Чаша и крест

— Закройте дверь.

Констанция вышла. За дверью послышался приглушенный разговор, а потом раздался звук удаляющихся шагов.

— Вам лучше присесть, Джоанна, — сказала Гертруда. Отчаяния в голосе ее как не бывало. Только забота и сочувствие. — Вам нехорошо?

Я отвернулась, пытаясь вернуть самообладание.

— Леди Рочфорд солгала вам, — хрипло проговорила я.

— Ах, Джоанна, — отозвалась Гертруда. — Она сказала правду, это же очевидно.

По щекам моим потекли слезы.

— Мне было тогда всего шестнадцать лет.

Гертруда покачала головой:

— Если это вас утешит, накануне казни Болейн объявил перед собравшейся толпой, что он страшный грешник и заслуживает смерти. Возможно, в эту минуту злодей думал о вас и обо всех остальных девушках, которых заставил страдать.

Я сжала пальцы в кулаки и отчаянно потерла глаза. Но это не помогло. Слезы все текли и текли без остановки.

— Кто еще об этом знает?

— Больше никто, — ответила Гертруда. — И я не скажу никому, клянусь вам, как перед Богом… но только если вы завтра поедете с нами. Прорицатель сказал, что без вашего присутствия ничего не получится. И поставил условие: вы должны приехать по своей доброй воле.

Я так долго боялась услышать предсказание второго пророка, страшилась сделать еще один шаг навстречу своему ужасному жребию. Но еще больше боялась я того, что преступление Джорджа Болейна против меня рано или поздно откроется. Я ни в чем не была виновата: я никак не поощряла этого страшного человека, я изо всех сил боролась с ним, когда он настиг меня в занавешенном портьерами углу гостиной своей сестры, я отчаянно сопротивлялась — но он оказался сильнее. Я знала, что в такого рода делах словам женщин обычно не верят. И не сомневалась, что, если правда всплывет, во всем станут обвинять одну только меня и на моих близких падет позор. Все эти страхи настолько тесно переплелись у меня в душе и тем самым так неизмеримо усилились, что я чувствовала себя уничтоженной.

Гертруда прекрасно понимала, что теперь мне придется сделать то, о чем она просила. Другого выхода у меня просто не было. Как бы я стала жить, если бы вдруг обнаружилась ужасная правда?

Внезапно сознание мое пронзила еще одна страшная мысль.

— А вы уверены, что Джейн Болейн никому не рассказывала о том, что сделал со мной ее муж? Или что она рано или поздно не проговорится?

Гертруда ничего не ответила. Я отняла руки от глаз и посмотрела на маркизу, ожидая увидеть на лице ее злорадство. Но не заметила ничего подобного, скорее, наоборот. Лицо ее выражало какую-то старческую печаль. Тонкие, едва заметные морщинки вдруг стали глубже и выступили резче. За каких-то десять минут она постарела на десять лет.

— Скажите же, — настаивала я, — успокойте меня, пообещайте, что после поездки с вами мне никогда не придется краснеть перед людьми. Ну же, вы действительно уверены в том, что леди Рочфорд будет молчать?

Гертруда села в кресло. Руки на ее коленях дрожали.

— Джейн Болейн мне ничего не говорила. Честное слово, Джоанна, она ничего не знает о том, что сделал с вами ее покойный муж. Просто я увидела выражение вашего лица, когда вы познакомились с вдовой Джорджа Болейна: а всему двору было известно о его развратной натуре, он обожал портить молоденьких девушек. И я сразу догадалась, что это случилось и с вами тоже. Это как в картах: я сблефовала и выиграла.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

15

После заката солнца двери «Алой розы» всегда запирались. Слуги заканчивали работу около семи вечера, иногда — позже, а уже в восемь отправлялись спать. Но в ту ночь в десять часов ко мне в дверь кто-то постучал. Это был Джеймс, одетый в старый поношенный плащ и брюки для верховой езды. Не говоря ни слова, он протянул мне руку ладонью кверху. С некоторым содроганием, я протянула ему свою. Слуга вывел меня из комнаты в темноту.

Ему не требовалось освещать дорогу свечой. Все повороты коридора, все лестницы и ступеньки Джеймс знал вдоль и поперек: лишь изредка левой рукой ощупывал стену, а правой тащил меня за собой. Но он делал это не грубо, а довольно осторожно, совсем не так, как в тот день, когда я попыталась забрать Артура и сбежать из этого дома. Нынешней ночью я была для него ценным грузом.

В кладовой имелась дверь, через которую можно было попасть в коридор, соединявший «Алую розу» с узким проходом, ведущим на улицу. За считаные секунды мы оказались на свежем воздухе. С Темзы тянуло сыростью. Мы быстро зашагали к конюшне.

Джеймс завел меня внутрь и, приказав второму близнецу:

— Следи, чтобы не сбежала, — поспешил обратно.

Джозеф что-то проворчал в ответ. Он стоял, не спуская с меня глаз и вертя в руках кусок веревки с таким видом, будто ему не терпелось меня связать.

Но я демонстративно не обращала на него внимания. Прислушивалась к звукам, доносившимся из стойл: лошади жевали сено и переступали с ноги на ногу. Я все никак не могла выбросить из головы сестру Элизабет Бартон. Неужели то, что сказала Гертруда, правда? А вдруг сестра Элизабет и правда нарочно отреклась от всех своих видений, чтобы подручные короля перестали ее допрашивать и ничего не узнали обо мне?

«Ты — та, кто пойдет по следу…»

Джеймс вернулся с Гертрудой, которая тоже была одета в скромное платье и плащ с капюшоном. Констанции нигде не было видно. В путь снова отправятся четверо, но на этот раз четвертой буду я.

Мы выехали на Саффолк-лейн, доехали до конца улицы и свернули на соседнюю, более широкую и застроенную двухэтажными деревянными оштукатуренными домами. За окнами не светилось ни единой свечки. Все приличные жители столицы давно уже спали в своих постелях. Это днем Лондон полон шума: звон и гам, крики людей и животных, вопли и смех. Но по ночам всегда тихо, вот и сейчас улицы словно вымерли.

На одном из поворотов Джеймс вдруг соскочил с лошади и засвистел, коротко и пронзительно.

И тут же из ближайшего переулка выскочили двое мальчишек. Они передали Джеймсу какие-то длинные предметы. Воздух наполнился едким запахом и осветился золотистыми языками пламени. Оказалось, это факелы.

Из проулка выскользнуло еще несколько темных фигур. На этот раз — взрослые мужчины, их было шестеро. По очереди подходя к Джеймсу, незнакомцы жадно хватали монеты, которые он им протягивал. В свете факелов я заметила, что все шестеро вооружены дубинками и заостренными палками.

Процессия, в центре которой ехали мы с Гертрудой, двинулась в путь: впереди ехали Джеймс и шли люди с факелами, с обеих сторон вокруг нас двигались головорезы-наемники. Замыкал шествие Джозеф.

Гертруда заговорила — в первый раз за все время:

— Чтобы провести нас по этим районам, требуется не менее двух факельщиков. А эти люди, они защитят нас, если вдруг возникнет необходимость. Им щедро заплатили: нынче ночью они заработают больше монет, чем увидят за целый год.

Я ответила не сразу: