Чароплет
Шрифт:
На памяти Никодимуса ни Скиталец, ни его адепты никогда не пользовались хтоническими языками, а значит, его заклинания разглядеть не должны.
Итак, одиннадцать ликантропов, не считая Скитальца в волчьей шкуре. Никодимус вытянул из плеча еще четыре сжатых пружиной заклинания и метнул в четырех волков, стоящих дальше всего от Скитальца. От соприкосновения с этим гадом заклинания попросту развеются.
Но это Никодимуса не беспокоило. Ловко отлепив со спины пять разрывных текстов, он прицепил их к только что запущенным фразам-наводчикам и, перехватив поудобнее сперва одно,
Остальные ликантропы присели и принялись озираться в недоумении. Никодимус запустил вторую текстовую гранату. Еще одного ликантропа разметало в клочья.
Теперь остальные, не дожидаясь продолжения, кинулись за деревья. Скиталец попытался призвать их к порядку, скалясь и рыча, но потом и сам последовал их примеру.
Никодимус ухватил три оставшиеся наводящие фразы, которые заплясали в воздухе, словно удилища с клюнувшей рыбой. Через несколько мгновений они затихли, из чего следовал вывод, что ликантропы укрылись за стволами. И тогда Никодимус метнул оставшиеся три гранаты, выдержав секундный интервал между первой и второй и гораздо дольше перед третьей. Хотел продемонстрировать, что никуда не торопится.
Получилось.
Трое ликантропов опрометью метнулись прочь из рощи. Один из оставшихся, словно свихнувшись, с рыком отбивался от невидимого противника, который раз за разом валил его на землю.
Никодимус скривился. Еще один дух. Только ликантроп, в отличие от какографа, не способен развеивать текстовые призраки одним прикосновением, поэтому невидимые челюсти медленно, но верно раздерут его в кровь.
Минуту спустя точно такой же атаке подвергся другой ликантроп. Третий без оглядки пустился наутек.
Никодимус посмотрел на расплывающийся силуэт Скитальца. Чудовище, поспешив на помощь адепту, каким-то чудом расшвыряло призраков. Но теперь уже волк, напуганный и растерянный, кинулся на своего повелителя. Тот взмахнул огромной когтистой лапой, отвешивая несчастному оплеуху, и в ночи отчетливо прозвучал треск проломленного черепа.
Последний ликантроп сбежал.
Никодимус остался со Скитальцем один на один. Чудовище снова завело свой речитатив.
— Джей Амбер! — выкрикнул Никодимус.
Силуэт сразу же обрел резкость. Стало видно, что из ликантропского тела в районе грудной клетки и живота выпирает паразитирующий торс Скитальца.
— Джей Амбер-р-р… Дже-е-ей Амбе-е-е-ер… Дже-е-е-еймбе-е-ер, — тоскливо завыло чудовище на разные лады.
Никодимус ждал.
— Ловишь меня в словесный капкан. Капкан, как он. Заклеймил моим же именем. Забрал, бер-р-и. — Он повернулся к Никодимусу. — Будешь жечь глаголом, ранить острым словом. Черная душа, Никодимус. Черствая. Клеймит словом и мажет рот навозом.
Никодимус не понимал, что все это значит. Но его это мало волновало.
— Джей Амбер! — выкрикнул он снова.
— Джейамбе-е-ер, —
взревело чудовище, словно подстегнутое кнутом. Плечи его опустились, он весь ссутулился, сжался, будто признавая поражение.А потом вскинул голову, втягивая носом воздух. Огромный ликантроп вразвалку двинулся к одному из павших собратьев, широко распахнул пасть, и оттуда высунулась голова с плечами, густо перемазанная чем-то блестящим и вязким — наверное, слюной.
— Голод не тетка, в лес не убежит, — раздалась очередная порция бреда, и протянувшаяся из пасти блестящая рука потащила тушу растерзанного ликантропа поближе, чтобы удобнее было чавкать.
— Джей Амбер! — воззвал Никодимус.
Словно огромный длинный язык, человеческое тело втянулось обратно в пасть. Чудовище встало на дыбы, задрав в воздух передние лапы.
— Сволочь, прочь! — огласил окрестности истошный крик. — Прочь, сволочь, и не трогай меня, не лезь ко мне своим каленым словом, своим закаленным алмазным умом. Вываляй свои глаза в грязи, вываляй свои…
Никодимус отлепил и метнул в труп рядом со Скитальцем фразу-наводчик, а потом плавным движением запустил гранату. Чудовище опрокинула на бок волна крови и костной шрапнели.
— Ну же, Джей Амбер! — крикнул Никодимус. Скиталец вскочил и ринулся на него. Никодимус закинул руку за голову, нащупывая самое мощное свое заклинание, однако в десяти шагах Скиталец, остановившись, присел на задние лапы. — Ты напал на женщину в моем лагере, — начал Никодимус. — Чарослова и целительницу. Ты похитил ее память и слух.
Чудовище замотало головой.
— Нетнетнет!
— Да.
— Не было там памяти в помине. И слуха слыхом не слышно было.
— Заткнись.
Скиталец припал к земле.
— Что ты с ней сделал?
— Должен был поймать тебя днем с огнем, чтоб сверкал изумруд и алмазный разум завершился разом. Но я хотел ее посмотреть, пощупать, узнать, что она такое есть. А он колется, он жжется как лед. Он у нее. Весь у нее.
— Что у нее?
— Алмазный разум. Весь ра-а-а-зом!
Никодимус угрожающе шагнул вперед, и чудовище съежилось.
— Не юли, объясни толком! Что у нее?
Скитальца била дрожь.
— Демон не знал, что я могу ее схватить. Память запамятовала, слыхом не слыхивала.
Никодимус глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться.
— Поэтому ее праязык так ярко сияет?
Скиталец кивнул.
— А теперь второе чадо прибыло в город, прямо от маменьки. Нашей маменьки. Любимое чадушко.
— Второй дракон?
Чудовище, содрогнувшись, попятилось.
— В страшном сне не приснится. У них разум не испорчен, не чета нам. Нам. Ням-ням. У них разум хрустальный. Кристальный.
— У кого?
— У демонов. У драконов. — Он потряс головой. — Демонический разум подобен алмазу.
— Да объясни ты по-человечески!
— У них разум стерильный, стиральный, стабильный.
Никодимуса захлестнула ярость.
— Ты можешь вернуть Франческе память или слух?
— Нет-нет-нет. Ни в жизнь. Ни в жизни там такого не было.
— Как ты нашел наш лагерь, который мы столько времени благополучно скрывали?