Чаша и крест

— Да откуда здесь взяться шайке?.. Это просто смешно, — отвечала Гертруда. — Не хватало нам тут стоять, трястись от страха и ждать у моря погоды. Не забывайте, что нам назначено определенное время и опаздывать нельзя. Надо поскорее ехать вперед!

Недовольно качая головой, Джеймс влез на лошадь. В жалкой кучке людишек, окружающих нас, послышался слабый ропот. Но они не посмели ослушаться приказа маркизы Эксетер.

Выстроившись гуськом, мы медленно двинулись по узенькой улочке; копыта лошадей цокали, животные то и дело спотыкались о неровные камни мостовой. Я вдруг со страхом поняла, что человек, шагавший рядом с моей лошадью, — калека: одно плечо у него было выше другого, а на спине горб. Я быстро вознесла в душе молитву за него.

Улочка была такая узенькая, что если бы я вытянула в стороны обе руки, то могла бы коснуться пальцами противоположных стен погруженных во мрак домов, мимо которых мы ехали. Достигнув конца ее, мы оказались на широкой улице. Возле ближайшего дома горел яркий костер. Это его свет я видела издалека. Вокруг костра стояли какие-то люди: они грелись, протягивая к пламени руки, громко разговаривали и смеялись, будто в Лондоне и в помине не было никакого запрета ходить по городу ночью. А окна самого здания были озарены светом множества свечей.

На втором этаже, в высоких окнах с потрескавшимися стеклами, то и дело мелькали силуэты. Хотя время уже явно близилось к полуночи, все здание наполнял шум голосов. Догадавшись, что это и есть пресловутый игорный дом, я вся напряглась.

Мы проезжали достаточно близко от костра: можно было разглядеть грубые, отталкивающие лица сгрудившихся вокруг него людей, вдохнуть запахи дыма, эля и рвоты. Что и говорить, картина была просто отвратительная. Мне приходилось заглядывать в потемки человеческой души, но обычно порок все-таки принято скрывать, прятать за щитом моральных правил. Но здесь никто друг перед другом не притворялся.

Люди у костра равнодушно поглядывали на нас и продолжали свои разговоры. Я облегченно вздохнула и успокоилась. Никто нас здесь не тронет, страхи Джеймса оказались беспочвенными.

И вдруг сбоку здания распахнулась дверь. На улицу нетвердой походкой вышел какой-то мужчина в обнимку с женщиной, чьи груди буквально вываливались из корсажа. Увидев нас, парочка сразу остановилась.

Я быстро опустила глаза и дернула поводья. Лошадь тронулась с места.

— Эт-то еще что такое? — заорала женщина.

Я не поднимала головы.

— Вы что, привезли новых шлюх? — завизжала она. — Ошиблись адресом! Саутуарк на другом берегу!

Ее спутник захохотал. Потом вдруг раздался какой-то треск, совсем близко. Один из стоявших у костра бросился ко мне. Джеймс быстро развернул лошадь, чтобы преградить ему дорогу.

— Эй, в чем дело? Мы никого не трогаем! Зачем устраивать шум? Дайте нам спокойно проехать! — крикнул он, стараясь, чтобы голос его звучал беззаботно и даже весело, но это у него получилось плохо.

— Никого не трогаете? Тогда что вам здесь надо? — крикнул мужчина, обнимавший проститутку.

— Дайте нам проехать, — повторил Джеймс.

И тут, откуда ни возьмись, возле костра появились еще какие-то люди. Их было уже не меньше десятка, все молодцы как на подбор, а из здания игорного дома толпой валили их товарищи. Перевес был явно не на нашей стороне.

16

Помнится, в самом начале пути я заявила Гертруде, что предпочла бы подвергнуться нападению, лишь бы только не попасть ко второму прорицателю. Теперь я поняла, насколько это было глупо. Одной рукой сжимая поводья, я другой лихорадочно пыталась нащупать четки, висевшие у меня на поясе.

Гертруда ехала где-то впереди, вокруг нее жались пятеро наших наемников и факельщики. Там же был и Джозеф, бросающий вокруг себя грозные взгляды.

Джеймс же попытался прийти мне на помощь. Он хотел вклиниться между мной и собравшейся толпой, но бандиты перекрыли улицу, и лошадь его остановилась. Если бы он решил двинуться дальше, ему пришлось бы отбросить кого-нибудь в сторону. Я видела, как растерянно бегают его глазки: кажется, Джеймс собирался спешиться. Но боялся это сделать.

Теперь между мной и пьяными игроками оставался только горбатый калека.

— А ну осади! — закричал он, размахивая дубиной.

Это развеселило разбойников. И пока я беспомощно наблюдала за происходящим, один из нападавших ударил моего защитника прямо по лицу. Тот как подкошенный рухнул на землю. И больше я его не видела. Толпа бандитов сомкнулась над ним, и негодяи с азартом принялись пинать беднягу ногами. Я слышала только его жалобные крики и вопли о помощи. Дубинку его громилы весело перебрасывали друг другу, словно играли в мяч.

Внезапно сквозь буйную пьяную толпу ко мне протолкался еще один бандюга с длинными, до плеч, волосами. Гнусно улыбаясь, он протянул мне руку, словно хотел помочь сойти с лошади.

В эту минуту я отчаянно пожалела о том, что у меня нет хлыста… но ведь я никогда не брала его с собой.

— Уходи, — жалобно, как испуганный ребенок, проговорила я.

Но он в ответ протянул и вторую руку, пытаясь обнять меня за талию. Я хотела оттолкнуть его ногой, но запуталась в стремени.

— Благородные жители Лондона! — во всю силу своих легких вскричал Джеймс. — Мы не хотим неприятностей ни себе, ни вам! Вот вам за то, что вы не причините нам зла!.. — И с этими словами он швырнул в воздух пригоршню шиллингов. Сверкая в отблесках пламени, монеты золотым дождем рассыпались по улице.

Человек, который пытался стащить меня с лошади, сразу забыл обо мне и бросился в самую гущу свалки дерущихся за монеты людей. А свалка была нешуточная. Слава богу, теперь улица была свободна, и я изо всей силы пришпорила лошадь. Джеймс, Гертруда и Джозеф тоже ринулись вперед. На первом же перекрестке Джеймс подал знак сворачивать. Мы не заставили себя долго упрашивать и скакали до тех пор, пока крики негодяев из игорного дома не затихли где-то далеко позади.

Джеймс поднял руку, и мы остановились, поджидая бегущих сзади факельщиков и наемников. Когда они, тяжело дыша и вытирая пот, догнали нас, Джеймс пересчитал всех и констатировал:

— Мы потеряли только одного.

Тут заговорил самый высокий из наемников. Он впервые за все время обратился к нам, сказав:

— Надо возвращаться. Я знаю этого человека и его мать, они из нашего прихода. Его нельзя оставлять здесь. Он тяжело ранен и может умереть. Когда эти негодяи вернутся в дом, мы сможем забрать его.

— Нет! — быстро возразила Гертруда. — Мы и так потеряли время!

Один из наемников вполголоса выругался.

— Как зовут этого человека? — спросила я.