, а более чем серьезной структуре: «Как и многие американцы, я хотел бы знать, почему Чарли Чаплину позволили больше сорока лет жить в Америке, не принимая гражданства?»
Чаплин всегда утверждал, что он не коммунист, хотя и выражал восхищение советским режимом. В 1943 году он еще раз бурно аплодировал СССР как смелому новому миру, который дает надежду и который манит простого человека. В этом мире, говорил Чарли, стремление к справедливости и свободе все больше расцветает с каждым годом. «Теперь, когда родовые муки подошли к концу, эта красота сохранится навек».
В начале XXI века сказанные им слова могут показаться фальшивыми, но тогда подобные чувства разделяли многие. Среди друзей и знакомых Чаплина в Голливуде были несгибаемые левые радикалы, например писатели Дональд Стюарт и Клиффорд Одетс. Он также подружился с бежавшими из Европы Бертольтом Брехтом и Фрицем Лангом, образовавшими эмигрантскую общину, атмосфера в которой была пропитана гневом и горечью. Голливуд стал убежищем для многих еврейских артистов и писателей, спасшихся от нацистов. Особенно сблизился Чарли с композитором Гансом Эйслером, хотя того и подозревали в шпионаже на СССР. Дружбу с Эйслером впоследствии Чаплину поставят в вину.
Поверить в то, что Чарли действительно был предан идее коммунизма, трудно. Он зарабатывал и продолжал зарабатывать большие деньги на фондовой бирже, и его с полным основанием можно было назвать олицетворением человека, который всего добился собственным трудом. Друзья считали его, как выражались в те времена, салонным социалистом или либералом в лимузине, готовым принять социалистические убеждения без какой-либо попытки воплотить их в жизнь.
В то же время Чаплин искренне ненавидел несправедливость и угнетение. Всю свою жизнь он боролся против авторитарного контроля и власти. Однажды Чарли признался: «Я знаю, что такое унижение, а унижение – такая штука, которую не забудешь никогда». Этот урок он усвоил в детстве. Правильнее было бы сказать, что Чаплин был приверженцем свободы со склонностью к анархизму. Но свободы он требовал для себя и добился ее сам. Он не желал знать, к примеру, какой сегодня день недели, и никогда не носил часов. Этот неистовый индивидуализм и стал основой его политических взглядов.
Возможно и более простое объяснение, поскольку, как сказал Тим Дюран, в глубине души Чарли тщеславный человек, и он это признает. Ему нужно удивить людей, вызвать к себе интерес.
В конце 1942 года в жизнь Чаплина снова вошла Джоан Берри, хотя, если быть точными, она из нее никуда и не уходила. Об их непростых отношениях рассказывают разное. Берри была в Нью-Йорке, когда Чарли выступал на собрании в Carnegie Hall, и скорее всего билет на поезд из Калифорнии ей оплатил именно он. Впоследствии Джоан утверждала, что у них были интимные отношения и в то время. Возможно, она сделала еще один аборт. Возможно, снова были пьяные сцены в доме на Саммит-драйв и рядом с ним. В любом случае эта непростая и в каком-то смысле
загадочная история лишь подчеркивает, каким непредсказуемым и деспотичным был Чаплин в личной жизни.Вечером 23 декабря 1942 года Берри неожиданно явилась на Саммит-драйв. Чаплин то ли отказался открыть ей дверь, то ли предложил подождать. Джоан вскарабкалась по садовой лестнице на второй этаж и все-таки проникла в дом. В руках у нее был пистолет. Берри направила его на Чаплина, но угрожала покончить с собой. В это время, в половине третьего ночи, к дому подъехали сыновья Чарли. Они увидели лестницу, приставленную к окну отцовской спальни. На траве лежали пара женских туфель, шелковые чулки и сумочка. Парни поняли: что-то случилось.
Они бросились в комнату. Чарли жестом остановил сыновей и спросил, что они тут делают. Похоже, Чаплин забыл, что Чарльз и Сидни здесь живут… Потом сказал, чтобы они шли к себе, и опять обратил свой взор к Берри, которая не выпускала из рук пистолет. Они проговорили около полутора часов, после чего решили, что пора спать. Джоан положила оружие на ночной столик. Потом Чаплин шутил, что никогда раньше не занимался любовью с заряженным пистолетом у головы. «Он сказал, – утверждала Берри, – что это нечто новенькое».
Второй раз Джоан пришла на Саммит-драйв неделю спустя и пробыла у Чаплина около часа. Затем он предложил отвезти ее домой, но по дороге они снова поссорились. Тогда Чаплин «доставил» Берри в ближайший полицейский участок и оставил там. Эта женщина опять стала для него серьезной проблемой. На следующий вечер охранник увидел, как она с пистолетом в руке крадется по саду у дома на Саммит-драйв. Оружие секьюрити отобрал, а сама Джоан сбежала.
Берри добралась до дома подруги, которая позвонила в полицию Беверли-Хиллс и в редакцию газеты Los Angeles Herald Examiner. Она сообщила, что Чарльз Чаплин избил Джоан и та угрожает покончить с собой. Через несколько часов Берри обнаружили на переднем сиденье автомобиля якобы без сознания. В полицейском рапорте сообщалось, что она приняла большую дозу снотворного. Вызвали врача. Тот констатировал симулирование попытки самоубийства. После этого Джоан обвинили в бродяжничестве. На следующий день ее приговорили к 90 дням тюремного заключения и запретили в течение двух лет появляться в Лос-Анджелесе.
Конечно, Берри вернулась раньше. В начале мая 1943 года она опять явилась на Саммит-драйв, чтобы сообщить Чаплину, что снова беременна. Джоан проникла в дом через черный ход и поднялась по лестнице в спальню Чарли. Она рывком открыла дверь и увидела в его постели обнаженную женщину. Сам Чаплин, полностью одетый, сидел на краю кровати.
Картина вызвала у Берри истерику. Она сбежала вниз. Чаплин последовал за ней и попросил подождать у бассейна. Он пообещал выйти и поговорить с ней. Джоан ждала 20 минут, а затем, разозленная его долгим отсутствием, разбила пепельницу и безуспешно пыталась перерезать осколками запястья. Дворецкий Чаплина отвез ее в гостиницу.
Берри начала использовать другие средства для атаки на Чаплина. Следующим утром она отправилась домой к Гедде Хоппер, американской актрисе и обозревательнице светской хроники, специализировавшейся на слухах о мире кинематографа и жизни его звезд. Джоан сообщила, что Ч.Ч. обещал сделать ее актрисой, а потом соблазнил. Теперь она беременна от него, а Чарли не желает ее знать. Хоппер отправила Берри к своему врачу, который подтвердил – женщина ждет ребенка. Гедда почуяла сенсацию, но нужно было проверить факты и выяснить подробности.
Обнаженная девушка в постели Чаплина была Уной О’Нил, дочерью знаменитого драматурга Юджина О’Нила. Они познакомились в 1942 году. Уне было 17 лет, и Чарли ее предложили как кандидатку на роль Бриджет в экранизации пьесы «Призрак и действительность», хотя эта роль изначально предназначалась Джоан Берри. Уна О’Нил привыкла к жизни среди богатых и знаменитых. Она сменила несколько частных школ и сама стала, что называется, лицом Нью-Йорка. Светские хроникеры называли Уну знаменитостью в мире завсегдатаев кафе, а весной 1942-го она была удостоена звания «дебютантка года». Именно тогда Уна решила бросить учебу в колледже Вассара и стать киноактрисой.