Чарусы

– Напугала, – прыснула смехом Лета. – После прошлого раза мне уже ничего не страшно. Ну, пока.

Василиса вышла из ванной. Дорисовала наконец лавандовые поля, на следующий день доделала бутоньерку. Копаться в огороде быстро надоело, тем более что талант к садовничеству у Василисы отсутствовал напрочь, и бабушка быстренько отправила её «погулять в городе».

Пошатавшись по улицам среди туристов, Василиса зашла в «Ойме». Была кофейня, стала чайная, хотя почти ничего не изменилось. Разве что в меню появился выбор чаёв и пряников. Угостившись иван-чаем со смородиной и лавандовыми пряниками с начинкой из синих ягод, Василиса всё-таки обдумала идею, возникшую ещё вчера, пока мама везла её к бабушке.

Всё-таки придя к согласию с собой, Василиса купила сет из пончиков и пошла к центру города. Погода стояла самая что ни на есть июньская – тепло, но ещё не жарко. Мошкара уже исчезла. Кругом множеством разноцветных пятнышек благоухали цветы, в парке бил фонтан, пахло свежей зеленью.

Василиса миновала парк и дошла до городской больницы. Вот они исторические поселения – все значимые учреждения находятся в старинных домах. Так что, пройдя через сад, Василиса вошла в здание бывшего дома городского головы.

Купила бахилы, нашла неврологическое отделение. Она же выспросила у мамы, куда отвезли Гаврила. И от Натальи Львовны узнала, что ему вроде бы стало получше.

Дошла до нужной палаты, вдохнула поглубже и заглянула в приоткрытую дверь. Гаврил сидел на койке у окна, вытянув ноги. Повезло – других пациентов рядом не было.

Василиса постучала в косяк. Гаврил обернулся. Против света она выглядел скелетом, обтянутым кожей. Снова вспомнился Вася. Что-то давно его не видно.

Выбросив мысли о нарядном ходячем скелете, Василиса спросила:

– Можно?

– Можно, – пожал плечами Гаврил.

Василиса прошла мимо коек, осмотрелась. Стульев не было, так что она устроилась на краю кровати, у спинки которой лежал скрученный в рулет матрас.

– Как ты? – спросила Василиса, стараясь придать голосу спокойствия. Хотя фиолетовые круги на пол-лица Гаврила, его тощие руки в бинтах, капельница и выпирающие из-под футболки ключицы пугали.

– Сносно, – вяло отозвался Гаврил.

Ещё несколько секунд они просидели молча.

– Что врачи говорят? – предприняла ещё одну попытку к общению Василиса.

– Нервный срыв и обморок на фоне переутомления. Травмы мягких тканей. – Гаврил шевельнул кистями.

– А на самом деле?

Гаврил отвернулся и молчал, глядя в окно.

– Мне один человек сказал, что в такой ситуации у него было ощущение, что под кожей что-то ползает. И он попытался это вырезать.

– Кто это тебе сказал? – быстро спросил Гаврил.

– Неважно. – Василисе не хотелось «сдавать» Давида Юрьевича. – Важно, что ты – не первый. А если им кто-то не понравится? Или дорогу перейдёт? Или не так посмотрит?

– Ты просто не понимаешь, – покачал головой Гаврил. – Тебе не понять, как жилось Зое в посёлке. Как ей в спину плевали. Как ей бабушка всё запрещала, чтобы она не стала похожей на мать.

– А она всё равно стала, – пробормотала Василиса, глядя в сторону.

– Ей просто хочется, чтобы её нормально воспринимали, чтобы её кто-то любил.

– А что, бабушка не считается?

– Ты не знаешь, каково быть изгоем.

– Ну да, – улыбнулась Василиса, пытаясь задавить подступающие слёзы. – Где уж мне понять такую тонкую и ранимую натуру. Я же всего лишь хромоножка, и мне всего лишь предстоит жить с этим всю жизнь. В деревне. Где я никогда не стану своей, потому что приезжая.

Гаврил хотел что-то сказать, но Василиса его перебила:

– Да ясно, это же другое. Зоя – страдающая душа, а я – мохнатая гусеница. И мне до неё как треснувшему кирпичу до Давида Микеланджело. Ладно. Вот тебе пончики из «Ойме». Сам не съешь, так угости кого-нибудь. – Василиса поставила коробку с пончиками на койку и поднялась. – Всё, я похромала. А ты давай поправляйся.

– Опять ты передёргиваешь.

– Ну, такая вот я гусеница. Бабочкой уже не стану. Пока.

Кажется, Гаврил сказал что-то ещё, но Василисе надоело биться об стену. То ли приворот ещё действовал, то ли он правда верил в то, что говорил. А может, и то, и другое. Намеренно сильно подволакивая ногу, она вышла из палаты.

Ещё поболталась по парку, поела ягодного мороженого в летнем кафе. И услышала знакомый, хорошо поставленный, голос:

– Теперь вы можете погулять по парку и купить сувениров вон в тех торговых рядах. Собираемся у входа, где остался наш автобус, через два часа. Всем приятного времяпрепровождения!

Толпа туристов рассосалась, и к витрине кафе подошла Аня в цветастой форме гида. Сестра страшной Киры, с которой Василиса трудилась целых два дня в монастыре.

– Минералки без газа, пожалуйста. – Аня оплатила воду и натолкнулась взглядом на Василису. – О, привет.

– Садитесь, пожалуйста, – указала Василиса на свободный стул за своим столиком.

– Спасибо, – улыбнулась Аня, усаживаясь и открывая бутылку. – Кстати, можно на «ты». Как дела?

– Сносно, – повторила слово Гаврила Василиса и настроение сразу поникло.

– Не сработало? – сочувственно спросила Аня, отпив из бутылки.

– Зачем ты меня туда направила? – прямо спросила Василиса.

Аня чуть не поперхнулась. Прокашлялась, отряхнула форменную блузку в народных узорах.

– А ты что, добралась?

– Угу, – кивнула Василиса. – То ещё приключение.

– И что там было? – Аня подалась вперёд и сверкнула глазами. Прямо как в кино.

– Чудовища. Видения. Будка с иконой посреди болот.

– С какой иконой? – быстро спросила Аня.

– Я не разбираюсь. Одно могу сказать точно – желания там действительно исполняются. Правда, как ты и говорила, только по одному на человека. И могу поспорить, что и желание у всех одно и то же – выбраться из этого кошмара.

– Ух ты, – выдохнула Аня, откидываясь на спинку стула. – Теперь среди моих живых знакомых снова есть человек, который там побывал.

– Жи-вых? – медленно переспросила Василиса.

– Мне про это место бабушка рассказывала. Давно. Её уже нет. – Аня погрустнела. – Я и сама пыталась туда добраться, да не вышло. Плавала на лодке по болотам три дня, и всё.

– И ничего не видела? И голосов не слышала? – удивилась Василиса.

Аня только помотала головой, пожав плечами.

– Чудно.