Час волка

Майкл знал, что им предстоит преодолеть более семисот миль. Один участок пути пройдет над холодным Северным морем. Что, если двигатели откажут над водой?

— Ну хоть спасательный плот имеется?

— Имеется. Все дыры в нем я залатала сама.

Из недр «юнкерса» появился чертыхающийся Лазарь.

— Сплошная гниль и ржавчина! — возмущался он. — Стекло в кабине держится на честном слове; если кому-нибудь из вас вдруг вздумается чихнуть, оно сразу вылетит! Вряд ли из этого хлама удастся выжать больше сотни узлов, даже при попутном ветре!

— Лететь с нами тебя никто не неволит. — Чесна взяла фонарь из его рук и возвратила его прежнему владельцу. — Но мы вылетаем двенадцатого. Послезавтра ночью. К этому времени одежда и все остальные запасы должны быть готовы. Отсюда до Ускедаля у нас будут три заправки. Если все сложится удачно, мы прибудем на место утром шестнадцатого числа.

— Если все сложится удачно, — Лазарь приложил палец к ноздре и высморкался, — то, может быть, чертов металлолом и не потеряет крыльев где-нибудь на юге Дании. — Уперев руки в бока, он обернулся и в очередной раз оценивающе оглядел «юнкерс». — Я бы сказал, что бедняге, должно быть, здорово досталось от русского истребителя. Это уж точно. — Он посмотрел на Майкла, потом на Чесну. — Я лечу с вами. Я согласен на все, только чтобы поскорее стряхнуть с ног прах Германии.

Потом они вернулись в дом доктора Стронберга. Чесна и Майкл лежали в одной постели, а в лесу за окнами ветер шелестел в верхушках деревьев. Слова были не нужны; сначала общение их тел было страстным, потом становилось нежным.

Чесна заснула у Майкла в объятиях. Он слышал вой ветра за окном, и все его мысли были о Скарпе и «Железном кулаке». Он не знал, что им удастся разузнать на острове, но его все еще мучили воспоминания о фотографиях из портфеля Блока. Это оружие должно быть найдено и уничтожено, и не только ради того, чтобы ничто не угрожало высадке союзников, но и в память о тех, кому суждено было пройти через эти пытки. Если в руки Гитлера попадет подобное оружие, весь мир может оказаться заклейменным его свастикой.

Наконец его сморил сон, и он уснул. В привидевшемся кошмаре солдаты шли гуськом мимо Биг-Бена, на Гитлере была шуба из черного волчьего меха, и слышался голос Виктора, шептавший: «Не подведи же меня».

Глава 4

Поднявшись в воздух, «юнкерс» оказался способен на большее, чем ему пророчили на земле, но самолет трясло, двигатели дымили, то и дело извергая из себя голубые искры.

— Жрет масло и топливо, как дьявол! — волновался Лазарь, заняв место в кресле второго пилота и следя за приборами. — Еще два часа, и нам придется отправляться пешим порядком!

— Именно так мы и доберемся до пункта нашей первой остановки, — спокойно сказала Чесна, не снимая рук с рычагов управления.

Двигатели оглушительно гудели, и поддерживать беседу было непросто. Майкл сидел за узким столиком штурмана, позади кабины, и сверял карты; их первая посадка — небольшой аэродром, используемый немецким Сопротивлением, он находился южнее границы с Данией. Вторая посадка, завтра ночью, — на аэродроме партизан недалеко от северной границы Дании, а последний пункт заправки — уже на территории Норвегии. Расстояния казались огромными.

— И все равно, Златовласка, ничего путного из этого не выйдет, — сказал Лазарь. «Юнкерс» вдруг затрясло, и ослабнувшие болты загремели, словно пулеметная очередь. — Видел я уже, что там за парашюты. — Он указал большим пальцем в сторону грузового отсека, в котором были сложены их запасы продовольствия, фляги, теплая одежда, автоматы и патроны к ним. — Такой подойдет разве что только ребенку. Если ты думаешь, что я стану прыгать на нем с этого «кукурузника», то очень ошибаешься. — Разговаривая, он привычно оглядывал темное небо в поисках разлетающихся голубых брызг, выдающих двигатели немецких ночных истребителей, в то же время прекрасно зная, что заметить их заранее практически невозможно. Лазарь поежился, представляя, что останется от их хлипкой кабины после того, как по ней будет выпущена пулеметная очередь, и поэтому он все еще продолжал говорить, чтобы скрыть свой страх, хотя ни Чесна, ни Майкл его не слушали. — Если прыгать отсюда в стог, и то, наверное, быстрее останешься в живых.

Немногим больше чем через два часа в работе правого двигателя начался сбой. Взглянув на приборы, Чесна увидела, что стрелки топливных приборов неуклонно приближаются к нулю. Нос «юнкерса» начинал клониться вниз, как будто самолет стремился поскорее вернуться на землю. Чесна из последних сил старалась удержать «юнкерс», и ей пришлось просить Лазаря помочь ей.

— Она летает как заправский летчик, — заметил Лазарь, наклоняясь к Майклу за координатами.

Стала видна выложенная на земле из костров огненная стрела: ее огоньки указывали на расположение их первой промежуточной посадки. Лазарь взял штурвал, развернул «юнкерс», направляя его вдоль стрелы, и, когда колеса машины наконец коснулись земли, все в кабине облегченно вздохнули.

В течение следующих восемнадцати часов «юнкерс» был заправлен горючим и в двигатели залили масло. Лазарь лично взял на себя руководство бригадой техников — большинство из них были фермерами, им ни разу в жизни не доводилось приближаться к самолетам ближе чем на сотню ярдов. Лазарь раздобыл кое-какие инструменты и под прикрытием камуфляжной сети долго копался в правом двигателе, чертыхаясь и бормоча что-то себе под нос.

В полночь они уже снова были в воздухе, перелетая из Германии в Данию. Небо над обеими странами было одинаково черным. Когда Чесна устала, за штурвал сел Лазарь, и под бесконечную музыку ревущих двигателей он затянул непристойную русскую песню. Чесна заставила его замолчать, указав на вспышку голубой молнии, промелькнувшую примерно в полутора километрах над ними. Ночной истребитель — судя по скорости, скорее всего, новая модель «хейнкеля» или «дорнье», сказала Чесна, — через несколько секунд скрылся в темноте на западе, но желание петь у Лазаря пропало.

На земле Дании в их честь был устроен небольшой пир с вареной картошкой и кровяной колбасой — последнее пришлось Майклу особенно по душе. Радушными хозяевами оказались бедные фермеры, которые готовились к их визиту, как к прибытию коронованных особ. Обритая голова Лазаря привлекла внимание маленького мальчика, которому очень хотелось потрогать ее. Хозяйская собака беспокойно принюхивалась к Майклу, а одна из присутствующих женщин с трепетом узнала в Чесне актрису с фотографии из потрепанного журнала, посвященного звездам немецкого кино.

Звезды другого рода сами приветствовали их, когда следующей ночью они пролетали над Северным морем. Темноту высоко над ними прорезали красные и золотистые стрелы метеорного дождя, и Майкл улыбался, слушая, как Лазарь заливается счастливым детским смехом.

Посадив самолет, они ступили на холодную землю Норвегии. Чесна раздала всем теплые куртки-парки, которые они натянули поверх своей привычной одежды. Среди встречавших самолет норвежских партизан оказался и английский агент, представившийся им как Краддок. Вновь прибывших отвезли на запряженных оленем санях в каменный дом, где их ожидало угощение. Краддок, прямодушный молодой человек, курил трубку и поведал им, что правое ухо ему отстрелила немецкая пуля. Он сказал, что ближе к северу погода начинает портиться, и они могут попасть в снежную бурю, прежде чем успеют добраться до Ускедаля. Женщина необъятных размеров — наверное, старшая дочь хозяина дома, где они остановились, — присела рядом с Лазарем и не отрываясь глядела, как он жует соленое оленье мясо. Когда следующей ночью они улетали, в глазах у нее стояли слезы, а Лазарь нащупал в кармане парки неведомо как попавшую туда белую заячью лапку.

Двигатели «юнкерса» жалобно завывали в сухом холодном воздухе. Наступало утро шестнадцатого мая, и возникавшие из темноты снежинки кружились в воздухе и бились о стекло. Самолет то и дело терял высоту и сбивался с курса, оказываясь в плену у сильных ветров, бросавших его из стороны в сторону над острыми горными пиками. Лазарь и Чесна хватались за штурвал, «юнкерс» то набирал, то снова терял сотни метров высоты. А Майклу оставалось только держаться за стол, отчаянно потея и чувствуя приступы тошноты. «Юнкерc» сильно трясло, и все они слышали, как остов самолета вибрирует и гудит на все лады, словно контрабас.