Чаша и Крест

— Зачем вы это делаете, Гвендор? — спросил я. — На что вы надеетесь?

— В том все и дело, Торстейн, — ответил он и обернулся, посмотрев на линию горизонта, — что я ни на что не надеюсь. Более того, я уверен, что очень скоро все это закончится. Так разве я не могу напоследок хотя бы несколько дней побыть счастливым?

Мы переглянулись, и я был уверен, что на моем лице сейчас была такая же тревога, которая отразилась как в зеркале на лицах Бэрда и Жерара.

— Наш командор, оказывается, счастлив, — сказал Жерар с непередаваемой интонацией.

— Это просто ужасно, — совершенно искренне заметил Бэрд.

Но еще одна неделя прошла спокойно. Я уже начинал давить в себе смутную надежду, что все обойдется, и испытывать легкие угрызения совести по адресу каждого воина нашего командорства, кого невольно заподозрил в сочинении донесений о происходящем. Два последних дня Рандалин не показывалась, отчего Гвендор впал в меланхолию и вместо того, чтобы заниматься излюбленными опытами, бесцельно бродил по галерее. К тому же небо затянуло типично круаханскими серыми тучами, и начались бесконечные дожди.

На третий день наш командор внезапно сорвался с места и отправился в столицу. Никого из нас он с собой не звал, но я решил, что смогу обойтись без его приглашения. В городской резиденции мне сказали, что Гвендор уехал один в канцелярию первого министра. Последнее время у меня развилась настолько болезненная подозрительность, что мне чудилось нечто угрожающее в любом событии, даже в невинных визитах к Морелли, которые Гвендор, кстати, обязан был совершать как советник его светлости. Некоторое время я ходил по кабинету и обкусывал ногти, а потом поехал следом, заранее махнув рукой на то, что Гвендор явно не обрадуется. Он вообще последнее время довольно болезненно реагировал на наше повышенное внимание и в ответ на тревожные взгляды Бэрда резко заявил, что у него пока что нет смертельной болезни. Жерар, правда, не преминул возразить, что есть и что она называется Рандалин, старший магистр Ордена Чаши. Но сказать такое Гвендору в лицо мог только Жерар.

В канцелярии все было по-прежнему — может, только чуть более мрачно. Но особой веселостью это место никогда не отличалось. Я побродил взад-вперед по площадке огромной парадной лестницы, где, кроме меня, прохаживались еще несколько просителей, ждавших аудиенции. Время от времени я поглядывал на двери кабинета Морелли, надеясь увидеть выходящего Гвендора. Но вместо него увидел Рандалин.

Она спускалась по лестнице, держась подчеркнуто прямо и подняв голову. Просители завистливо вздохнули, провожая ее глазами. Она снова казалась воплощением надменной гордости, и я невольно поразился тому, насколько удачно она вписывается в дворцовый мир — не то что я, всегда чувствовавший себя слегка неуютно среди позолоченных статуй, гобеленов и белого камня. Впрочем, чему я удивлялся — она ведь была сама из этого мира, она принадлежала к одному из лучших семейств в Круахане, и в ее роду действительно были короли. Я даже немного растерялся, какую же интонацию выбрать, здороваясь с ней.

— Как ваши дела, Рандалин? — выдавил я наконец, глядя в это ясное, равнодушно-надменное лицо.

— Замечательно, Торстейн, — она чуть склонила голову в безупречно-вежливом приветствии. — Надеюсь, что у вас тоже все прекрасно. И у вашего командора тоже, — добавила она, глядя за мою спину.

Я обернулся и увидел незаметно подошедшего Гвендора.

— Великолепно, как впрочем всегда, когда я имею счастье видеть вас, миледи Рандалин и вспоминать, что вы до сих пор в Круахане. А как вы себя чувствуете?

На одно мгновение в ее глазах что-то изменилось. Даже не в лице — оно осталось таким же, холодным, приветливым и гордым одновременно, только на самом дне глаз появилось выражение зверя, попавшего лапой в капкан. Она меряла лицо Гвендора широко открытыми глазами, словно решаясь что-то сказать.

— Как нельзя лучше, — сказала она наконец. — Как впрочем всегда, когда я имею счастье прощаться с вами, господин Гвендор.

Тот развел руками с непроницаемым лицом, и Рандалин двинулась вниз по лестнице, все так же гордо откинув голову.

— Полагаю, Торстейн, — задумчиво сказал Гвендор, глядя ей вслед, — что его светлость первый министр захочет нам сообщить кое-что интересное.

— О, Гвендор! — обрадованно воскликнул Морелли, когда мы вошли. Было заметно, что он радуется слишком торопливо. — Я как раз собирался послать за вами.

— Хороший советник должен всегда угадывать все действия наперед.

Гвендор смотрел на него без улыбки, а прямой взгляд круаханского командора мало кто мог выдержать, особенно когда тот сам этого хотел и смотрел на собеседника не отрываясь, чуть выдвинув вперед свою стянутую шрамами половину лица. Поэтому Морелли заерзал в кресле и скоро выбежал из-за стола.

— Вы знаете, у меня сегодня очень удачный день. Помните, мы с вами говорили о Валленском торговом союзе?

— Я прекрасно помню, — ровно заметил Гвендор, — с тех пор прошло уже немало времени, а вы по-прежнему продолжаете переговоры с Рандалин, не обращая внимания на мои условия.

— Условия всегда легко ставить! — как все люди с эбрийской кровью, Морелли легко раздражался и начинал быстро жестикулировать. — Вы же знаете, в каком я нахожусь положении. Эта Рандалин сразу нашла общий язык с герцогом Гревенским, пообещав ему всяческую поддержку Валлены в его борьбе за независимость. И вы предлагаете мне с шумом выдворить ее из Круахана?

— Сочувствую, — сказал Гвендор все с тем же холодным выражением лица.

— Ладно, не беспокойтесь, вы напрасно думаете, что я не помню о вашей просьбе, — Морелли внезапно успокоился и перешел на снисходительный тон. — Теперь у меня в руках есть замечательное средство, с помощью которого я могу управлять и Рандалин, и всем Орденом Чаши через нее.

— Любопытно узнать.

— Очень простое средство. А вы до такого ведь не додумались, мой милый советник! Однако я тоже не беспомощен, как вам иногда кажется.

Морелли полез в ящик стола, вытащил кипу бумаг и горделиов помахал ею.

— Вот все ее долговые расписки — из Валлены, Ташира и Эбры. Между прочим, на полмиллиона. Представляете какого труда стоило их перекупить?

— Вам? — в голосе Гвендора прозвучала такая презрительная ирония, что я невольно оглянулся на окно — воздух в кабинете стал настолько холодным, что мне показалось, будто стекло вот-вот покроется инеем. — Это был не просто труд, а истинное самоотречение, ваша светлость. Если, конечно, это действительно сделали вы.

Морелли слегка смутился.

— А вы полагаете, что вы один даете мне хорошие советы?

— Полагаю нет, — мой друг выдохнул и явно овладел собой, только два оставшихся пальца на правой руке совсем плотно прижались к ладони. — До такого изысканного хода я бы действительно не смог додуматься.

— Послушайте, Гвендор, — первый министр засунул бумаги обратно и повернул ключ в замке, — я устал от того, что вы бесконечно проповедуете мне какие-то моральные принципы. Сейчас у меня есть превосходный шанс — создать Валленский союз на тех условиях, которые выгодны мне. То есть Круахану. И поставить во главе его человека, который удобен мне. То есть который принесет пользу Круахану, конечно. А что предложите мне вы с вашими принципами? С благородным поклоном вернуть все расписки? Или не выставлять с их помощью никаких условий?