Час негодяев

Полковник нажал кнопку на селекторе.

– Зайди…

Вместе с приданным мне на помощь сотрудником КГБ – он отзывался на имя Юрий – мы просматривали материалы…

Материалов было много… съемки из аэропорта, включая и те, которые не попали в Youtube, записи с допросов и учетные карточки на пленных… материалы различных телекомпаний… КГБ накапливал и хранил все, сейчас это проще, и кто знает, что может пригодиться и когда.

– Работали когда-то здесь? – в лоб спросил Юрий.

Я отрицательно покачал головой.

– Харьков… потом Киев.

– Харьков…

Скребанула ирония.

В Новороссии тоже все было не слава богу, потому что в одном политическом образовании оказались такие разные города, как Харьков, Луганск и Донецк. Столицей стал не Донецк, а Харьков, и это была первая линия разлома. Харьковчан не любили, считали, что они «отсиделись», «выехали на чужом горбу». Когда все только начиналось, протесты были и в Харькове, и не менее сильные, чем в Донецке и Луганске, но там их удалось подавить. Возможно, потому, что не нашлось на Харьков своего полковника Стрелкова. Потом – в Харькове никогда не стихало сопротивление, но по-настоящему Харьков поднялся лишь тогда, когда в него заходили российские БТРы. Затем, когда встал вопрос, где должна быть столица Новороссии, ее решили делать в Харькове – самый крупный город, не пострадавший от обстрелов, уже имевший столичный опыт, не надо было строить здания под новую власть. Это продавленное Москвой и, на мой взгляд, ошибочное и предательское решение глубоко оскорбило сражавшийся и умиравший под бомбами Донецк. Со своей стороны, харьковчане тоже задавали вопросы, а с чего это они должны давать деньги на восстановление Донецка и Луганска. Десятилетия позднесоветской и постсоветской эпохи, когда человек человеку не друг, не товарищ и не брат, а волк, давали о себе знать, и порой в очень уродливой форме. Грызлись… интриговали. У нас, в России, тоже немало тех, кто говорит, а чего это мы должны помогать Новороссии и строить за такие деньги мост в Крым? Ну и что, что там тоже русские…

Ролики… снятые разными операторами и на разной аппаратуре, чаще всего в непригодных для съемки условиях и без какой-либо системы. Самое начало сопротивления. Тогда в ДНР еще не было поставленных как положено спецслужб, и нормально налаженной работы с пленными тоже не было. Не велась надлежащим образом картотека, не производилось фотографирование, не брались отпечатки пальцев (что в сочетании с обещанием расстрелять при следующем попадании в плен свело бы на нет повторников), не были разработаны стандартные опросники, плохо велась пропаганда и перевербовка, практически не было попыток заслать через них дезинформацию. Сейчас я видел сливной бачок этой войны, куда люди сливались, как мусор. Молодые пацаны и средних лет дядьки, ошеломленные, иногда раненые, с растерянностью в глазах. Рассказы не отличаются оригинальностью – по мобилизации, схватили на улице, или пришли на работу, или загребли из университета. Правда это или нет – уже не поймешь. Для многих – да, правда. Обезумевшая, преступная киевская власть готова была кидать людей в топку ротами и батальонами, даже не имея какого-то четкого плана действий. И самое страшное, что делала это она не только в угоду западным спонсорам и хозяевам, но и для того, чтобы утолить жажду справедливости и крови всей политтусовки, всего журналистского и околожурналистского сообщества, всех «свидомых» и «небайдужих», которые давно потеряли и разум, и совесть, и чувство меры и готовы были без счета пихать в топку гражданской войны тихих и безответных людей, работяг и селян, которым не повезло закончить факультет журналистики, получить грант ЕС и остаться в Киеве снимать слезливые сюжеты об очередных похоронах. Не знаю, как другие думают, но по мне такая «любовь к украинскому народу» хуже любой ненависти. Эти… те, кого я назвал, любили его так, что готовы были «стратить» его без остатка. Правильно говорят – стоит интеллигенту переступить какую-то внутреннюю черту, и маньяку рядом с ним делать нечего. А украинские, особенно киевские, интеллигенты ее давно переступили…

Ролики эти были классифицированы только по датам съемки, и больше ни по каким признакам – ни кто на них изображен, ни где это происходило, ни о каких подразделениях ВСУ [73] идет речь.

Или местные действительно не владели даже основами контрразведывательного ремесла, или не хотели мне что-то показывать. Или сознательно не хотели систематизировать материал, что тоже могло быть.

Я выписал кое-какую информацию, заставил сделать скриншоты заинтересовавших меня лиц. Но на самом деле меня они не интересовали. Мне надо было, чтобы они заинтересовались мной…

73

Вооруженные силы Украины.

И я попросил Юрия поднять мне материалы по конкретному человеку, бывшему военнопленному по фамилии Охрименко. Предположительно, Правый сектор.

Вечером я вышел прогуляться по Донецку. Мне сразу упали на хвост, упали непрофессионально – СБУ и то лучше следило. Похоже, менты, они никогда не сталкивались с тем, что «клиенты» могут владеть навыками обнаружения и ухода от слежки.

Вида я не подал. Походил по улицам, посидел в кафе на берегу Кальмиуса. Потом вернулся в центр. Жизнь близ дорогих заведений кипела, куча машин с ростовскими и краснодарскими номерами. Это потому, что здесь разрешены азартные игры – делавары с юга России ездят сюда поиграть, точно так же как из Москвы ездят поиграть в Беларусь. Четыре часа по ночной Минке – и ты на месте. Здесь трасса похуже, но восстанавливают. А игра… а что игра, тут не до жиру – быть бы живу. Каждый крутится как может…

Попадания заделали, да центр и не пострадал почти от обстрелов, в основном в район аэропорта прилетало. Здесь, в ночном Донецке, сейчас казалось невероятным, что еще два года назад ВСУ были близки к тому, чтобы взять этот город штурмом. Тогда бы тут был второй Грозный…

Вернулся в отель. То, что мой номер слушали, это несомненно – заметил кое-какие признаки…

При мне был не только сотовый, но и спутниковый телефон Thyraya, который почти невозможно перехватить или прослушать. Перед тем как идти в местную безпеку тратить впустую очередной день, из общего туалета я позвонил и попросил о встрече с местной резидентурой. А она тут была.

Вечером, ровно в семнадцать ноль-ноль, я пожал руку Юрию, положил в папку несколько распечатанных с экрана скриншотов и вышел из здания. Постоял, осматриваясь… телефон прозвонил и умолк.

Ага, есть…

Я пошел направо… жара, конечно, страшная, дожить бы до ночи… до благословенной прохлады. Когда начал переходить дорогу, рядом затормозила «Приора» с ноль пятыми, дагестанскими номерами.

– Садысь, дарагой…

Молодой парень, похожий на какого-то певца, рассматривал меня.

– Дойду.

– Зачем дойду, Владимир Кириллович поедем…

Ну, раз Владимир Кириллович…

Сел. Переднее пассажирское больше походило на пыточное кресло, зато было оснащено четырехточечными ремнями. Взвизгнув резиной, «Приора» рванула с места.

– Белый «Акцент», – сказал я, смотря назад, – и «девятка».

– Вижу, дорогой. Быстро не боишься?

– Нет.

– Нэт? Тогда держись…

О сказанном я пожалел через минуту.

Когда машина набирает скорость с законопослушных шестидесяти до ста десяти – это еще ничего. Круто, когда ты на сто десяти несешься между домами по внутридомовому проезду. Это так круто, что даже сказать нечего.

– Хорошая машина! – крикнул я, перекрикивая мотор.

– Лучшая! – крикнул в ответ дагестанец. – Движку на сто шестьдесят воткнул! На десять минут Махачкала пролетаю, да…

– Сейчас перекрывать будут.

– Меня и там ни один мент поймать не мог…

Наконец, развернувшись на девяносто на крохотном пятачке, мы влетели в какой-то двор, и дагестанец резко затормозил.

– Вон тот «Паджеро», дорогой.

– Рахмат. Тебя как зовут?

– Мага зовут. Мага Махач.

Махач, скорее всего, Махачкала.

Он поднял палец.

– Больше года тут воевал.

– А чего?

– А скучно. Бывай.

Правило номер два – найди себе союзников. Правило номер три – если нет союзников, то найди врагов своих врагов.

А в случае с ФСБ это будет, конечно же, ГРУ. У ГРУ большой зуб на ФСБ хотя бы и потому, что ФСБ во времена министра-мебельщика почти удалось поглотить ГРУ, избавившись от единственного конкурента. Такое не прощали.

Резидента ГРУ в Донецке Владимира Кирилловича я знал, как оказалось – шапочно, конечно. Начинал он еще в Ханкале, потом пошел выше. Организовывать резидентуру – дело само по себе хлопотное и опасное, а организовывать в таком взрывоопасном месте, как Донбасс, еще сложнее. Выскажу крамольную мысль – в Киеве проще. Там все понятно. Здесь все вроде как друзья, но интересы свои, и причем иногда резко расходящиеся с нашими. И криминальный опыт тут большой, и олигархи. И самое главное, там понятно, там враги и есть враги.

А здесь?

– Вы просили связи?

– Канал Сокол.

– Я в курсе…

Я коротко изложил проблему.

– …и, таким образом, я, как минимум, не получаю достаточной помощи. Как максимум, я вынужден предполагать, что от меня что-то скрывают.

– А вас это удивляет?

…

Резидент улыбнулся.

– Вы должны понимать, что Новороссии как таковой на самом деле не существует. Не существует даже ДНР, есть территория ДНР, есть валюта ДНР, есть экономика ДНР, есть политика ДНР, но самой ДНР как некоего единого целого не существует. И Новороссии как единого целого тоже еще нет. Все еще очень нестабильно, существуют разные группы интересов, некоторые из них дружат, некоторые серьезно враждуют. Например, есть олигархические группировки, часть из которых ориентирована в своей деятельности на Россию, а часть – на Украину, и поэтому у них разное отношение к Украине, к брошенной украинской собственности, к проблеме национализации. Есть казаки, часть из которых по факту владеют крупными земельными наделами, копанками, даже целыми предприятиями. Некоторые из них успешно хозяйствуют и потому пользуются поддержкой местного населения, а некоторые – нет. Есть полевые командиры, есть добровольцы и их группы – и у них разные отношения с властями ДНР и разные возможности. Есть противостояние между Донецком и Харьковом, и в него в той или иной мере вовлечены все. Наконец, есть люди, которые приехали сюда восстанавливать СССР, им плевать и на ДНР, и на Новороссию, они мыслят шире, и предел их мышления не ограничивается даже бывшей Украиной. Это не устраивает практически никого из тех, кто находится у власти, но среди тех, кто работает на шахтах, и тех, у кого есть оружие, эти идеи пользуются опасной популярностью. И боюсь, что некоторые группы в ДНР не ограничиваются только идеями, а идут намного дальше…