Чаша и крест

Рашель указала на большую церковь с высокой башней:

— Вам надо туда.

Я озадаченно посмотрела на Нострадамуса.

Он улыбнулся:

— Оттуда открывается лучший вид из города на бухту. Давайте попробуем, может быть, нам позволят взойти на колокольню.

Мы подошли к двери церкви, и Рашель подтолкнула меня вперед; на лице ее играла взволнованная улыбка.

— Я подожду здесь, — сказала девушка.

Мы с Нострадамусом вошли в храм.

Священник внял нашей просьбе, и по крутым ступеням мы медленно поднялись на самый верх колокольни.

— Вот отсюда все прекрасно просматривается. Идите сюда!

Я подошла к окну. Из него были хорошо видны опоясывающие бухту высокие стены, о которые с яростью бились вспененные волны пролива. В бухте стояло на якоре множество кораблей. Маленькие суденышки плясали на волнах, поднимаемых довольно сильным зимним ветром. Судов было не менее двадцати. На самом большом галеоне развевался флаг, и когда я узнала его, у меня перехватило дыхание. Это был флаг дома Тюдоров.

— Это же английские корабли! — вскричала я.

— Король Англии прислал их сюда, чтобы они сопровождали в порт Дувра его невесту, — пояснил Нострадамус. — Путь Анны Клевской пролегает вовсе не через Антверпен. И очень скоро принцесса будет здесь, в Кале.

49

Анна Клевская появилась в Кале через неделю. Ее сопровождало более двухсот человек свиты: германская знать, горничные и слуги. В честь ее прибытия на самых больших английских кораблях сто пятьдесят раз палили пушки, около пятисот солдат в королевской форме выстроились на улицах, чтобы приветствовать будущую супругу Генриха. Она остановилась в здании казначейства, большом и великолепном. Я же по-прежнему жила в скромном домике Бенуа. И полагала, что наши с принцессой дороги вряд ли пересекутся.

Но гибельные зимние шторма, обрушившиеся на пролив, уравняли всех. Анна Клевская застряла в этом портовом городишке и вынуждена была день за днем ждать, пока погода не сменит гнев на милость и моряки не сообщат, что, слава богу, можно отплывать. Ну и я тоже, конечно, ждала этого. За день до прибытия немцев в Кале я договорилась с капитаном одного из небольших судов английского эскорта, что он возьмет меня на борт. Я отдала ему все свои франки и показала новый документ, тоже фальшивый. Правда, в бумаге, удостоверяющей, что правительство страны разрешает мне выезд, указывалось мое настоящее имя; подделана была только подпись французского чиновника, члена местного совета.

Этим документом снабдил меня Нострадамус, посоветовав лучше не спрашивать, где он его достал, но заверив, что бумага вполне надежная. Я горячо поблагодарила своего нового друга: и за это, и вообще за все, что он сделал для меня с тех пор, как мы покинули Гравенстеен.

— На самом деле, — отвечал он, — это я должен быть вам благодарен, ведь вы, госпожа Джоанна, освободили меня из тюрьмы, хотя вполне могли и не делать этого.

Я уговорила Нострадамуса оставить меня в Кале, в семье приютивших меня Бенуа, а самому поскорей отправляться на родину.

— Мы и так ждем здесь уже несколько недель. Рано или поздно я все равно доберусь до Дувра, — сказала я. — А у вас своя жизнь, свои дела.

Перед тем как расстаться, мы с Нострадамусом в последний раз отправились на прогулку на взморье. Мы медленно шли мимо жалких рыбацких лачуг, выстроенных к северу от песчаных дюн. Ни один человек не попался нам навстречу: суровые декабрьские ветра загнали всех по домам. Но после того, что я испытала, мне все казалось нипочем.

Глядя на горизонт, за которым была Англия, я подумала: «Где-то сейчас бродит Эдмунд?» И поинтересовалась у своего спутника:

— Вы когда-нибудь слышали про Черный лес?

Нострадамус кивнул:

— Да, этот дремучий лес расположен где-то на окраине Германии. Говорят, что он огромный и густой — ну просто сплошь непроходимая чаща, поэтому его и назвали черным. Мало кому удалось оттуда выбраться.

— Но зачем людям вообще туда ходить? — удивилась я.

— О Черном лесе сложено много легенд: считается, что там можно обрести какое-то тайное знание, мистическую силу. Находятся люди, у которых хватает мужества победить страх перед Черным лесом, и они отправляются туда за этим знанием.

Какое-то время мы шагали молча, потом я остановилась и повернулась к Нострадамусу:

— И все-таки, почему судьба избрала именно меня?

— Не знаю, — ответил он. — Сложнее всего увидеть и постичь причины событий.

Я попыталась зайти с другой стороны:

— Хорошо, может, вы в таком случае объясните, почему все происходило именно в такой последовательности? По какой причине мне сначала надо было узнать пророчества от двух других провидцев и только потом от вас? Почему все должно было делаться исключительно по моей доброй воле?

Нострадамус прищурился. Порывы ветра порой были довольно сильными.

— В вас, госпожа Джоанна, есть нечто такое, как бы это сказать… некая алхимия человеческих качеств, которая в определенные моменты начинает работать. Причем это связано не только с вашей… э-э-э… натурой в том виде, в котором вы при рождении получили ее от Бога. Каждая новая встреча с очередным провидцем меняла некоторые свойства вашего характера, постепенно превращая вас именно в того человека, который и будет нужен, когда настанет критический момент.

— Но о каких моих качествах вы говорите? — Я окончательно запуталась. — Боюсь, господин Нострадамус, вы имеете в виду не религиозный пыл истинной веры, который я пыталась воспитать в себе служением Богу, но мою порой излишнюю горячность и безрассудное неистовство, да?

Он не ответил прямо на мой вопрос, но лишь сказал:

— Вера — как раз то качество, которое помогало и помогает мне бороться с самим собой. Помните, Джоанна: я верю в вас.

На этом мы с ним и расстались: третий, последний провидец и объект его рокового пророчества.

— Мы снова встретимся, но это произойдет еще очень не скоро, — улыбаясь, сказал мне на прощанье Нострадамус и отправился в путь, на юг Франции, в свою родную деревушку.

В тот же день, проводив его в дорогу, я пошла в город кое-что купить. Мне нужны были шелковые нитки: мы с дочерьми Бенуа решили заняться рукоделием. Времени свободного у меня было хоть отбавляй, и я подумала, почему бы не научить сестер вышивать: все будет хоть какая-то польза приютившему меня семейству.

Я стояла у прилавка и разговаривала с торговкой, с которой уже успела познакомиться раньше, как вдруг почувствовала, что кто-то дергает меня за кружево на рукаве. Я обернулась и увидела перед собой дородную женщину средних лет в широкополой шляпе.