Часовой Армагеддона - 2 (Демо-версия)

Розенблюм едва заметно качнул головой.

– Не успеешь, - прошептал он.

Валентин ощутил крошечный всплеск магии. Дурак, мелькнула мысль, все равно заметят!

Но повелитель Перчатки вдруг пошатнулся и упал ничком, неловко подвернув под себя страшную правую руку. Валентин свалился на землю и кубарем откатился в кусты - от греха подальше.

А вслед за тем на Розенблюма обрушился шквал огня и стали. Кусты за его спиной мгновенно вспыхнули, озарив поляну оранжевым цветом. Со стороны Семерки ударили молнии, в воздухе запахло озоном и гарью.

Валентин едва не ослеп от сверкания молний и фаерболов, и уж вовсе оглох от грохота грома и звонких ударов меча. Господи, подумал он, Розенблюм дерется с Семеркой почти на равных! Если бы не Перчатка...

Он прикрыл глаза, пытаясь разобраться в ситуации. Магии вокруг хоть отбавляй, никаких ограничений. Самый опасный, разумеется, пришелец но Розенблюм уже угостил его "жалом", маломощным, но точным заклятьем, вырубающим мозг. Фактически, отметил Валентин, даже без моего вмешательства шансы Семерки невелики. Если, конечно, их маг не окажется сильнее.

Валентин открыл глаза и увидел, что очередная молния пробила защиту Розенблюма. От его тела посыпались искры, изо рта вырвался нечеловеческий вопль, и злополучный ученик Хеора завалился на бок. Тому была веская причина - у него осталась всего одна нога.

К черту, решил Валентин. В конце концов, он мой подмастерье.

С каждой кисти Валентина сорвалось по "жалу". Третьим заклятьем его пришлось подвесить его на подбородок - Валентин оттолкнулся от земли и быстро перелетел в соседние кусты. "Коза" и "веер" - вовремя, ударившие одновременно фаербол и молния едва не пробили защиту, ерунда, еще раз "веер", посильнее, а вот теперь - "штопор". Четыре один, подумал Валентин, и тут же поправился, заметив, как дрогнули плечи Розенблюма. Четыре - ноль!

За едва ли полную секунду передышки Розенблюм успел восстановить защиту. Валентин не мог не восхищаться подготовкой своего компаньона что ни говори, а учить Великий Черный умел.

Сам Валентин выставил еще два "веера" и успел мазнуть "апельсином" по пришельцу. Именно он внушал наибольшие опасения - ведь целитель Семерки еще оставался невредим!

Целитель и впрямь был в строю. Валентин ощутил его восстанавливающие заклятья - и с ужасом понял, что пришелец вот-вот очнется. Рука сама свернулась в какой-то жест, Валентин вложил в заклятье все, на что был способен, уже понимая, что совершает ошибку но страх перед Перчаткой оказался сильнее.

А потом Валентин вдруг осознал, что все кончилось.

Пришелец лежал на земле, и по виду его сразу было ясно, что он мертв.

Валентин посмотрел на свою сведенную судорогой кисть - столько сил вложил он в последнее заклятье. Обычный "штопор"? Вроде бы да, вот только задом наперед...

С дерева беззвучно упал призрак - почерневший, распухший, покрытый пузырящейся слизью. Валентин окинул поляну быстрым взглядом - шесть тел. Целитель, по-видимому, прятался в кустах - да так там и остался.

Розенблюм, по-прежнему окутанный защитным коконом, подтянул к себе обоженный обрубок левой ноги и, постанывая, совершал над ним магические манипуляции. Левая рука его, еще недавно сожженная до локтя, выглядела как новенькая. Боевой маг, одно слово.

Самрухары мирно сидели там и тут, совершенно не обращая внимание на состояние своих наездников. Валентин понял, что у Розенблюма нашлось заклинание и для этих чудовищных птиц. В лесу снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь слабым потрескиванием догорающего кустарника.

Валентин посмотрел на лежавшего совсем рядом пришельца и тяжело вздохнул. Мы оба земляне; быть может, в прошлой жизни мы даже были знакомы. А вот теперь он мертв, и мертв от моей руки.

Валентин подошел к пришельцу и перевернул его на спину. Неподвижные глаза землянина уставились в синее небо; рука со страшным талисманом бессильно простерлась на траве. Валентин всмотрелся в длинное бледное лицо своей жертвы и покачал головой. Нет, я никогда не видел этого человека; но разве это повод, чтобы убивать?

Валентин снял Перчатку с еще не успевшей остыть руки мертвеца и машинально сунул ее в боковой карман комбинезона. Все как в прошлый раз, подумал он раздраженно; не успел высадиться на Побережье, как тут же - покойник. Но в прошлый раз я убивал не по своей воле; теперь же это был мой выбор. Точнее - выбор моего страха.

Да, сказал себе Валентин. Впервые в жизни я убил человека только потому, что боялся. Неужели Диана права, и я действительно превращаюсь в Фалера?

Хватит, приказал себе Валентин. Что сделано, то сделано; кем бы я ни был, на этот раз я остался в живых. И, между прочим, кое-кого спас. Жизнь за жизнь, такова арифметика Побережья; если бы я не вмешался, на этой поляне было бы одним трупом больше.

Моим трупом.

Валентин вытащил из кармана Перчатку и повертел ее в руках. Талисман не отзывался. Не было ни легкой дрожи в руках, ни головокружения, ни ощущения тепла. Странно, подумал Валентин. Раньше на талисманы такого класса моей совместимости вполне хватало. Разве что эта Перчатка покруче обычных?

Валентин спрятал талисман обратно в карман и посмотрел на Розенблюма. Тот уже завершал свое исцеление. Сожженная нога его окуталась мерцающим туманом, кости встали на место с характерным хрустом, заставившим Валентина поморщиться.

– Розенблюм, - сказал Валентин, подходя к своему подмастерью. Объясни мне, пожалуйста, зачем ты на них напал? Мы же чуть было не погибли!

– Я хотел знать, на чьей ты стороне, - сквозь зубы пробормотал Розенблюм.
– Теперь я знаю, что Фалер - человек слова.

– Да, это так, - кивнул Валентин.
– Но не слишком ли ты рисковал?

Розенблюм фыркнул:

– Рисковал? А что я должен был делать? Бросить своего мастера и покрыть себя вечным позором?

Валентин пожал плечами:

– Ну, ты мог попытаться их убедить...

– Ты же видел Перчатку!
– воскликнул Розенблюм.
– Еще одно слово, и я превратился бы в мешок с костями! У меня был только один шанс ударить первым. Хвала Емаю, я сумел их опередить!

– Ты думаешь, он пустил бы Перчатку в ход?
– с сомнением спросил Валентин.

– А ты стал бы проверять?
– спросил в ответ Розенблюм.

Валентин не нашелся, что ответить. Когда Перчатка угрожала мне, я не колебался ни секунды. Кто я такой, чтобы осуждать Розенблюма?