Частная клиника
Шрифт:
Мельникова подошла к двери, повернула ключ, и только после этого девушка решительным шагом направилась к столу. Щуплая, небольшого роста, в длинной вытянутой кофте, лосинах, высоких сапогах-ботфортах, сумка через плечо, как у почтальона. Ничем не выделяющаяся внешность. Как сейчас обезличила себя молодежь… Хотя ведь и Катерина одевается обезличенно. Только немного в другом стиле. А так – тоже вечные джинсы, свитера, куртки, ботинки.
И все же ей как врачу нужно девушку сразу оценить. В том числе ее материальный достаток, ведь речь идет о возможном ребенке. Плюс – и это главное – насколько девушка здорова.
Ну
Катерина села за стол и быстро начала записывать.
– Как зовут, сколько лет?
– Игнатова Вера. Вера Игоревна, 17 лет.
– Хорошо. Я так поняла, ты только что из нашей поликлиники, правильно?
– Да, – девушка кивнула, она постепенно начала успокаиваться. Такие простые вопросы всегда отвлекают, заставляют пациентку прийти в себя, отвлечься от проблем.
Катерина повернулась к компьютеру, зашла в больничную сеть.
– У какого доктора была?
– Какая-то у нее фамилия – не то Жукова, не то Мухина. Что-то из животного мира. Не помню я. Но точно на сушеную черепаху похожа.
– Понятно. Воробей Нина Михайловна.
– Точно, Воробей! – девушка искренне обрадовалась. – Я же говорила, что-то природное.
Да, вот и Катя эту самую Воробей про себя «Тортиллой» зовет. А между прочим, Нина Михайловна не носит очков. Тортилла в ней внутри сидит. Ну надо же!
Мельникова нашла в компьютере прием у доктора Воробей. Все правильно: Игнатова Вера, беременность – десять недель. Показание – записаться на прием к Мельниковой, срочно, на аборт. Ага! Вот Воробей дает. Катя повернулась на крутящемся стуле к девушке и отложила ручку.
– Ну что, давай теперь просто поговорим. Рассказывай, что ты про все это думаешь. И почему доктор Воробей сразу выписывает направление на аборт, и при чем тут твоя мама?
Девушка уже поняла, что Катерина ей не враг, ей можно довериться и наконец-то выложить все как на духу. Сняла свой огромный баул с плеча – он рухнул на пол, пригладила хвост, откашлялась и… расплакалась. То есть, наверное, она хотела что-то рассказать, но столько времени сплошного напряжения и войны с родными сделали свое дело.
– Я ведь хотела как лучше. Думала, вот пойдем сейчас вместе к врачу. Сама матери не могла про такое рассказать. Вот пусть расскажет доктор. Ведь я могла вообще не говорить!
– А как объяснила маме, зачем сюда идете?
– Сказала, что чувствую себя плохо, боли, все такое. Попросила, чтобы она со мной пошла. Она обрадовалась. Конечно, говорит. Вот привезла меня на машине. Понимаете, у нас с ней что-то все вкривь да вкось: и друзья у меня не те, и музыку слушаю не ту. В общем, в последнее время живу в своей комнате за закрытой дверью.
«Понимаю, – подумала Катерина. – И у меня это было, и до сих пор так».
Девушка пыталась наладить отношения с матерью, рассказала ей в свое время про Дим Димыча. Что получила в ответ? Истерику. «Дура! Зачем я тебя только рожала?!»
«Очень хорошо тебя, девочка, понимаю».
Но вслух произнесла:
– А отец ребенка? Он в курсе?
– Да, еще одна тема для
ругани. Он рок-музыкант, старше меня на пять лет. В клубе познакомились. Я пыталась его родунам представить. Заставила побриться ради такого случая, серьгу из ушей вынуть. И что? Они сразу: «А что вы играете?» Он им по простоте душевной диск подарил. Родители послушали и говорят:«Ты, Верочка, больше этого мальчика не приводи, это нехороший мальчик».
– А на твой взгляд, мальчик хороший?
– Не хуже других, – с вызовом ответила девушка.
– Вера, согласись, это не повод рожать ребенка, – Катерина говорила как можно мягче.
– То есть вы тоже говорите про аборт?
– Нет, ни в коем случае. Сразу скажу, я против. Это самый крайний вариант. Но только нужно рассчитать силы, понимаешь? Твои и твоих родителей. Да, да! – Мельникова жестом остановила попытавшуюся вставить слово Веру. – Как жить, на что жить, где жить? И конечно, ребенок должен расти в полной семье: он не виноват. В его жизни должны быть и мама, и папа. И дедушки, и бабушки. Пусть он будет счастлив с рождения, ведь правда? – Катерина помолчала. – Вера, ты сейчас принимаешь самое важное решение в жизни. Не принимай его сама, раздели эту ответственность. Сама ты ребенка не воспитаешь, поэтому решение должно быть взвешенным и все должны быть не против. Ведь время беременности – это же счастливое время. Когда тебя поддерживает семья, боится за тебя, переживает. Не лишай себя этого тоже. Ходить беременной в одиночестве, знаешь, несладко. Это сейчас кажется – все выдюжишь. А когда живот станет расти, да токсикоз замучает, да повернуться лишний раз не повернешься.
Вера, скрючившись, сидела на стуле. Весь пыл куда-то делся. Маленькая, жалкая, аж сердце у Катерины защемило.
В этот момент в дверь тихо постучали. Катерина тронула девочку за плечо:
– Открываю?
Та тихо кивнула.
За дверью стояла молодая красивая женщина, очень похожая на Веру. Вот бывает такое поразительное сходство, когда не спутаешь, что перед вами мать и дочь. Тоже с ярко-рыжей копной волос, небольшого роста, спортивная фигура. Было заметно, что женщина плакала – нос распух, глаза красные. Но, видимо, уже сходила в туалет, умылась, пришла в себя. Она подошла к дочери:
– Верочка, пошли домой.
Девочка смотрела на мать глазами, полными слез, ничего не понимая.
– Пойдем, и ничего не бойся. Все будет хорошо. Мы с папой поддержим любое твое решение. Ну, значит, у твоего сына дед с бабкой будут молодые. Разве это плохо?
Вера быстро подошла к матери, обхватила тонкими руками за шею и спрятала голову в ее роскошных волосах.
В кабинете плакали три женщины. Вера, ее мама и Катерина за компанию.
13
– Нас дождитесь! – в лифт к Катерине, громко топая и задыхаясь, бежали два хирурга. Катя быстро нажала на кнопку «остановка дверей».
– Уф, чуть без нас не уехала!
– И что бы случилось? – женщина пожала плечами. – Пешком бы дошли, вы ж людей от ожирения спасаете! А сами что?
– Людей мы спасаем, а себя бережем! – достаточно полный Антонов подмигнул Катерине. – Сама знаешь, все кардинальное человеку во вред.
– Больным своим так же говоришь? – Мельникова, прищурясь, скрестила руки на груди.