Чаша и Меч
Шрифт:
– Махни нам в окно, если все в порядке, - предупредила Нина.
Как и ожидалось, Фрейю встретили словами:
– Где ты была?
– Впрочем, сценарий тут же изменился.
– Нет, не говори. И так все понятно.
– Он приоткрыл одну створку окна, ту что поуже, и крикнул на улицу: - С ней все в порядке. Можете идти.
– и уже совсем мирно добавил: - Мой руки, Фрейя. Я разогрел твои тефтельки.
(33) Пушер - уличный торговец наркотиками
ГЛАВА 14
Пузырьков и флаконов
Густой мясной запах заставил ее выйти из ванной и спуститься вниз. На кухне царил Фенрир. В обтягивающей майке, босиком, в синих джинсах, он рубил помидоры и лук со скоростью и сноровкой китайского палача. Рядом стояла облитая синей глазурью салатница. А ведь я могу и привыкнуть, промелькнула внезапная мысль.
– Ты не переоделась, - заметил он, даже не повернув голову.
– Ну... да, - согласилась девушка.
– Я собиралась зайти купить леггинсы и пару маек, но как-то закрутилась и не успела. Можно я возьму твою майку?
Теперь Фенрир смотрел на нее, и выражение его лица было... странным:
– Бери любую.
"Бери любую"... Стоя перед открытым ящиком комода, Фрейя подумала, уж не пошутил ли он. Все майки были абсолютно одинаковые: одного размера (XXL), одного цвета (черные), без принтов.
Рукава пришлось подвернуть, иначе они доходили ей до локтей. Подол майки почти прикрывал колени и по сравнению с теми платьями, в которых одноклассницы ходили танцевать в клуб, ее наряд выглядел почти пуританским. Хорошо, что в сумке нашлись шерстяные носки. Дома она в них спала, а здесь можно было использовать вместо домашней обуви.
Увидев ее снова на пороге кухни, теперь уже в майке и носочках, берсерк опять завис, и Фрейя готова была спорить на что угодно, что в глазах у него промелькнуло что-то вроде тоски. Жестокие убийцы тоже иногда чувствуют себя одинокими? Ой, вот не надо мне сказок на ночь.
– Ну, и как прошел твой день?
Фенрир терпеливо ждал, пока девушка не поставит перед ним тарелку. Фрейя еще вчера заметила, как он задерживает дыхание, глядя на ее руки. Ну и пусть смотрит, решила она. Не в ее интересах злить его по мелочам. Она использует любое, даже самое малое преимущество в борьбе за свою свободу. Доверие врага тоже можно обратить против него.
– Съедобно?
– Вместо ответа спросила она.
– Вкусно и... странно. Я не привык к домашней еде.
Но она тебе нравится, заметила про себя Фрейя. Права была мама, когда говорила, что миром правит рука, качающая колыбель. В данной ситуации вполне подходила замена: "рука, держащая поварешку".
– Ты что, никогда не жил с нормальной женщиной?
Она знала, что иногда, не найдя пары среди своих мужчины эйги сходились с человеческими женщинами.
– Где бы я ее нашел, интересно?
– Ну...
– она лениво ковырялась вилкой в своей тарелке.
– В Розенгарде тоже есть жизнь.
Если уж говорить начистоту, то даже в заднем проходе крысы-пасюка есть жизнь, просто не надо обсуждать эту жизнеутверждающую теорию за столом.
– Главное - разработать правильную стратегию. Например...
– она посмотрела
– Вот Гарм, например. Берешь его на поводок...
– Пес всем своим существом выразил отвращение к поводку.
– ... и идешь на собачью площадку. Улыбаешься какой-нибудь симпатичной собачнице, заводишь разговор, а потом все само завертится. Обмен телефонами над резиновым мячиком... первый поцелуй над собачьей миской...
Пес громко, с прискуливанием, зевнул.
– Вот именно, - согласился с ним Фенрир.
И что им не так? Она ведь их не в театр отправила, и не в музей.
– Гарм, хочешь подружку? Симпатичную сучку с милыми карими глазами и шелковистой шерстью?
– Спросила Фрейя.
– Гав!
– То-то же.
Берсерк посмотрел на нее поверх тарелки:
– А ты забавная, оказывается.
– Его улыбка по-прежнему нагоняла жуть.
– Я, когда увидел тебя в первый раз, подумал, такая даже на гусей не шипит.
– А я сразу решила, что ты ешь младенцев на завтрак.
Ой, что-то она расслабилась. Орвар всегда говорил: "Фрейя, прежде чем шутить, сначала убедись, что здесь тебе не накостыляют по шее за твои шуточки". В результате об ее чувстве юмора были осведомлены лишь отец и брат.
– Эээ... ааа... когда ты меня в первый раз увидел?
– На благотворительном вечере в ратуше. Ты танцевала под смешную мелодию.
Это было четыре года назад. Тогда Фрейя была неловким угловатым подростком, и только на сцене забывала о своих непропорционально длинных ногах и руках.
– Это был Чайковский. Танец феи Драже из "Щелкунчика".
– Знаю. Я потом нашел эту мелодию.
Он что, положил глаз на нее еще тогда? И знал о планах Бьерна? А может быть, он сам попросил ярла отдать ее ему?
Девушка похолодела. Прошло всего несколько дней после смерти отца, и вот она уже как ни в чем не бывало болтает с его палачом. Когда с ней это произошло? Когда он на руках отнес ее в кухню и перевязал кровоточащую руку? Или когда купил для нее эти пузырьки, что стоят теперь в ванной?
Ведь это он, Фенрир, мучил ее отца. И убил бы его, если бы ярл не захотел сделать это собственноручно. Внезапная слабость заставила ее выронить вилку. Снова кипятком разливалась в груди знакомая боль, но теперь Фрейя знала, как с ней справиться. Она нащупала на столе нож с тонким от многочисленных заточек лезвием и, не колеблясь, ткнула острием под ноготь большого пальца.
– Ты что творишь, дура!
Фенрир в одно мгновение оказался рядом - кажется, просто отбросил в сторону тяжелый табурет и перемахнул через стол. Он отобрал нож, а ее руку с силой зажал в кулаке.
– Хочу знать, больно ли это?
– Что именно?
Ее кровь уже текла по его пальцам, и Фенрир просто слизнул ее. Как собака, невольно подумала Фрейя. А затем он наклонился к ее руке и зажал зубами кончик большого пальца. Отсасывал кровь.
– Когда срывают ногти.
Лицо Фенрира окаменело. Он оторвал кусок бумажного полотенца и соорудил из него колпачок для раненого пальца.
– Это больно. Обычно, когда я дохожу до мизинца, все начинают петь, как канарейки. Но твой отец даже не застонал. Поэтому я понял, что продолжать дальше не стоит.