Частная коллекция ошибок

Только сейчас Самоваров понял, что означал этот звонок. Ольга вообразила, что Самоваров ради нее влез в особняк Галашина, устроил пожар и, воспользовавшись дымовой завесой, вынес сомнительные картины. Правда, вынес почему-то не три, а две, зато прихватил Похитонова, статуэтку Чипаруса и какую-то табакерку в придачу. Глупее ничего и придумать нельзя!

— Из-за чего начался пожар? — спросила Вера Герасимовна. — Наверное, чайник забыли выключить и сделалось короткое замыкание, как у нас в соседнем подъезде?

— Не исключается поджог, — важно заметил Климентов. — Все явно затеяно ради ограбления.

— А жертвы есть?

— Кажется, нет. Но моя информация строго конфиденциальна и фрагментарна, так что гарантий дать не могу.

Самоваров не слушал больше болтовню Климентова. Он был сбит с толку. Сомнительные картины похитили как раз накануне приезда эксперта из Москвы. Это могло быть случайностью, но разве бывают такие совпадения?

Странное происшествие! Самоваров задумался. То, что Ольга приписала ему этот подвиг, говорило, что сама она картин не крала. Тогда кто связанный с Ольгой мог спасти ее репутацию таким диким образом? Преданный муж? Этот крепкий, закаленный в экспедициях молчун вполне справился бы с похищением физически и жене не сказал бы ни слова. Он такой! Но все же минералог Тюменцев далеко не дурак. Во всяком случае, он не позарился бы на табакерку. Да и Похитонова зачем брать? Похитонов-то подлинный!

А может, поработали Ольгины сыновья, двухметровые красавцы и атлеты? Евстигней, кажется, сейчас на сборах в Турции (он играет в гандбол), а вот Поликарп… Поликарп парень безбашенный. Но и ему Похитонов с Чипарусом ни к чему.

Гадать на кофейной гуще было бессмысленно. Самоваров боялся лишь одного: как бы Ольга с кем-нибудь не поделилась своими восторгами насчет Мужчины с большой буквы. Тогда хлопот не оберешься!

2

К полудню Варя так устала от ожидания, что на нее волнами стала накатывать сонная одурь. Тогда начинала кружиться голова. Варя проваливалась в мутный туман, и в тумане этом бродили разрозненные тени и звуки. Свистел там ветер, капало на кухне из крана, смуглая женщина теребила гитарные струны, но звука не было.

— Надо выпить кофе и прийти в себя, — решила Варя.

Кофе был скверный, растворимый, в гранулах, которые походили на крупинки столярного клея. Такой клей, страшно вонючий, когда-то варил дед. Вот дед приклеивает фанеру, потому что та отстала от крышки буфета — разлили компот. «Держи, Варюха, чтобы присохло», — приказывает дед, и Варя прижимает фанеру тонкими пальчиками. Дед отправляется за книжками, чтобы положить их вместо пресса и отпустить Варю. Книжки у него водились как раз такие, как надо, толстые, тяжелые, — «О вкусной и здоровой пище», «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, «Сотворение мира» Виталия Закруткина. «Мармеладу дам тебе, коза, за работу», — смеется дед и угощает Варю. А она никогда не любила ни мармелада, ни халвы, ни вафель. Она любила шоколадки с начинкой.

«Какие шоколадки? Какой Закруткин? Откуда дед? Дед давно умер», — сказала себе Варя.

Она встряхнула головой, чтобы отвязаться от сновидений и снова найти рядом с собой стол, чашку, окно. Нужно сосредоточиться — слишком многое еще предстоит и сегодня, и завтра. Раскисать нельзя! Если удалось пережить сегодняшнюю ночь, то остальное тоже получится.

Да, не все вышло так, как они задумали. Но разве не сидела она вчера у окна, не смотрела в темноту и не думала, что все сорвалось, пошло прахом? А вдруг они наделали непростительных ошибок? И что она, Варя, будет делать, если вдруг Артем не придет?

Он все-таки явился, уже в четвертом часу. На улице в предутренних потемках лил дождь. Артем был холодный, мокрый. От него пахло осенью. Варя чмокнула его в щеку, и та оказалась колючей, ледяной, чужой — будто неживой.

Артем сказал:

— Фигня какая-то! Не знаю, из-за чего? Сперва все шло как по маслу — машинка сработала. Дым валил как сумасшедший! Я с тополя на крышу, надел бахилы, разбил стекло, все взял. И тем же путем назад.

— А что не так?

— Да менты мигом зашевелились. Сигнализация сработала раньше, чем надо, что ли? Вроде не должна была… Не знаю даже, откуда столько ментов набежало. Оцепили бульвар и никого не выпускали. Правда, дождь шел, народу почти не было — так, им парочка одна попалась, двое с собаками да какой-то идиот, который пробежку делал. А машины останавливали и собирали на стоянке за драмтеатром.

— Где был ты?

Артем криво усмехнулся:

— Что мне делать оставалось, котенок, с моей поклажей? Нырнул в кусты над обрывом.

— На Семашко?

— Ну да. Там тьма-тьмущая, мусор, все бомжами загажено. Вот в дерьмо где-то наступил… В общем, под одним кустом свои снасти сбросил, а под другим то, что взял.

Варя потянулась к сумке, которую принес Артем. Он замахал руками:

— Погоди, потом! Сумка непромокаемая, там все в порядке. Слушай! Я сумку в кустах на Семашко спрятал, вылез и налегке по бульвару пошел.

— Зачем? Сидел бы в кустах.

— Вдруг стали бы шарить и на обрыве? А тут вот он я с добычей и инструментами. Нет, я пошел налегке по бульвару, вернее, двинул трусцой. Эту идею мне кретин подсказал, что на пробежку вышел. В такую-то погоду! Ну, я тоже побежал. А что? Одет я подходяще.

На Артеме был спортивный костюм, неприметная куртка, черная бейсбольная шапочка. Настоящий спортсмен-любитель, только глаза усталые, злые.

— И что дальше? — спросила Варя.

— Бегу. Менты останавливают. Я, не будь дурак, Юркой Скурлатовым назвался, адрес придумал, вернее, переделал из Юркиного — он ведь там неподалеку живет. Правда, номер его квартиры забыл, что-то наврал. Спрашивают документы. Я говорю: «Какие документы? Больной я, что ли, на пробежку документы брать?» Они говорят: «Если бегун, что в кустах делал?» Я говорю: «Вы уж извините, отлить надо было. Не посреди же бульвара в центре города нужду справлять». Вроде согласились, что-то записали, отпустили.

Варя нахмурилась:

— Это плохо. Тебя могли запомнить!

— Сам понимаю, но другого выхода не было. Бежал я вполне убедительно, бодрячком, руки пустые — менты у нас тупые, поверили. Зато потом я полночи под дождем слонялся, ждал, когда оцепление снимут. Зайти погреться некуда — подъезды все с домофонами, жильцы спят. Можно было в круглосуточный супермаркет сунуться, но там кругом камеры. На видео светиться мне ни к чему.

— А позвонить трудно было? Я тут извелась вся.

— Пока дело не сделано, лучше не трепаться. Мало ли что! Может, менты весь район прослушивали?

Варя засмеялась:

— Ну и фантазия у тебя! Разве так бывает?

— А то! Через телефонные компании… Ночью звонков мало, так что нужный словить ничего не стоит. Дело-то на миллион! Вот я и ходил по Семашко кругами, мокрый, как цуцик.

— Зашел бы сюда погреться. Впрочем, нет, ты правильно сделал: следил за местом, где спрятаны вещи. Погодка собачья, но вдруг влез бы кто-то туда? Те же бомжи.

Она снова сделала шаг к заветной сумке, и снова Артем ее остановил.

— Погоди! Ты ужас какая умная, ты все правильно понимаешь, — сказал он. — И знай, я все время честно торчал поблизости, никуда не отлучался. Темно, конечно, было, только зрение у меня единица, и клянусь, никто к обрыву не подходил. Оцепление сняли только полчаса назад. Я чуть выждал, рванул в кусты и пополз за вещами. Рюкзак свой сразу нашел, потом эту сумку… Тут-то и началась хрень.

Черные Варины глаза стали большими, как у куклы. Она вообще очень походила на куклу в этом своем розовом халатике. Но сейчас было видно, что кукла испугалась. Варя даже сказать ничего не смогла. Такого никогда еще с нею не бывало.

Артему пришлось закончить:

— Беру сумку, а она легкая. Совсем легкая. Но статуэтка-то весила будь здоров! Включаю фонарик, смотрю, а там только это.

Он открыл сумку и вытащил два небольших рулона старого рыжеватого холста. Варя взяла один, отодрала скотч, развернула — на изнанке были изображены коричневые деревья и какой-то непонятный дом. То, что нужно — Лев Каменев, «Старая мельница». Другой рулон содержал портрет дамы с гитарой и с большими ногами.