Час волка

Прошло столько времени. Это ему стало ясно. Он сел, оглушенный ощущениями, и рука его потянулась к левому плечу. Пальцы наткнулись на края розовой мякоти, и несколько чешуек коросты слетели с его кожи и упали на пол. Сейчас в коленях ему было больно, и казалось важным встать, прежде чем двинуться дальше. Он чуть ли не слышал, как поворачиваются его суставы, вроде скрипа петель на старой двери, долгое время не открывавшейся. Лицо, плечи и грудь его были в поту, но он не сдавался и не плакал. Собственный скелет казался ему чужим. Чьими на самом деле костями были его кости, вставленные, словно деревянные палки, в его плоть? Встань, приказал он себе. Встань и пойди... как человек.

Он встал.

Первый шаг был такой же, как у ползунка: шатающийся, неуверенный. Второй был не многим лучше. Но третий и четвертый сказали ему, что он еще не разучился ходить, и он прошел через коридор в комнату с высоким потолком, где солнечный свет окрасил стропила в оранжевое и голуби нежно ворковали над головой.

Справа от Михаила на полу в полумраке что-то шевельнулось. Он услышал шум шелестевших листьев. Там лежали два тела, сцепившиеся и тяжело дышащие. Трудно было разобрать, где начиналось одно и заканчивалось другое. Михаил моргнул, сбрасывая с глаз последние остатки сна. Одна из фигур на полу застонала - женский стон - и Михаил увидел человеческую кожу, обрамленную густыми волосами, как у животного, которая появлялась и исчезала, потом снова появлялась снаружи и снова скрывалась в мокрой плоти.

Из мрака на него уставились пара льдисто-голубых глаз. Олеся вцепилась в плечо, на котором, как волны на реке, поднимались и опадали светло-каштановые волосы. Голова Франко повернулась, и он увидел мальчика, стоявшего на пересечении солнца и темноты.

– Боже мой!
– прошептал Франко, голос его дрогнул.
– Он смог пройти через это!
– он оторвался от Олеси, с хлюпающим звуком разъединения, и вскочил на ноги.
– Виктор!
– закричал он.
– Рената!
– Крики его эхом отдавались в коридорах и помещениях белого дворца.
– Кто-нибудь! Быстро идите сюда!

Михаил уставился на обнаженное тело Олеси. Она не шевельнулась, чтобы прикрыть себя. На ее коже блестела тонкая пелена пота.
– Виктор! Рената! продолжал кричать Франко.
– Он выжил! Он выжил!

3

– Следуй за мной, - сказал в конце сентября Виктор, и Михаил тенью пошел за ним. Оставив позади залитые солнцем помещения, они спустились к месту, где воздух был прохладен. На Михаиле была одежда из оленьей шкуры, которую сшила для него Рената, и, продолжая спускаться с Виктором, он натянул ее на плечи. За прошедшие несколько недель Михаил познал, что его глаза быстро привыкают к темноте, а при дневном свете он мог видеть с поразительной остротой, мог даже пересчитать желтые листья на дубе на расстоянии в сто ярдов. И все же Виктор хотел, чтобы мальчик что-то увидел там внизу, в темноте. Он остановился, чтобы зажечь факел из кабаньего сала и тряпок от углей маленького костра, который он предварительно разжег. Факел засветился, и от запаха горящего сала у Михаила потекли слюнки.

Они спустились к месту, где изображения монахов в рясах и с капюшонами на головах все еще сохраняли свою одухотворенность. Узкий проход вел под арку через открытые железные двери в огромный зал. Михаил поглядел наверх, но потолка не увидел. Виктор сказал - Вот оно. Стой там, где стоишь.
– Михаил подчинился, а Виктор стал ходить по залу. Свет от факела высветил каменные полки, забитые толстыми, в кожаных переплетах, книгами: их были сотни. Нет, пожалуй, даже тысячи, подумал Михаил. Книги заполняли каждый подходящий уголок, много их лежало на полу стопками.

– Это, - сказал тихо Виктор, - то, над чем работали монахи, жившие сотни лет назад: собирали и переписывали рукописи. Здесь три тысячи четыреста тридцать девять томов.
– Он сказал это с гордостью, будто хвастающийся ребенок.
– Теология, история, архитектура, техника, математика, языки, философия... все тут.
– Он повел факелом вокруг себя. Слегка улыбнулся.
– Монахи, как ты можешь понять, не много познали мирской жизни. Покажи мне свои ладони.

– Мои... ладони?

– Да. Ты не знаешь? Плоские окончания твоих рук. Покажи мне их.

Михаил поднял ладони к факелу.

Виктор рассмотрел их. Затем фыркнул и кивнул.
– У тебя руки изнеженного человека, - сказал он.
– Ты жил привилегированной жизнью, да?

Михаил пожал плечами, не понимая.

– За тобой хорошо ухаживали, - продолжал Виктор.
– Родился в аристократической семье.
– Он же видел, как были одеты мать, отец и сестра Михаила: по высшему разряду. Тряпки от их одежды пошли на факелы. Он поднял вверх свою руку с тонкими пальцами и повертел ею на свету.
– Я был профессором Киевского Университета, очень давно, - сказал он. В его голосе была не тоска, а просто сожаление.
– Я преподавал языки: немецкий, английский, французский.
– В его глазах промелькнул жесткий блик.
– Я изучил три разных языка - для того, чтобы жить подаяниями вместе с женой и сыном. В России человеческая жизнь не поощрялась.

Виктор прошелся, освещая факелом книги.
– Если только, конечно, тебе не удалось изобрести более эффективный способ убивать, - добавил он.
– Но мне представляется, что все правительства примерно одинаковы: все жадны, все близоруки. Это проклятие человечества - иметь разум и не иметь ума им воспользоваться.
– Он остановился, чтобы аккуратно снять с полки том. Задняя часть обложки отсутствовала, а кожаные страницы отрывались от переплета.
– "Республика" Платона - сказал Виктор.
– Слава Богу, на русском. Я греческого не знаю.
– Он обнюхал переплет, как будто вдыхая удивительный аромат, потом вернул книгу на место.
– "Хроника Юлия Цезаря", теория Коперника, "Ад" Данте, "Путешествия Марко Поло"... все вокруг нас, двери в различные миры.
– Он провел факелом и приставил палец к губам. Ш-ш-ш, - прошептал он.
– Замри, и ты услышишь звуки поворачиваемых ключей, здесь, в темноте.

Михаил прислушался. Он услышал размеренные скребущие звуки - не ключа в двери, а крысы где-то в этом огромном зале.

– Ну, да.
– Виктор пожал плечами и продолжил обозревать книги. Теперь они принадлежат мне.

Опять намек на усмешку.

– Я могу откровенно признать, что у меня самая большая библиотека, какая только есть у какой-либо ликантропа в мире.

– Ваша жена и сын, - сказал Михаил.
– Где они?

– Мертва. Мертв.
– Виктор остановился, чтобы снять паутину с нескольких томов.
– Они оба умерли с голода, после того, как я потерял свое положение. Такая была политическая ситуация, понимаешь. Мои идеи кого-то раздражали. Некоторое время мы скитались. И побирались тоже.

Он уставился на свет факела, и Михаил увидел, что в его янтарных глазах зажглись огоньки.

– Я был не очень умелым нищим, - спокойно сказал он.
– После того, как они умерли, я поставил крест на своей жизни. Я решил уехать из России, может быть в Англию. В Англии много образованных людей. Я пошел по дороге, которая завела меня в этот лес... и меня покусал волк. Его звали Густав... это был мой учитель.

Он посветил так, чтобы видеть Михаила.

– У моего сына были темные волосы, как у тебя. Хотя он был постарше. Одиннадцать лет. Он был очень хороший мальчик.

Факел поднялся, и Виктор повел им кругом по залу.

– Ты прошел дальний путь, Михаил. Но тебе предстоит идти еще дальше. Ты слышал легенды о человеках-волках, да? Каждого ребенка хотя бы раз пугали перед сном такими сказками.

– Да, сударь, - ответил Михаил. Его отец рассказывал ему и Лизе сказки о всеми проклятых людях, которые превратились в волков и растерзывали овец на куски.

– Все это вранье, - сказал Виктор.
– Ни при чем тут полнолуние. Да и ночь тоже. Мы можем пройти превращение, когда только захотим... но научившись его контролировать, и на это тоже нужно время и терпение. Первое у тебя было, второму ты научишься. Некоторые из нас умеют превращаться избирательно. Знаешь, что это значит?