Час волка
Шрифт:
– Я прошу прощения. Но это так... Я никому не доверяю. Ни одному.
– Вам придется начать это делать сейчас же, - сказал Майкл.
Адам вжался в мягкое красное кресло. Затем нагнулся вперед и провел трясущейся рукой по лицу. Он выглядел изнуренным, готовым вот-вот отдать Богу душу. На сцене Каварадосси вели из камеры к команде стрелков.
– О, Боже, - прошептал Адам. Потом моргнул, в очках отразился слабый серый свет. Он глянул на Майкла и сделал глубокий вдох.
– Тео фон Франкевиц, - начал Адам.
– Вам известен такой человек?
– Один из посредственных берлинских художников.
– Да... Он - мой друг. Давно, в феврале... его задействовали для
– Концлагеря Фалькенхаузен, с мая по декабрь 1943 года, - встрял Майкл.
– Я читал досье на Блока.
То малое, что в этом досье было. Мэллори достал ему досье на Блока, в нем говорилось только, что ему сорок семь лет, он родился в аристократической военной немецкой семье и что он был фанатиком нацистской партии. Фотографии в нем не было. Но сейчас Майкл почувствовал себя оголенным нервом: Блока в Берлине видели с Гарри Сэндлером. Какая между ними связь и каким образом в этом деле стал фигурировать охотник на крупную дичь?
– Продолжайте.
– Тео... привезли на аэродром с повязкой на глазах и посадили в самолет, полетевший на запад. Он думает, что направление было такое, потому что определил его по солнцу, падавшему ему на лицо. Вероятно, художник может запомнить такую вещь. Как бы то ни было, с ним был Блок, а также еще двое эсэсовцев. Когда они приземлились, Тео почувствовал запах моря. Его отвели в помещение склада. Они держали там Тео две недели, пока он рисовал.
– Рисовал?
– Майкл стоял в глубине ложи, так, чтобы его нельзя было видеть из зала.
– Что рисовал?
– Дырки от пуль.
– Руки Адама выделялись белыми костяшками на подлокотниках кресла.
– Больше двух недель он рисовал дырки от пуль на металлических обломках. Обломки явно принадлежали большой конструкции; в них еще остались заклепки. И кто-то уже выкрасил металл в оливково-зеленый цвет.
– Он быстро глянул на Майкла, потом вернулся глазами на сцену. Оркестр играл похоронный марш, когда Каварадосси отказался от повязки на глаза.
– Они также дали Тео разрисовать обломки стекла. Они хотели, чтобы дырки от пуль выглядели точно так, как в реальности, и чтобы на стекле были нарисованы трещины. Результат Блоку не понравился, и он заставлял Тео переделывать стекло снова и снова. Потом они доставили его самолетом обратно в Берлин, заплатили ему гонорар, и на этом все закончилось.
– Ладно. Итак, ваш приятель разрисовал какой-то металл и стекло. Что все это значит?
– Я не знаю, но меня это тревожит.
– Он провел тыльной стороной руки по губам.
– Немцы знают, что вторжение скоро грядет. Зачем бы им тратить время на рисование дырок от пуль на зеленом металле? И вот еще что: на склад приезжал некий человек, которому Блок показывал работу, сделанную Тео. Блок называл того человека "доктор Гильдебранд". Вам известно это имя?
Майкл покачал головой. Стрелки на сцене заряжали свои мушкеты.
– Отец Гильдебранда создал отравляющие газы, применявшиеся немцами в первой мировой войне, - сказал Адам.
– Каков отец, таков и сын: Гильдебранд владеет компанией по производству химикатов и является самым яростным поборником химического и бактериологического оружия. Если Гильдебранд над чем-то работает... оно может быть применено против вторжения.
– Я понимаю.
– В животе у Майкла заныло. Если войска союзников во время вторжения будут обстреляны снарядами с отравляющими газами, погибнут тысячи солдат. А если прибавить тот факт, что однажды отраженное вторжение в Европу может задержаться на год, то есть на время, достаточное для того, чтобы Гитлер укрепил "Атлантическую стену" и создал новое оружие.
–
– И я не понимаю. С того момента, как гестапо нашло у меня радио и уничтожило его, я отрезан от всякой информации. Но это нечто такое, что обязательно должно быть прояснено. Если же нет...
– Он оставил предложение висеть в воздухе, поскольку Майкл абсолютно все понял.
– Тео подслушал, как разговаривали Блок с Гильдебрандом. Они дважды упоминали какой-то "Айзен Фауст".
– Стальной кулак, - перевел Майкл.
В дверь ложи постучали тяжелым кулаком. Адам подскочил в своем кресле. На сцене стрелки подняли свои мушкеты, а оркестр играл траурную музыку, пока Каварадосси готовился умирать.
– Месье?
– тихий вкрадчивый голос театрального служителя.
– Вам тут записка.
Майкл услышал в голосе молодого человека напряжение; тот явно был не один. Майкл понял, какая это могла быть записка: приглашение от гестапо поупражняться в криках.
– Вставайте, - сказал Майкл Адаму.
Адам поднялся, и в этот момент дверь была выбита мощным плечом, в тот же самый миг мушкеты на сцене выпалили. Каварадосси осел на пол. Громкий залп заглушил звук разлетевшейся двери. Двое мужчин в темных кожаных гестаповских плащах вломились в ложу. У первого в руке был "маузер", и к нему первым делом и бросился Майкл.
Майкл вскинул красное мягкое кресло и с силой опустил его на голову человека. Кресло разлетелось, а лицо человека сразу побелело, и из его сломанного носа хлынула кровь. Он отпрянул, держа пистолет кверху, палец дрожал на курке. Пуля взвизгнула над плечом Майкла, звук заглушили стенания Тоски - Нинон Валлэн, упавшей на труп Каварадосси. Майкл кинулся вперед, ухватил человека за запястье и за полу плаща, резко скрутил их вместе и поднял человека над головой. Затем сделал выпад вперед, в сторону золоченого балкона, и швырнул этого стрелка в зал.
Человек завизжал, громче, чем когда-либо удавалось Тоске, падая с пятидесяти двух футов на пол зала; послышались вскрики, и вопли, словно расходящиеся от всплеска волны, распространялись по залу. На сцене храбрая Нинон Валлэн отчаянно пыталась продолжать игру, уже столь близкую к драматическому финалу.
Но Майкл не собирался позволить, чтобы для него прозвучала сейчас лебединая песня. Второй человек полез под плащ, но прежде, чем показалось оружие, Майкл врезал ему кулаком в лицо, а вслед за этим ударил в горло. Хрипя поврежденной глоткой, человек завалился назад и грохнулся о стену. Но в разбитой двери ложи показалась еще одна фигура: третий человек в костюме в мелкую полоску, с "Люгером" в правой руке. За ним был виден спешащий сюда же солдат с винтовкой. Майкл крикнул Адаму:
– Залезайте мне на спину.
Адам так и сделал, уцепившись руками за плечи Майкла и сцепив пальцы. Адам был легким, фунтов сто тридцать, а то и меньше; Майкл увидел, как глаза третьего человека расширились, и понял, что сейчас произойдет. "Люгер" поднялся для выстрела.
Майкл прыгнул вправо и перелез через балкон с приникшим к спине Адамом.
8
Он не собирался попадать в руки сбегавшим вниз в зал сотрудникам гестапо, пальцы его вцепились в резной венчик золоченной колонки, поднимавшейся от ложи Адама, и, напрягши мышцы, он подтянулся вместе с Адамом к верхнему ярусу. В публике поднялся новый хор визгов и криков. Кричала даже Нинон Валлэн, в страхе за человеческую жизнь или в ярости за испорченную игру - Майкл не понял. Он поднимался кверху, цепляясь за любую опору, какая попадалась. Сердце его колотилось, в венах шумела кровь, но мозг оставался холодным; что бы ни обещало будущее, все решится очень быстро.