Чаша и крест

Новая цель придала нам сил, и мы уже совсем с другим настроением встали в очередь желающих попасть на высокий, шестьдесят футов над водой, Лондонский мост. Заплатили за право перехода и в толпе других людей медленно двинулись через реку. Проход был такой узкий, что нас постоянно задевали с грохотом несущиеся вперед фургоны и телеги.

Едва ступив на северный берег, мы услышали громкие выкрики:

— Куда едем? Лошадь нужна? Или, может, лодочка… Кому нужна лодочка? Всего несколько пенсов — и вас доставят, куда пожелаете! — Этими словами немолодой горбун приветствовал каждого пешего путешественника, сходящего с моста.

— Благодарю вас, сэр, но до монастыря Черных Братьев мы доберемся пешком, — вежливо отказался брат Эдмунд.

Горбун рассмеялся.

— Ну кто же ходит в Блэкфрайарз пешком? — воскликнул он и отошел от нас.

— Что он хочет этим сказать? — спросила я.

— Сами увидите, — ответил брат Эдмунд, и по лицу моего друга было заметно, что он уязвлен.

И я увидела. Блэкфрайарз, или монастырь Черных Братьев, — самая большая доминиканская обитель в Англии, это настоящее чудо христианского мира. Два века насельники этого монастыря не подчинялись английским правителям, светским или церковным, не подчинялись самому королю, но одному лишь Папе Римскому. Самой мне пока еще ни разу не довелось здесь побывать, что очень удивило брата Эдмунда. Однако если человек принадлежит к благородному семейству, это еще не значит, что он должен знать Лондон как свои пять пальцев. Признаться, в столице было немало мест, о которых я и понятия не имела. Добравшись до монастыря, мы прошли через огромную арку (на ней на фоне звезд и белых лилий были вырезаны славный герб доминиканцев и слово «Veritas» [10] ) и вышли на мощенный камнем огромный двор, такой же большой, как и двор в Винчестер-Хаусе. Слева стояла сторожка привратника, а за ней располагались громадный, с множеством окон замок, церковное кладбище и ряд хозяйственных построек. И все это было окружено высокими каменными стенами. Действительно, в такое величественное место надо являться не пешком, а в карете или паланкине, на худой конец — верхом на лошади.

10

Истина (лат.).

Мы нашли привратника, краснолицего детину лет сорока; он сидел один в сторожке и горланил песни.

— Знакомьтесь, это господин Джон Портинари, — представил его брат Эдмунд, — бессменный привратник монастыря Черных Братьев: он уже много лет исполняет эту обязанность.

— И горжусь этим, да, горжусь! — вскричал господин Портинари, грохнув кулаком по столу. — Какое счастье, друзья мои, что вас не было здесь, когда трусливый настоятель подчинил нас воле Кромвеля. В конце концов тут осталось всего шестнадцать братьев — можете в это поверить? Шестнадцать! А прежде их были сотни! Но все разбежались кто куда. Да, кстати, вы ведь тоже нас покинули, брат Эдмунд. Я слышал, что вы перешли в Кембридж, а после того как и там монастырь распустили, вас, кажется, отправили в Дартфорд?

— Все правильно, и я польщен, что вы помните меня и следите за моими перемещениями. Мы с сестрой пришли из Дартфордского монастыря.

— Я всегда старался не упускать из виду братьев, которые подавали большие надежды. — Он с интересом посмотрел на меня. — Ага, а это, значит, она и есть? Я помню, вы рассказывали мне, что ваша родная сестренка — монашка в Дартфорде.

Я ждала, что брат Эдмунд поправит привратника, но он этого не сделал. Когда в прошлом году мы совершали путешествие в Мальмсбери, то выдавали себя за брата с сестрой, чтобы не возбуждать в людях любопытства и не привлекать излишнего внимания. Возможно, и сейчас лучше было избрать ту же тактику, хотя, признаться, я очень не любила говорить неправду.

— Мы хотели вечером зайти в монастырь: помолиться и посетить библиотеку, — сказал брат Эдмунд. — Это возможно?

— Возможно ли это? — Привратник так и просиял. — Будучи здесь должностным лицом, я с превеликой радостью разрешу вам прогуляться по Блэкфрайарзу и даже провести в стенах обители ночь… но только при одном условии: если вы выпьете со мной монастырской мадеры из погребов настоятеля.

Брат Эдмунд попытался было отказаться, но Джон и слышать ничего не хотел. Он до краев наполнил кубки для нас обоих. Я отхлебнула сладкой густой мадеры и сразу почувствовала, как по всему телу разлилось тепло. У меня во рту давно уже крошки не было, а это вино оказалось куда крепче, чем разбавленное водой земляничное, которое я иногда употребляла.

Я посмотрела на брата Эдмунда и увидела, что щеки его порозовели: вино и ему ударило в голову.

— Через час стемнеет, а у нас еще дел по горло, — вставая, сказал он. — Спасибо за угощение, но…

— Подождите, побудьте со мной еще немного, — умоляющим голосом проговорил Портинари. — Я так давно не сидел со старыми друзьями, надо же вспомнить былые славные денечки. Завтра я последний день исполняю тут обязанности привратника: все, кончилась моя служба, расстанемся и, боюсь, никогда больше не увидимся. Давайте-ка я вам еще налью…

Недаром говорят, что сердце не камень. Брат Эдмунд снова сел, и они ударились в воспоминания о прежних временах, когда могущество монастыря Черных Братьев было притчей во языцех.

Наконец привратник встал, качнулся, зазвенел ключами и пошел открывать дверь в часовню. С удивлением и благоговением вступила я под широкие арочные своды, подпираемые массивными колоннами. Пламя свечей скудно освещало высокие росписи и позолоту. Здесь, как в никаком другом месте, я чувствовала, сколь высоким авторитетом пользовался орден доминиканцев. Вожди его были советниками многих королей Европы. Ученые монахи переводили античные документы, в которых открывалась мудрость ушедшего мира, позволяя нам понять, о чем размышляли Аристотель, Вергилий, Ливий и Плиний. Настоятели щедро предоставляли средства архитекторам и музыкантам, устраивали изысканные сады, оплачивали работу величайших в мире художников. Знаете, где была написана «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи? На стене трапезной монастыря в Милане, и не какого-нибудь, а доминиканского.

Мы остановились перед входом в трапезную, которая была раз в десять больше той, где мы вкушали пищу в Дартфорде. Привратнику очень хотелось показать нам знаменитые окна. Великолепие этого помещения, венчаемого рядами окон в западной стене, не могло не вызвать в душе моей чувства глубочайшего смирения. Сквозь стекла сочился серовато-багровый сумеречный свет, невольно навевавший меланхолию. Привратник упомянул, что под конец тут осталось всего шестнадцать братьев. Да здесь могло разместиться несколько сотен монахов.

На дальнем столе я заметила деревянную миску с недоеденным завтраком, одинаковым для всех, кто живет в монастыре. Глядя на черствые ломти хлеба, я поняла, что вижу остатки последних совместных трапез братьев-доминиканцев. И представила себе, что из этой миски ел какой-нибудь монах, слишком старый и настолько подавленный происходящим, что не смог даже одолеть порцию каши. Он отодвинул миску, кряхтя, встал, пересек мощеный двор и навсегда покинул монастырь, унося за спиной узелок со своими нехитрыми пожитками.

— Сестра, вы где? — заорал привратник уже с другой стороны трапезной, прерывая мои грезы. — Мы переходим в большую залу.

По сравнению с действительно огромными залами, которые мне пришлось повидать за свою жизнь, в том числе и в особняках Кортни и Говардов, это монастырское помещение казалось маленьким.

— Здесь дважды устраивали заседания парламента, и именно тут в присутствии двух кардиналов проходил процесс по делу о разводе между королем Генрихом Восьмым и его супругой Екатериной Арагонской, — сообщил брат Эдмунд.

— Все прошло, былое величие миновало, — печально проговорил привратник. — Несокрушимый монастырь Черных Братьев уничтожен, и кем? Правнуком уэльского конюха.

— Нет-нет, господин Портинари, нельзя говорить так о короле. И не стоит предаваться унынию: встряхнитесь и глядите веселей! — сказал брат Эдмунд.

Привратник кивнул:

— Вы всегда были прекрасным монахом, брат Эдмунд. Говорили, что вы могли бы стать величайшим доминиканским ученым в Англии. А вместо этого вы теперь служите аптекарем в каком-то захудалом городишке! Это же трагедия, черт бы меня побрал! А вы еще меня успокаиваете!