Чаша страдания
Шрифт:
Михоэлс представил себе это, улыбнулся и сказал:
— Это как Бобчинский и Добчинский из гоголевского «Ревизора», когда в начале пьесы они кричат, не разобравшись, про Хлестакова: «Приехал, приехал!»
Райхман позволил себе приятно хохотнуть:
— Ну не совсем так, конечно. Настоящей хлестаковщины они от вас не услышат. Хотя лучше представлять все в оптимистических тонах. Будьте осторожны: они напечатают все, что узнают и услышат от вас — кто вы, какое у вас положение в вашей стране, богаты ли вы, зачем приехали, женаты ли вы и на ком женаты.
— У меня вторая жена — Анастасия Потоцкая, полька.
Райхман показал знание истории:
— Они могут решить, что вы женились на польке из рода короля Станислава Потоцкого, и поймут, что евреи в Советском Союзе во многом ассимилировались. Вы ведь знаете, что моя жена, Оля Лепешинская, русская.
— Я
— Итак, в дороге вы будете всем обеспечены, а в Америке получите деньги на проживание, на переезды и гостиницы. Все оплатит посольство. С вами постоянно будет ездить его представитель, он будет устраивать ваши встречи, переводить вам, если надо, а собранные деньги доставлять в посольство. Еще несколько деталей: в Америке немало родственников советских евреев. Связи с ними долго рассматривались как нежелательные. Они, конечно, станут расспрашивать вас про своих родных. Мы дадим вам точный список: кто и где из наших людей имеет родственников, — Михоэлс понял, что все они были на учете органов слежения. — Вы не отказывайтесь встречаться с ними, не отпугивайте их. Даже если они будут приглашать вас домой, идите к ним. Но очень важно помнить, что вы будете окружены чуждыми элементами, к вам могут подсылать шпионов, могут даже пытаться завербовать вас. Особенно еврейские сионистские организации. Надо быть очень-очень осторожным. Даже ходить по улицам одному мы не рекомендуем, могут быть провокации. Да и в гости одному приходить неудобно. Берите с собой всюду Фефера, он говорит по-английски и будет вам в помощь. Кстати, вы отвечаете за то, чтобы он не заводил слишком много самостоятельных контактов.
Михоэлс понял, что Феферу поручено следить за ним, а ему — за Фефером. Это его покоробило, но вида он опять не подал.
— Сколько времени мы должны пробыть там?
— Мы вас не ограничиваем. Учитывая сложность передвижений между странами в военное время, вам дается не менее полугода.
Михоэлс вышел после разговора со смешанными чувствами. Как говорил герой повести Шолом-Алейхема «Тевье-молочник», «с одной стороны… и с другой стороны…». С одной стороны — поездка очень важная и очень интересная, но с другой стороны — трудностей и опасностей слишком много. А главное, если не угодишь Сталину, то наверняка не сносить головы.
Хотя он почти никому не говорил о предстоящей поездке, среди евреев Москвы, а потом и в других городах, распространились слухи: Михоэлса посылают в Америку, он будет послом доброй воли от самого Сталина. Значит, Сталин доверяет ему, раз посылает в Америку. Да, наш Соломон — великий человек. Зачем его посылают и какие инструкции дали — этого люди не знали, но все равно гордились и ликовали. Михоэлс был одним из них, и им казалось, что если ему оказано такое доверие, то оно распространяется на всех евреев тоже.
Михоэлс и Фефер вылетели из Москвы на восток на военном транспортном самолете с группой советских инженеров. Путешествие было не из приятных: самолет холодный, сиденья вдоль бортов узкие, жесткие. До Тегерана по территории Советского Союза летели три дня, приземляясь по ночам на военных аэродромах. До Чикаго долетели на более комфортабельном американском самолете, а уже оттуда — поездом в Нью-Йорк.
Поездка в Америку не в военное, а в мирное время могла быть большим удовольствием. Интерес к ней был у Михоэлса и Фефера и теперь, но об удовольствиях думать не приходилось — за спиной осталась их страна, сражавшаяся за свое существование, там гибли, там страдали люди. Нет, эта поездка не приносила удовольствия. Они собирались все время отдать выполнению задачи — собрать как можно больше денег.
В индустриальном развитии, в строительстве и уровне жизни Америка 1940-х годов далеко обогнала Европу, тем более — отсталую Россию. После затемненной и низенькой Москвы Нью-Йорк поразил их пятидесяти-шестидесятиэтажными небоскребами, залитыми электрическим светом и бурлящими жизнью. Официально страна уже участвовала в войне, но не в Европе, а в Азии — с японцами. Это было так далеко, что бомбардировщики к ним не долетали, ночные улицы заливал яркий свет бесчисленных реклам, торговля шла бурно, на улицах царило густое движение красивых разноцветных автомобилей, гремели поезда «надземки» — линии метро над пролетами улиц, на уровне второго этажа.
Михоэлса и Фефера встречали посол Максим Литвинов и советник посольства Андрей Громыко. На них набросилась толпа журналистов с микрофонами и фотоаппаратами
с магниевыми вспышками. Для прибывших это было непривычно, Литвинов улыбался, слегка скептически, у Громыко было каменно-непроницаемое лицо. В большой машине посла ЗИС-101 они поехали в громадный отель «Уолдорф-Астория» на Парк-авеню. Там останавливались знаменитости и богатые люди.Михоэлс немного знал Литвинова, который бывал на спектаклях Еврейского театра в Москве. Тогда он был министром иностранных дел. Громыко был молодым дипломатом, недавно присланным из России. В машине они показали приехавшим газеты, переводя заголовки с английского. Все было, как предсказывал хорошо информированный генерал госбезопасности Райхман. Громадные заголовки статей: «Первый официальный приезд евреев из России: раньше эти евреи бежали в нашу страну от погромов, теперь они становятся официальными представителями Сталина». Рассказывали, какой Михоэлс великий актер, описывали всю его жизнь.
После ужина Литвинов остался с Михоэлсом в его большом двухкомнатном номере:
— Нам надо поговорить. Ваша миссия очень важна для нас и крайне деликатна: своими выступлениями вы можете повлиять на общественное мнение, пробудить в американцах стремление присоединиться к войне с Германией в Европе, — и добавил: — С общественным мнением здесь очень считаются, в том числе и с еврейским — у евреев есть деньги.
Михоэлс удивился: в своей стране он никогда не слышал, чтобы считались с общественным мнением, он вообще не слышал выражения «общественное мнение». Литвинов уловил это:
— Да, да, в Америке очень считаются с общественным мнением, проводят массовые опросы, тут же публикуют их результаты, и правительство вынуждено делать из них выводы. Так вот, как вы знаете, Америка долго не хотела официально вступать в войну. Рузвельт послал в помощь Англии пятьдесят старых военных кораблей, давал ей снабжение, но в войну не вступал. Вместо него это сделал сам Гитлер: после нападения японцев на американскую базу Перл-Харбор на Гавайях Гитлер 11 декабря 1941 года объявил Америке войну. Это был дурацкий жест, он показывает недальновидность Гитлера. Это его в конце концов и погубит. Америка воюет против японцев в Азии, а с сорок второго — и против немцев в Северной Африке. Но нам нужно уговорить Америку открыть второй фронт в Европе, чтобы взять на себя часть немецких дивизий с нашего фронта. Я надеюсь, что вы нам в этом поможете.
Михоэлс впервые разговаривал с таким ответственным человеком о таких важных международных делах:
— Но я ведь актер, я не дипломат.
— Это-то и прекрасно, что вы не дипломат. Люди скорее поверят вам. Я добился от Америки займа в один миллиард долларов и рассрочки в оплате ленд-лиза. Вы можете собрать своими выступлениями большую сумму денег для покрытия этих расходов. Но главная задача — убедить Америку вступить в прямую войну с Германией в Европе.
Настоящее имя Максима Литвинова было Меер-Генох Мовшевич Валлах, родился он в еврейской семье в Белостоке, в молодости примкнул к еврейской партии «Бунд», потом перешел к большевикам. Его арестовали и сослали в Сибирь. После освобождения он уехал в Европу, жил в Швейцарии, Франции, Англии. Тогда он брал себе разные псевдонимы: Лувинье, Феликс, Папаша, Ниц — и остановился на «Максиме Максимовиче Литвинове». Он женился на состоятельной англичанке по имени Фэйви, она тоже стала зваться на русский манер Айви Вальтеровна. Из-за границы он наладил военное снабжение революции, а вернувшись в Россию, вместе с женой Горького Марией Андреевой издавал в 1905 году первую газету революционеров «Новая жизнь», тогда же познакомился с Лениным. Потом Литвинов уехал в Англию, и в 1917 году его сделали дипломатическим представителем. Но англичане не признали его, арестовали и обменяли на своего агента в России Брюса Локкарта. В Москве Литвинов стал заместителем министра иностранных дел Чичерина, а после болезни и отставки Чичерина в 1930 году Сталин сделал Литвинова министром.
Чичерин, русский интеллигент, подбирал себе кадры тоже из интеллигенции. Но многих из них арестовали, сослали или расстреляли. Литвинов набрал новые кадры, среди них было много русских интеллигентов еврейского происхождения. Но подбирал он их не по национальному признаку, а по деловым качествам. В 1934 году Литвинов приехал в Америку по личному приглашению самого президента Рузвельта, провел с ним сложные переговоры, и благодаря этому тогда начались дипломатические отношения между СССР и США. Он был одним из основателей Лиги Наций и выступал там против набирающего в Европе силы фашизма.