Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра

– В самом деле? – весело изумился Роджер.

– Представьте себе! Нормальным людям Град Петров противопоказан категорически. И коли уж вы притащились сюда искать свои зловредные иголки, то не мешало бы вам переключиться на волну местного безумия – иначе не поймёте здесь ни черта!

Как большинство исконных москвичей, Алексей Ледогоров к Петербургу относился с недоверием и лёгкой опаской («Красив, конечно, Питер, дьявольски красив. Но в том-то и штука, что – дьявольски! Не божеский это город, ох, не божеский!»). И проникаться нутряным его духом подполковник не рвался.

– У меня со временем не густо, чтобы истоптать все ваши Павловски и Петергофы. Так что «свихнуться по-питерски» вряд ли успею.

Но Платонов, кажется, плевал на его ответственнейшую занятость:

– Вы мыслите шаблонами! Петергофский «Самсон», маятник Фуко в Исаакии и прочий кегельбан – это всё мура. Предлагаю культпоход в нашу питерскую Преисподнюю!

– В преисподнюю? Я, конечно, изрядный грешник, но не рановато ли в котёл прыгать?

– Ну, к Рогатому в бульон вы ещё успеете! – обнадежил лихой профессор. – Я вам про другое талдычу. Чтоб вы знали: у нас под ногами существует совсем другой Петербург – коренной, исконный. Длина его подземелий – поболе, чем у нынешнего метро. Пройдитесь по этим катакомбам, вдохните их атмосферу! Может, и пофартит вам уловить то, что уже повыветрилось здесь, наверху.

– «Дыша духами и туманами»? – процитировал Роджер усмешливо.

– Напрасно иронизируете! Просто существуют чисто питерские… флюиды, что ли. Их давно смыло дождями с фасадов и мостовых, а там, в глубине, они ещё живут. Я сам частенько забираюсь под землю, чтоб отдохнуть душой от всех долбанных богомерзостей, творящихся наверху.

Прочитав на лице гостя явные сомнения, профессор добавил напористо:

– Соглашайтесь, не пожалеете! Надышитесь подлинным Петербургом, наберетесь его гениальной паранойи. В общем, я звоню одному нашему Овидию – он проведет нас через девять кругов петербургского андеграунда. Кстати, и Овидий – парняга любопытнейший. Опытный диггер и при этом – первоклассный скрипач. Одно слово – Гроссмейстер!

«Черт с тобой, поиграем в кротов, коли так приспичило! Заодно посмотрим – как там у тебя самого насчет паранойи обстоит!» – решил Ледогоров. И кивнул головой:

– Валяйте – звоните вашему Овидию!

* * *

Странное дело: фланируя с Викингом по безлюдной набережной, Роджер слышал за спиной явственный звук конских подков, попирающих гордый гранит. Пару раз подполковник даже малодушно обернулся – якобы, окинуть взором Невскую акваторию. За спиной не было никого, кроме беспокойного ветра – лихого беспризорника и забубённой питерской шпаны. Но цокот копыт не смолкал. Ледогоров поёжился: что за чертовщина? Может, это заблудившийся в столетиях флигель-адъютант, одинокий всадник из недавней его медитации, перекочевал в явь, так и не материализовавшись до конца? Перекочевал – и едет себе верхом – мимо Правительствующего Сената и Святейшего Синода, мимо Румянцевского особняка, к Ново-Адмиралтейскому каналу. Или это и есть – та «гениальная паранойя» Северной столицы?

Цок-цок! – отлетало от мостовой. – Цок-цок!

Так они и двигались втроём вдоль гранитного парапета, погружались всё глубже в зыбкие предзакатные сумерки: специалист по антитеррору, один из столпов современной кибернетики, и незримый всадник, бегущий от векового одиночества.

Доска объявлений

Вчера на территории Адмиралтейской части потерял свой век. Нашедшему гарантируется вознаграждение.

Глава 29 ПРОШВЫРНУТЬСЯ В ПРЕИСПОДНЮЮ

(Санкт-Петербург, 20.. год)

Завтра утром позвонил очень уж оживлённый Платонов:

– Всё в ажуре, Овидий согласен прошвырнуться под Александро-Невской лаврой. Вы как – мертвяков не боитесь? Пробираться будем через один склепик на тамошнем кладбище. Сбор – за час до полуночи. В общем, готовьтесь!

– Склепик – так склепик, – согласился без восторга Роджер. – Я – на колёсах. Заскочу за вами в начале одиннадцатого.

Положив трубку, хмыкнул. Склепы, кладбища, полуночи, – сплошная хиромантия и полный обскурантизм!

Но развить мысль ему помешал новый звонок телефона. Похоже, профессор-обскурант чего-то не договорил.

Но это был не профессор:

– Вагон, мы оба вчега изъядно пегебгали мадегы. И всё же вы позволили себе гискованные шутки! Извольте запомнить: ежели вам ещё газ взбгедёт в голову шутить подобным обгазом, я потгебую сатисфакции! Честь имею!

Весь этот бред трубка выдала петушиным дискантом и нервически дала отбой. Роджер ещё подержал ее в руках, переваривая услышанное:

– «Багон»-«багон». Сам ты – багон!

* * *

Казенная «Лада» проехала по Синопской набережной, перебралась через Монастырский мост и, оставив Неву слева, углубилась в неширокий проулок.

– Тормозните вон у той липы! – скомандовал Платонов.

Они вышли из машины, и Ледогоров повёл плечами: зябкий городок этот Питер! А может, ознобом повеяло от каменных крестов и надгробий, проступающих изломанными силуэтами за железной оградой.

Вскоре муравьиные фигурки двух полуночников растворились среди каменно-чугунной геометрии Никольского кладбища. Викинг грузно топал впереди, подполковник крался сзади и про себя костерил шалого профессора с его кретинскими флюидами.

Но в полсекунды Роджер выбросил лишнее из головы, собрался в пружину. Он мог поклясться: вон за тем каменным крестом прячется человек!

Неужто профессор кислых щей заманил его сюда, чтоб среди траурных оград покончить с настырным приглядом? Как-то не вписывается это трусоватое коварство в облик Викинга. Да и хвалёное Ледогоровское чутье не подавало сигналов тревоги: не скользила по спине ледяная змейка, не подбирался к сердцу малярийный озноб. Ладно, разберёмся!

Но тут чёрный силуэт сам показался из-за креста и, не таясь, пошел навстречу.

Материализовавшаяся тень поздоровалась за руку сперва с Платоновым, затем – с Роджером. Представилась вполголоса:

– Васыль.

Овидий-Васыль оказался не слишком многословным. Повернулся и зашагал в кладбищенскую темь, коротко мотнув головой: за мной!

Минут через пять он подошёл к дверце какого-то склепа, потянул на себя. Ветхая створка легко подалась и, вопреки ожиданиям подполковника, даже не скрипнула.

Войдя внутрь, Васыль деловито обхватил надгробную плиту и, поднатужась, сдвинул вбок. Зажёг мощный фонарь, невольно осветив себя. Роджер крякнул: «Какой же это Овидий? Тут Мефистофелем попахивает!». Их проводник и впрямь внешность имел удручающую. У него было лицо подростка и в то же время – старика. Причём, подростка – порочного, а старика – скупого и злобного. Интересно: на каких-таких скрипочках шурует этот Гроссмейстер?

Престарелый отрок озарил фонарем обнажившуюся дыру и лихо спрыгнул в могилу. За ним без лишних слов сиганул Викинг. «То бабочка была!» – констатировал про себя Роджер и последовал за легкомысленным профессором.

В центре просторной могильной камеры красовался гроб, отчасти уже истлевший. По соседству с ним в каменном фундаменте чернел солидный пролом, из которого на Роджера наплывали затхлость и глухая тоска.

Васыль мазнул лучом по пролому:

– Это – вход. Первым идете вы, Георгий Борисыч, потом вы, – кивок Роджеру. – Я замыкаю. Георгий Борисыч, дорогу-то помните?