Чары колдуньи

— Веди нас! Веди! — снова требовали киевляне, на лицах которых отражались гнев и решимость.

Все были так возмущены вероломством недавнего противника, что забыли, а с чего, собственно, вздумали с ним мириться?

— Стойте, стойте! — немного опомнившись, попытался унять их Аскольд. — Ведь сам Мстислав по уговору заложников мне пришлет!

— Не пришлет! Обманет!

По спине пробежал холодок: а вдруг и правда обманет?

— Но ведь богами клялся Мстислав, что пришлет мне в залог сына своего старшего! — кричал Аскольд, стараясь одолеть общий шум. — И сами вы, и жрецы послухами были, наши и деревлянские! Если обманет, земля не сносит его, проклятого!

Народ приумолк, прислушиваясь к его словам. Как оказалось, к несчастью.

— Был уговор, — подтвердил Держава. — Но ведь и ты, княже, ему заложников обещал. Кого?

Повисла тишина, накрывшая Аскольда ужасом гораздо более сильным, чем недавний крик. Кого он обещал Мстиславу? И что он теперь мог сказать? Тебя, Держава? Тебя, Избыгнев? У Мстислава семья не слишком велика, но все же — жена, сыновья женатые, внуки… А у него, Аскольда, кто? Старуха Елинь — кому она нужна? Хоть и знатного рода, да сама помрет не сегодня завтра. Остается жена…

— Я не обещал ему залога, — собрав все самообладание, холодно ответил Аскольд. Ему было уже все равно, насколько правдоподобно это звучит: если не поверят — больше прикрываться нечем. — Это не я собрал на него войско, а он на меня. И это он должен был мне заложников дать в знак своей готовности соблюдать мир. Но он говорил одно, а думал другое. И решил сам раздобыть себе заложников — мою жену и дочь.

— Так веди нас на Мстислава! — после мгновенной заминки потребовал Воибор, будто напомнил о случайно забытом, и решительно взмахнул здоровой рукой.

— Веди! Веди! С нами Перун! С нами Перун за дочь его! — заревели вокруг сотни голосов, так что Аскольд едва не оглох.

Закрыв глаза, он ждал, когда рев стихнет.

— Мы не можем сейчас биться с Мстиславом, — напомнил он, почти не надеясь, что его услышат. — У нас на пороге русь.

— Как это — не можем? А княгиню отдать можем? — закричали опять со всех сторон. Люди не могли поверить, что князь не хочет идти вызволять собственную семью. — Русь, не русь — не оставлять же ее деревлянам!

— Без Огнедевы не будет удачи! Не даст Перун!

— И русь не одолеем!

— Пропадем!

— Если придется биться с деревлянами и русью разом, тогда пропадем! — гаркнул Аскольд, выведенный из терпения их тупой горячностью. Голос его сорвался, и дальше он продолжал гораздо тише и сипло: — Мужи вы зрелые или мальцы беспортошные? Не можем мы одной рукой с русью сражаться, другой — с деревлянами! Нужен мир с Мстиславом — хотя бы пока русь не разобьем! Нужна ему княгиня — пусть будет у него! Иных разобьем — и ее вернем! А пока нет нам от бога позволения биться с Мстиславом!

В дальних рядах толпы стояли ропот и галдеж: люди переспрашивали, не разобрав слов, не верили, что именно он это говорит. А старейшины молчали, недоуменно переглядываясь. На лицах были изумление, возмущение, недоверие и растерянность. Аскольд видел, что если не все, то некоторые догадались: княгиня вовсе не похищена.

— Ступайте, люди, по своим домам, — осипшим голосом велел он, устав от всего этого. — Русь на пороге. Не до женщин сейчас…

Никто ему не возразил, и Избыгнев послушно попятился, дав знак остальным: расходитесь. Аскольд мог бы надеяться, что одержал победу, но торжества не было. Наоборот, его опасение и тревога все росли. Нарочитые мужи пошли прочь, еще не переговариваясь, но обмениваясь многозначительными взглядами. За ними повалила и вся толпа. Аскольд мог бы испытать облегчение, но даже глупые бабы, уходя, смотрели на него так, будто он у них на глазах превратился в волка… или умер…

Наконец двор почти опустел, остались только свои кмети и челядь. Тиун и Кудеря так и стояли возле двери жилой избы.

— И чтоб ни слова никому! — грозно бросил им Аскольд, заходя внутрь.

Баба тут же мелко закивала, однако в глазах ее виднелась уверенность: это не поможет.

На княжьем дворе наступила тишина, но киевские горы забурлили. Мгновенно разнесся слух: князь продал княгиню! Отдал Мстиславу деревлянскому! А все потому, что она заступалась за народ и богов! Недаром князь не хотел приносить жертву Перуну, а она принесла! Она спасла войско! Позволила сыновьям и мужьям вернуться живыми, вымолила их у Перуна и Марены! А князь за то невзлюбил ее! А теперь она в плену! Будто Леля у Кощея…

Народ был напуган не меньше, чем в памятную ночь, когда якобы напали деревлянские оборотни, чтобы унести из плена княжича Борислава. Но нынешняя потеря была гораздо страшнее. Князя вслух обвиняли в том, что он отдал врагу Огнедеву и тем обрек все племя на г'oре — без нее, своей любимицы, боги не дадут удачи. Все разом вспомнили, как неудачлив их князь был ранее: и дети у него не жили, и жены умирали, и неурожаи выпадали один за другим, и от окольных племен обиды терпели…

— Она и хлеб нам принесла, и деточек родила князю! — толковали бабы, собираясь кучками. — Без нее все пропадем, без матушки нашей!

— Что делать? Как ее воротить?

— На деревлян идти!

— А кто поведет? Князь не хочет!

— Князь с ними заодно!

— Погибели нашей желает!

Спускались сумерки, разгоняя народ по домам. Но едва ли кто мог уснуть спокойно: впервые за много лет киевляне ложились с чувством, что у них нет князя. Оказавшись как бы заодно с деревлянами, он сделался в глазах полян первым врагом. Старейшина расходилась позже всех, и еще было неизвестно, что решили нарочитые мужи. Но общее настроение было таково, что крикни кто-нибудь: «Прочь Аскольда!» — и народ кинулся бы громить княжий двор.

Вот и выходило, что хоть князь Мстислав не выиграл битву с полянами, он малой кровью добился почти того же самого, что могла бы дать ему самая решительная победа.

Глава 8

Спал князь Аскольд глубоко, будто провалился в черную яму, и лишь мелькали отрывочные видения: широкое поле в сумерках, то ли снегом засыпанное, то ли еще чем-то серым… и только вдали полыхал огонь, как густая цепь костров, разложенных вдоль всего виднокрая… Просыпаться было тяжело, и он дольше обычного не выходил из дома, но понимал, что выйти надо — уж больно тихо снаружи, не к добру…

— Княже! — В истобку из сеней заглянул кметь. — Там на Подоле купцы смолянские. Говорят, русь уже в Любичевске!

— Что? — Аскольд так и подскочил, с усилием стряхивая сонливость.

Любичевск, один из трех стольных городов Саваряни, располагался выше по Днепру, и пути оттуда вниз по течению было два-три дня.

Торопливо одеваясь, князь лихорадочно соображал. Если те купцы видели русь в Любичевске и эти три дня сами потратили на дорогу сюда… то русь может быть уже на пороге! Уже на пристани! Или до купцов лишь доходили слухи об их приближении? Или русь собиралась в Любичевске задержаться? Что там произошло? Была битва или князь Ехсар тоже оказался предателем? А если битва состоялась, то чем кончилась? Но если купцы сумели уйти невредимыми и увезти товары, значит, все пока не так страшно. Да, но сумели или…