Часовой механизм любви
Шрифт:
– А Маслов что?
– Он тихо говорил, я не слышала, Егор Алексеевич. Они еще беседовали, но уже без крика, а потом Сергей Николаевич ушел, а Татьяна Павловна…
– Что?
– Я… Егор Алексеевич, я не должна. Это… нехорошо.
– Наташа, если бы не крайняя нужда, я бы тебя не мучил. Но я должен во всем разобраться, причем как можно быстрее, на полицию надежды нет, они не торопятся, а без тебя я зашиваюсь, и если не разберусь, ты не сможешь вернуться, и цветы твои пропадут, кстати.
– Я понимаю. – Наталья промолчала, потом, словно в омут головой, выпалила: –
– То есть, что значит – не позволяла себе на работе?
– Ну… она же пьет, Егор Алексеевич. Разве вы не знали?
Егор молча уставился в пустоту, пытаясь осознать услышанное. Он видел пьющих женщин раньше, и Рубахина была совершенно не похожа на них. И вдруг он понял – нет, похожа. Алкоголизм оставляет на женском лице свою печать, и на лице Рубахиной она есть – опустившиеся уголки губ, нечеткий контур носа, небольшая одутловатость – она все это скрывала под макияжем, но если присмотреться, то можно понять, он просто никогда не присматривался, не вникал, а вот Шаповалова знала. И, видимо, знал Серега Маслов, иначе не позвал бы его на это место, а назначил бы Рубахину.
– Я понял. Скажи еще, Наташа. В тот вечер, когда все случилось с Верой, – почему ссорились Рубахина и Шаповалова?
– Я не знаю, Егор Алексеевич, честно. Я заметила, что они вроде как в ссоре, но там столько народу находилось, и мне было не до них, а специально за ними я не следила.
«А вот Маша Данилова следила, – Егор вспомнил фотографию в компьютере. – Она вообще сняла всех, кого могла, кто имел отношение к событиям. Зачем она это делала, из желания выслужиться или что-то замышляла? Но что она могла замышлять своей пустой головенкой?»
– Вот на Новый год они ссорились знатно, тогда я слышала. И не только я, все слышали. Шаповалова прислала Татьяне Павловне на почту фотографии из какого-то ресторана, где Рубахина в очень неприглядном виде, и скандал вышел страшный, Шаповалова говорила, что ничего не присылала, но почта-то ее рабочая, глупо было отрицать! Татьяна Павловна влетела в приемную, как баллистическая ракета, а Шаповалова от Руслана Викторовича как раз выходила. Они ссорились прямо здесь, пришлось даже Попову вмешаться, они едва не подрались, я думала, разнимать придется.
– Я понял. – Егор представил себе картину ссоры и ухмыльнулся. – Спасибо, Наташа. Как ты вообще? Как настроение?
– Хорошо, Егор Алексеевич. – Наталья заметно расслабилась. – Испекла пирог с капустой, сварила борщ, кисель вот думаю приготовить, сидим с мальчишками, рисуем. Бабушка хоть отдохнет от них. Скоро за Ванькой в школу поеду, а завтра мы в Питер вместе с Валерой. У Ваньки скоро каникулы, побудем там и бабушку возьмем, что ей здесь одной куковать. Кота тоже берем, конечно. В общем, хорошо вдруг получить отпуск.
– Ну, вот и славно. Наташа, если что-нибудь вспомнишь, позвони мне.
– Обязательно, Егор Алексеевич. Мы теперь с вами одной веревочкой связаны, я помню, как вы меня от того злодея собой загораживали…
– По пирогам твоим я
соскучился. Кстати, вот еще что. Рубахина активно подбивает меня уволить Шатохину. Ты не в курсе случайно…– В курсе, Егор Алексеевич. – Наталья засмеялась. – Вы сами сказали – ко мне все сплетни стекаются, и это так и есть. Я же не болтаю никогда, меня и выбрали на роль шкатулки с секретами. Рубахина хочет пристроить своего племянника, а Инна Кирилловна сами знаете какая. Вот она и решила сыграть на вашем к ней враждебном отношении.
– Враждебном?!
– Конечно, все знают, что вы Инну Кирилловну недолюбливаете. Ее, честно говоря, многие у нас не любят, но это как раз из-за того, что она… ну, такая. Как скажет, так словно в унитаз башкой макнет, ни одной обиды не спустит. Трогать ее боятся, вот и злобятся втихаря. Большая часть сотрудников прошла через то, что устраивала им Шаповалова, а с Инной Кирилловной они все вместе не смогли справиться, вы понимаете, как они злятся на нее?
– Понятно. Ладно, Наташ, счастливо. Отдыхай, пока я буду сражаться с драконом.
– Это гидра скорее, Егор Алексеевич.
Они засмеялись, и Егор положил трубку.
Разговор с Натальей успокоил его, к тому же дал пищу уму. Значит, Рубахина получила от Шаповаловой письмо с фотографиями. Глупо было со стороны Шаповаловой слать ей эти снимки со своего рабочего адреса! И зачем?
Но главное не это. Главное – то, что сказала Наталья: когда Верочку принесли в бухгалтерию, Попов был там. Словно ждал. Словно кто-то сказал ему: хочешь ее – получишь, сиди и жди, тебе ее принесут. И принесли.
Егор поежился. Что-то занесло его в дебри, не может быть такого. Хотя – зачем тогда нужно было подмешивать Вере наркотик? Ради шутки, из-за желания ее унизить? Можно было придумать что-то другое, не столь опасное.
Егор взял телефон и пролистал контакты – вот нужный специалист, и если ему повезет, то сегодня же сервер и компьютерная сеть фирмы будут в надежных руках. Правда, все, что прилагается к этим рукам, станет большим потрясением для здешней публики, но Егор решил больше не щадить психику сотрудников.
– Привет.
Егор обрадовался, услышав знакомый голос.
– Привет, Сань. Ты мне нужен.
В трубке повисло молчание. Раньше бы оно заполнилось треском на линии, но сейчас это была просто тишина. Егор понимал, что поступает безответственно, только выбора у него нет – так случилось, что, кроме Стаи, не к кому ему обратиться за помощью.
– Прямо сейчас?
– Вчера.
– Буду через два часа, я же в Питере. Говори точный адрес, я в Александровске никогда не был, навигатор настрою.
Егор продиктовал адрес, и собеседник, хмыкнув, отключился. Казаков знал – ровно через два часа он будет здесь. Одной проблемой меньше. Теперь надо поговорить с Сорокиным.
– Егор Алексеевич, стряслось что-то?
Голос Сорокина звучал на фоне какого-то промышленного грохота.
– Владимир Григорьевич, вы знаете, что произошло с нашим сисадмином?
– Нет. – Сорокин откашлялся. – Погодите, выйду в тишину. Я тут на производство приехал, снова кража… Все, говорите, Егор Алексеевич.