Частная практика
Шрифт:
— Хорошо, — княгиня склонила голову. — Будь по-твоему. Только… тяжек венец княжеский. Удержишь ли, Святовитушка?
— Да уж постараюсь…
На площади и вправду было людно. В глазах рябило. Ишь ты, сколько… Шимонины все-то явились, и не только мужики, но и жёны в полном убранстве, будто не слово слушать, но на казнь. Встали справа. Рядом с ними — Турухтановы, те в яркой парче да атласе, плечо к плечу, клинок к клинку. Чужаки в этом мире, но поди ж ты, обжились, прижились.
Родными стали.
И теперь вот… а ведь готовы. Эти будут верны клятве до последнего. И в глазах видно,
Без сомнений.
Без…
Головнёвы с ними. Серпуховы. Югаревы… много, много тех, кто остался верен клятве и князю. И от того сердце в груди ломит, вновь оживают сомнения. А не сказать ли это самое слово? Не попросить ли помощи, заступы, только… по другую сторону тоже собралось изрядно. Вон, Мамонтов стоит скалою в парчовой шубе, и сыновья его, все семеро, тут, пусть хмурые и по лицам не понять, довольны ли батюшкиным выбором, но подчинятся. А дальше — Гирьятовы и Шершовы. Те всегда-то метались, искали, где кусок сытней и власть милей. Выбрали, выходит… и драгоценный Францишек Стшетски тут же, выделяется худобою и чёрным цветом кафтана, только кружевной воротник шею хомутом обнимает, по последнее моде. Бриттские купцы тут же, пусть и второю когортой, но наёмников с собою привели.
Как же… младшие родичи.
Рожи разбойные и при оружии, хотя ж запрещено. Нет, будь тут Дубыня с дружиною или Гремислав, не рискнули бы.
А теперь…
— Горе случилось, — вышел на помост Святовит и голову опустил. — Беда великая к землям нашим подобралась, а защитить их некому…
Сказать?
И что тогда? Люди здесь собрались не просто так. Готовы схлестнуться. Сталь со сталью… умение с умением. А многие даром не обделены. И что получится?
Кровь получится.
Много крови.
Потечёт, побежит ручейками, что по мощёному двору, что по улочкам города, питая ненависть лютую, которая развалит княжество куда скорее Святовита.
— И тяжкое бремя упало на слабые женские плечи…
— Не дури, матушка, — тихо произнёс Жемайла, второй воевода, оставленный двор блюсти. А видишь ты… хотя чего уж, он со Святовитом давно породнился, сестру вон женою взял. И теперь, верно, место ему иное обещано.
Какое?
Думать нечего.
— Не доводи до греха, — шепчет Жемайла. — Деток пожалей…
Не привели.
Оставили залогом покорности. Страшно… до чего же страшно. И сказать страшно. И промолчать.
— Пусть сама скажет! — донесся из толпы звонкий голос. Кто кинул фразу? Не разобрать. Но другие зашумели, загудели, повторяя на разные лады. И всколыхнулась толпа растревоженным зверем.
— Говори же, — в спину упёрся клинок. — Да помни, что не ты одна за сказанное платить будешь… все они… заплатят.
Княгиня вскинула голову.
И знала она, что вспыхнули яхонты солнечным светом, зимнее солнце приветствуя. Заиграло серебряное шитьё на тканях драгоценных. И громко цокнули каблучки по каменному дереву помоста.
Плакать она не собиралась.
Но…
Люди… сколько их. Собрались… смотрят. И в глазах — надежда со страхом, а ещё злость. И многое, что того и гляди закипит, выплеснется яростью, закрутит кровавую зимнюю бурю.
Что делать…
Святовит с ляхами спелся, тут думать нечего. И что пообещал? Отдать им западную окраину? Или крепостицы приграничные? И может,
даже Вряжск с его портом? А бриттам — торговлю вперёд своих купцов, как прежде было…Худо?
Ещё как худо… да распря кровавая, которая войною обернётся, того страшнее. Земли и забрать можно, и крепости, и Вряжск, и права с торговлею. Людей вот не вернуть.
Никак.
— Я… — начала было княгиня, и солнце, вдруг вспыхнув ярко-ярко, ослепило её на мгновенье. И от вспышки этой, от яркости, от растерянности внезапной, из глаз покатились слёзы. Она пыталась их удержать.
Честно пыталась.
Но не выходило. И загудела, загомонила толпа, правда, на мгновенье всего, потому как что-то громыхнуло, а следом раздался спокойный голос:
— Ну и какая падла маменьку обидела?
Матвей смотрелся… неаутентично.
Это первое, что пришло Катерине в голову. Вот напрочь неаутентично. Тут вон терема поднимаются, деревянные, хотя и невероятного изящества с красотою вкупе. Стена белокаменная. Помост, на котором люди в длинных одеяниях. И вообще ощущение, что Катерина то ли на слёт реконструкторов попала, то ли на съёмки.
А главное, быстро так…
Вот вроде в подвале они собрались и хмурый парень измождённого вида что-то ворчит, а потом рукою взмахивает, разрезая пространство. И вот уже терема.
Люди.
И среди них — Матвей в чёрном кашемировом пальто, шитом, как он выразился, потомственным портным, который ещё государей помнил. Причём выражался серьёзно, а Катерина взяла и поверила.
Может, тоже какой эльф.
На пенсии.
Главное, пальто было роскошным. Костюм тоже. А вот обрез, обмотанный какою-то тряпицей, вносил толику лёгкой дисгармонии. Ну да…
Обрез ладно.
— Что тут творится? — поинтересовался Матвей, озираясь. — Это чего?
— Это Святовит, — Гремислав прищурился. — Решил на маменьку надавить, чтобы отречение подписала. Сам в князья метит.
— Это который? Тот, с лощёной рожей? Так… ты за девчонками пригляди, а то толпа… держитесь рядом.
И Матвей чёрным ледоколом попёр через толпу. Главное, желающих заступить ему дорогу не нашлось. Минута и они оказались перед самым помостом.
— Княжич… — с облегчением выдохнул кто-то. — Вернулся…
— Вернулись, — Гремислав взял Катерину за руку. — Присмотри, будь другом… Катерина, это князь Турухтанов, они присмотрят за вами с Настасьей… и за детьми. Надо было…
Чего надо было, Катерина не услышала, хотя и догадалось — надо было их там оставить, дома. А Матвей, подобравшись к самому помосту, перехватил обрез поудобней и в небеса пальнул, мигом толпу затыкая.
— Ну, — голос его вроде бы тихий разнёсся над толпой. — И какая падла маменьку обидела?
На помост он заскочил одним прыжком.
— Княжич… — человек, которому вручили Катерину, был смугл и темноволос, и в целом черты лица его выдавали восточное происхождение. — Боги смилостивились…
— Княжич… княжич, княжич… — это слово подхватили и понесли.
— Ты… — тип в длинном зелёном наряде повернулся к Матвею. — Ты… кто таков?
— Так… княжич. Типа, пресветлый.
Матвей глянул на него сверху вниз, с насмешечкою.
— Здрасьте, маменька. Извиняйте, обниму потом… сперва дело. Так, ты… — это было уже обращено к типу, который возвышался за спиной княгини. — Вали, пока я твою зубочистку в жопу не засунул…