Чародей поневоле (сборник)

Она обняла дрожащее дитя, прижала к себе и стала тихонько приговаривать:

— Ну-ну, будет, все хорошо, мой любимый. Мамочка здесь. Она никому не даст тебя в обиду,— Она еще крепче обняла свое дитя и стала гладить по щеке. Наконец ребенок утих.— Ну, Артур, вот и славно. Что тебе приснилось?

— Страшила, мамочка. Он гнался за мной, и… и у него был большущий острый ножик.

Этель поджала губы. Она качала ребенка и смотрела на пламя светильника.

— Страшилы живут за морем, мой милый. Сюда они не могут добраться.

— А Карл говорит…

— Знаю, знаю. Мама Карла пугает его, говорит, что страшилы заберут его, если он будет баловаться. Но это просто глупости, мой милый, какими путают глупеньких маленьких детишек. Ну а ведь ты у меня не глупенький, верно?

Артур помолчал, уткнулся носом в складки материнского платья и пробормотал:

— Я… не глупенький, мамочка.

— Ну конечно, не глупенький,— улыбнулась мать, потрепала мальчика по спине, уложила в кровать и хорошенько укрыла одеялом.— Вот какой у меня храбрый мальчик. Мы ведь с тобой знаем, что страшил не бывает, правда?

— Правда, мамочка,— не очень уверенно отозвался Артур.

— Спи крепко, милый,— сказала мать и тихо прикрыла дверь.

Светильник отбрасывал на стены тени, и они плавно танцевали. Малыш лежал, наблюдая за этим танцем света и теней.

Потом вздохнул и повернулся на бок. Веки его отяжелели и уже готовы были сомкнуться, когда взгляд его случайно упал на окно.

В окно заглядывала огромная бесформенная рожа с маленькими сверкающими глазками, мясистым носом и провалом рта, в котором желтели квадратные зубы. Косматые коричневые волосы выбивались из-под блестящего шлема с крыльями.

Страшилище ухмылялось, глядя на ребенка, его свинячьи глазки масляно сверкали.

— Мама! Ма-а-а-а-а-а-а-а-а-ма! Страшила!

А чудище осклабилось и тремя ударами обитой сталью дубинки сокрушило прочнейшую бревенчатую стену.

Ребенок вскрикнул, вскочил с кровати и побежал, прихрамывая, к тяжелой двери спальни.

Чудище забиралось в спальню через пролом в стене.

Дверь распахнулась настежь. Мать в ужасе прижала к себе дитя и стала кричать, призывая мужа. А потом она развернулась и побежала прочь.

Чудовище басовито, противно расхохоталось и бросилось за ней следом.

А в другом доме жуткое чудище схватило ребенка за лодыжки и стукнуло головой о стену. Потом оно размахнулось своей тяжеленной дубинкой, отбило меч отца, вогнало дубинку в его живот, снова размахнулось и изо всех сил ударило по виску. Хрустнула кость, хлынула кровь.

Мать попятилась, крича, а чудище подобрало оброненный ее мужем меч. Оно развернулось к женщине, небрежно отодвинуло ее в сторону взмахом дубинки, а затем одним могучим ударом сокрушило фамильный комод.

В это время в первом доме пролилось масло из светильника, упавшего на пол, и пламя объяло пол и стены.

Горели уже и другие дома.

Женщины и дети, крича, разбегались, а за ними, хохоча, гнались страшилища.

Деревенские мужчины хватали топоры и гарпуны и бросались на защиту жен и детей.

Но страшилища крушили их черепа обитыми сталью дубинками, разрубали грудь огромными, острыми как бритвы секирами и шли вперед, оставляя за собой груды изуродованных тел.

Но вот громом прогремел конский топот, и в деревню влетел отряд конников. Это заметил пламя пожарища местный лорд. Он и привел в деревню конный отряд, который встал на пути у страшилищ.

— Копья к бою! — прокричал лорд.— Вперед!

Но страшилища только расхохотались.

Конники опустили копья, вогнали шпоры в бока лошадей, бросились вперед… и застыли — и кони, и люди не могли тронуться с места.

Каждый из страшилищ переводил взгляд с одного воина на другого, потом — на третьего и снова возвращался взглядом к первому, на краткий миг задерживая его.

Конники, все как один, раскрыли рты, выпучили глаза. Из онемевших пальцев вывалились копья.

Медленно-медленно сделали кони шаг вперед, покачнулись, шагнули снова. Их всадники были неподвижны. Плечи их повисли, руки болтались как тряпки.

А маленькие свинячьи глазки страшилищ сверкали. Ухмылки их стали шире, они довольно закивали.

А кони все так же медленно, спотыкаясь на каждом шагу, двигались вперед.

Страшилища победно возопили, их дубинки взметнулись и упали на головы лошадей. Следом взлетели вверх топоры и ударили, глубоко вгрызаясь в плоть всадников. Те упали, поверженные, из седел, заливаясь кровью. Слетали с плеч головы, хрустели кости под тяжелыми подметками — страшилища, хохоча, протопали по телам убитых всадников и взломали двери деревенского амбара.

Граф Баиччи, вассал герцога Логира, лежал обезглавленный в грязи, и кровь его, вытекая, смешивалась с кровью его конников и просачивалась в высохшую, жадную до влаги землю.

Женщины и дети, успевшие добежать до холмов, в ужасе смотрели, как горят их дома, а корабли-драконы, низко осевшие на волнах под весом добычи, уходили за отмель.

А когда корабли поравнялись с мысом, ветер донес до уцелевших жителей деревни эхо мерзкого хохота.

Эти вести дошли до короля Туана Логира, в столицу Раннимед, и король пришел в ярость.

Разгневалась и королева.

— О нет! — бушевала она.— Эти дьявольские отродья огнем и мечом сметают с лица земли деревню, убивают мужчин и бесчестят женщин, а детей, верно, уводят в заложники, а ты, как ты намерен поступить? О, конечно, ты не станешь мстить за это!

Ей было немногим больше двадцати, да и король был едва старше ее, но он сидел прямо, словно окаменел, и лицо его было серьезно и спокойно.

— Каково число погибших? — вопросил он.

— Все мужчины в деревне погибли, ваше величество,— отвечал гонец, еле сдерживая тоску и страх.— Сотня и еще пять десятков. Четырнадцать женщин и шестеро детей. И еще двадцать добрых конников и граф Баиччи.

Глаза королевы округлились от ужаса.

— Сотня и пять десятков…— проговорила она помертвевшими губами.— Сотня и пять десятков…— А потом добавила громче: — Сто пятьдесят женщин овдовели за одну ночь! И дети… Шестеро детей убито!

— Да помилует Господь их души,— негромко сказал король и опустил голову.

— О да, молись, молись! — фыркнула королева.— Твои подданные лежат, истекая кровью, а ты будешь только молиться! — Она повернула голову к гонцу: — Были ли обесчещены женщины?