Чащоба
Шрифт:
Хотя иногда казалось: человека вообще невозможно любить.
Теперь, спустя десятилетия, Лео опять стоит возле валуна.
За это время мир так изменился. Странно, что ольшаник остался прежним.
По-прежнему в этих дебрях не хватало воздуха. Под ногами столько омертвелого, осыпавшегося, истлевающего и разлагающегося, что воздух от восходящих паров становится угарным.
Лео оперся руками о валун. Он не в силах взобраться наверх. Как же он в детстве мечтал об этом! Потом, подростком, это было так легко. Теперь можно оправдать свое бессилие скептической усмешкой — и зачем туда забираться? Что я оттуда увижу? Все ту же кочковатую поляну сквозь серые жердины стволов, единственно ту же самую кочковатую поляну.
Значит, теперь он прибыл на место.
Наконец-то
он смог прийти сюда, куда боялся ступить ногой десятки лет.Он бесконечно устал.
Сегодня он не в состоянии отсюда уехать. Хотя и собирался, мол, чего там! Пройдется горожанин по окрестностям, помашет остающимся — будьте здоровы! Все вроде бы так просто — глянуть разок и успокоиться.
Сегодня он отсюда никуда не уедет.
Сегодня они с Вильмутом просидят всю ночь за столом, будут пить, пока рассвет не разгонит их по темным углам.
Они будут пить горькую и вспоминать прошлое.
Таллин, 1978 — 1980
notes
1
Орден в буржуазной Эстонии.
2
Классики эстонской литературы