Частичка тебя. На память

Детка, да ты мастер некорректных вопросов!

— Не поженились, — сухо и всеми способами намекая, что тема разговора ушла далеко от служебных тем, произношу, попутно разыскивая в кармане ключ от кабинета.

— А почему?

Мое горло резко сводит спазмом.

Потому что…

Я будто слышу снова…

Протяжный визг шин.

Оглушительный грохот сминающегося всмятку металла.

А следующее — писк кардиомонитора в больнице, когда я выйду из комы.

Одна, совсем одна!

— Боже, Анжела, прости меня пожалуйста, — Юля хватает меня за руку, и приходя в себя, я понимаю — поддавшись этому нечаянному видению прошлого, я умудрилась прокусить губу до крови. И на обеих щеках — мокрые дорожки.

— Боже, какая же я дура, — сокрушается медсестра, а я — абсолютно не меняясь в лице, стираю с лица лишнюю влагу, — прости, это было ужасно нетактично. Сама не знаю, что меня за язык дернуло.

— Ничего, — я произношу это на выдохе, — идемте, Юлия Александровна. Обсудим те детали вашей свадьбы, что касаются меня как администратора этого клуба. Вопросы у меня есть.

— Знаешь, я, пожалуй, позже зайду, — Юля бестолково мнется на месте, — я как-то растеряла все свои мысли, да и тебе… Кажется, испортила весь настрой. Можно я забегу после обеда?

После обеда будет самая жара, непременно. И я в любом другом случае бы настояла. Я в первую очередь специалист, а уж во вторую — все остальное. Но сейчас…

— Да, пожалуй, можно. После первого заезда, хорошо?

— Отлично! — Юля виновато улыбается. — И прости меня еще раз. Понесло меня что-то.

— Это неважно, — бесцветно роняю я и не без облегчения наблюдаю спину невесты Ольшанского. Ныряю в свой кабинет, прижимаюсь к двери спиной, жмурюсь, замыкаясь в темноте, опускаюсь на корточки.

Опять, в десятитысячный, наверное, раз, впиваюсь пальцами в свой живот.

Это — не повторится, мой маленький. Тебя — я не потеряю. Ни за что на свете!

Дура-дура-дура. Из раза в раз одно и то же. Одни и те же клятвы, ошибки, и сама я — как заклинившая пластинка.

Еще минут десять сижу таким вот образом, даже не включая света, в полумраке пасмурного утра. Только потом силой заставляю себя встать, сосредоточиться, шагнуть к рабочему столу, чтобы…

Тут же остановиться.

На спинке моего рабочего стула висит куртка. Новая. Серая, строгая, качество очевидно даже на расстоянии. Теплая такая, матерая, кажется — даже с меховой подкладкой и явно «для беременных». К подкладке капюшона приколоты бутон белой розы и давно знакомый мне картонный кругляшок с инициалами «А.Т.».

На обороте надпись «Не мерзни…»

Это еще что такое?!

Я приподнимаю куртку над стулом в воздух, пытаясь найти под ней тонкие проводки, ведущие к детонатору. Ну, вдруг какому-нибудь террористу захотелось меня подорвать, и он подобрал для своего теракта такую экстравагантную упаковку?

Нет, ни проводов, ни детонатора, ни табло с красными циферками, что там еще обычно у бомб бывает? Мои познания в этом вопросе крайне скудны и те — родом из каких-то полицейских боевиков, которые я смотрела в той странной молодости, когда собиралась замуж. Там в каждом варианте фильма резали красный провод и почему-то никто не додумывался сменить проводам оболочку и распайку.

Про распайку ворчал Дима, раньше. Демонстрировал свой интеллект и инженерное образование.

Подозрительность затихает, и сквозь нее как сквозь почти стаявший снег радостно ломится моя внутренняя девочка-девочка.

Надеть! Сейчас же! Померять!

В прошлой жизни я была немножко шопоголик. Поэтому у меня в запасе дома лежит четырнадцать пар разноцветных туфель, которые я, наверное, распродам, потому что вряд ли они мне ещё пригодятся.

Куртка обволакивает меня сладковатым ароматом новой, абсолютно не ношенной вещи. А еще она — восхитительно теплая, с нежнейшей подкладкой. С уютным капюшончиком, в котором себя чувствуешь отгородившейся от этого дурацкого шумного мира.

Боже, пусть она будет мала! Ну пожалуйста! Пусть не сойдется застежка. Тогда я верну её Тимирязеву без этих внутренних судорог «хочу-но-слишком-гордая».

Увы. Весь этот мир сговорился против меня. Куртка оказывается достаточно просторной, что мне точно должно её хватить на время осенне-зимних месяцев беременности.

Дьявол!

Ох, какая жалость, что я — не Кристина. Не девочка, привыкшая к вниманию мужчин настолько, что такой подарок она вернула бы сморщив нос, просто потому что она принимает только бриллиантами или машинами.

Нет.

Я же напротив снимаю куртку и смотрю на неё, чувствуя натиск тысячи конских сил моего внутреннего сопротивления.

Господи, Тимирязев — это что-то с чем-то!

Сначала эта история со стейками, после того как я позорно хлопнулась в обморок от падения гемоглобина. И я ведь так ни разу и не нашлась с тем, чтобы сказать ему спасибо. Он же тактично делал вид, что все нормально, пару раз справлялся — пришлись ли мне цветы по вкусу, но и только.

И вот теперь…

Куртка.

Не конфеты, не билеты на концерт, не модный шелковый шарфик, который наверняка бы оценила любая девочка из той толпы, что регулярно стреляет в его стороны глазами.

Куртка, мать его!

Что у него в голове? Миелофон?

Насколько наблюдательным мужиком нужно вообще быть, чтобы замечать такие вещи?

Боже, я понимаю девочек, что крутятся вокруг него.

Если он так телепатировал их потребности, когда фокусировался на той или иной жертве — да, от этого мага на полставки не захочется так просто отказываться.

И вот что мне делать?

Я не могу это принять! Просто потому что есть этикет, и на подарок нужно ответить чем-то равноценным. А я могу себе представить, сколько стоит эта куртка, и увы, при моем едва-едва сходящемся бюджете — ничего равноценного я подарить Артему не могу.

С другой стороны… Мое здоровье — требует внимания. Я просто не имею права относиться к нему халатно. И…

Нет.

Все-таки нет!

Тяжела доля независимой женщины!

Я стаскиваю с себя куртку, прощаюсь с ней как с частью тела, с которой возмутительно быстро срослась.

Эх!

Не надо было мерять, нужно было сразу вызвать курьера и попросить вернуть куртку Артему Валерьевичу. Нет ведь — пыталась лечить душевный раздрай, вызванный ураганом «Юлия», дурацкой примеркой.