Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X — начало XIX в.)

Так или иначе, но большинство маленьких дворянок было занято «с утра работою: уроками или приготовлением к урокам» [86]. Задавали ежедневно помногу, заставляли «писать переводы или под диктовку часа по три». С. В. Скалой отметила, что ее вместе с сестрами будили в детстве «рано, в зимнее время даже при свечах», чтобы все дети «успели приготовить уроки к тому времени, когда проснется мать». «Тогда мы несли ей показывать, что сделали, — продолжала С. В. Скалой, — и если она оставалась довольна нами, то… отпускала гулять». Именно по причине такой строгости в отношении уроков, полагала мемуаристка, «все дети очень успевали в науках» и тем были «обязаны единственно доброй, незабвенной матери» [87]. М. С. Николева вспоминала, что ее старшая сестра, заменявшая воспитательницу и преподавательницу, занималась с нею «с 7 часов утра и до 12 и от трех до шести после обеда, так что для прогулок или ручной работы совсем не оставалось времени» [88].

И все же образовательные возможности для российской аристократки не только в XVIII, но и в начале XIX в. были очень ограниченны. Даже у представительниц привилегированного сословия не было ни своего Лицея, ни Московского и Дерптского университетов — и тем не менее некоторые иностранцы находили, что в России конца ХУШ в. «женщины образованы лучше мужчин» [89]. Тип высокодуховной русской дворянки, сохраненный Н. М. Карамзиным, А. С. Грибоедовым, А. С. Пушкиным и другими писателями начала XIX в., сложился под воздействием культуры эпохи, в которой едва ли не главенствующая роль принадлежала литературе.

Воспоминания русских дворянок конца ХVIII — начала XIX в. позволяют заметить и появление в это время совершенно нового понятия — женской и даже детской библиотеки. Формирование духовного мира девочек в дворянских (причем не только в столичных [90], но и в провинциальных) [91] семьях стало проходить под непосредственным влиянием круга их чтения. «В царствование Екатерины… грамотность начала распространяться. Явились между дворянами охотники до чтения: дамы начали читать романы…» — вспоминал М. А. Дмитриев [92]. Во многих дворянских семьях конца ХVIII, а особенно начала XIX в. появились библиотеки: у кого — побогаче, у кого — победнее. Вышеупомянутая М. Г. Назимова вспоминала, что в детстве она всегда «предпочитала хорошую книгу светской бессодержательной болтовне» [93].

«У нас была маленькая детская библиотека, — писала ее современница А. П. Керн, — и мы в свободные часы и по воскресеньям постоянно читали… Мне удавалось удовлетворять свою страсть к чтению, развившуюся во мне с пяти лет. Я все читала тайком книги матери моей…» [94] В домашней библиотеке провинциальной (валдайской) помещицы Е. П. Квашниной-Самариной, если судить по ее дневниковым «Записям», было одних только «братцовых книг: французских 580, русских 98, итого 678» [95].

Домашние библиотеки женщин конца XVIII — начала XIX в. сформировали облик не только девочек, но и целого поколения людей — будущих участников войны 1812 года, декабристов. Рыцарские романы и сказки о богатырях, читавшиеся сыновьям и дочерям матерями-дворянками, формировали характеры и души детей, заставляли «забыть природную слабость и чувствовать, что можно сделаться самостоятельным и независимым человеком» [96]. Образы «поэтических», идеальных женщин, спасаемых героями-рыцарями, появившиеся в русской литературе того времени и широко распространенные в литературе европейской и переводной, стали идеалом эпохи конца ХVIII — начала XIX столетия. Они оказали облагораживающее влияние на отношение к женщине в русском обществе и на воспитание в целом [97].

Подлинная библиотека женского и детского чтения была создана в ХVIII в. Н. И. Новиковым, а затем продолжателем его дела — Н. М. Карамзиным, который вместе со своим другом А. П. Петровым редактировал новиковский журнал «Детское чтение для сердца и разума» (1785–1789). Читателями его — впервые в России — были дети и женщины-матери [98]. «Детское чтение» было едва ли не лучшею книгою из всех, выданных для детей в России, — вспоминал впоследствии М. А. Дмитриев. — Я помню, с каким наслаждением его читали даже и взрослые дети. Оно выходило пять лет особыми тетрадками при «Московских ведомостях» [99]. Имея больше досуга, нежели мужья, женщины-матери становились первыми учителями своих детей, прививали им вкус к литературе, умение вдумчиво читать. К 1820-м гг. в большинстве дворянских семей как в столице, так и в провинции «книги были в большом почете» [100].

Баснописец и поэт И. И. Дмитриев вспоминал, что «авторские способности юного Карамзина развивались» под влиянием Н. И. Плещеевой, «питавшей к нему чувства нежнейшей матери». Известный поэт Г. Р. Державин неизменно помнил, что именно мать сумела «пристрастить его к чтению, поощряя к тому награждением игрушек и конфектов». «Разумные убеждения, сопровождаемые нежнейшими ласками, горячность желания видеть образованного человека» в своем сыне побудили мать будущего писателя С. Т. Аксакова к воспитанию его старательным учеником. Благодарностью к матери, имевшей «разум тонкий и душевными очами видевшей далеко», сумевшей через книгу пробудить в сыне любовь и талант к литературному труду, проникнуты строки воспоминаний о своем детстве драматурга Д. И. Фонвизина [101].

В то же время многие мемуаристки вспоминали впоследствии, что с помощью круга чтения их матери незаметно, но настойчиво формировали их духовный и нравственный облик. Они запрещали читать одни книги (прежде всего «растрепанную литературу», как ее называли в семье графини А. Д. Блудовой, — «неприличные» французские романы [102], «совращающие с истинного пути») [103] и поощряли к чтению других. Впрочем, исключить чтение «возбуждающей литературы» не всегда оказывалось возможным, а «пламенное воображение», усиленное литературными образами, зачастую приводило юных читательниц к тяжелым психическим расстройствам [104]. Сердцем понимая и предчувствуя возможные последствия чтения эмоционально-насыщенных романов, матери-дворянки настаивали на контролируемости круга чтения детей. Таким образом, женщины-матери становились блюстительницами мудрого спокойствия, олицетворенной совестью, воспитательницами высоких нравственных начал.

Любопытно отметить, что в тех случаях, когда некоторые дворянки чувствовали в себе особый творческий или даже, например, административный потенциал, они стали стремиться реализовать его, перекладывая традиционные женские функции воспитания и образования детей на плечи мужей (если те были способны к тому и согласны). Необычные отношения такого рода сложились, например, в семье Вульфов, где П. А. Осипова-Вульф заправляла хозяйством и «читала Римскую историю», а ее супруг «варивал в шлафроке варенье» и возился с детьми [105]. Аналогично, Е. Ф. Сукина, «славившаяся даром поэзии, проводя целые часы за сочинениями, мало заботилась о воспитании детей, которые все шестеро обязаны отцу своему… Образованием дочерей он занимался сам…» [106]. Однако типичными такие семейные отношения все-таки не были.

С началом выездов в свет обучение дворянских девушек (равно как и купеческих дочек) прекращалось или продолжалось «не столь усидчиво, как прежде» [107]. «Выезжать» в свет в сопровождении матушек начинали примерно с 15-ти лет [108]. Многие матери находили в этой своей обязанности известное удовольствие. «Она жила весело, любила давать балы, — вспоминала об одной своей родственнице Е. П. Янькова. — Сперва, когда была молода, для себя самой; а потом, когда подросли ее две дочери… она их тешила». Раздумья матушек и их дочек о моделях нарядов, которые предполагалось «приготовить» к тому или иному «увеселению», даваемому в Благородном собрании, составляли содержание повседневных разговоров многих столичных, да и провинциальных жительниц, принадлежавших к привилегированному сословию [109].

Таким образом, за рассматриваемое столетие женское образование в России сделало заметный шаг вперед. Если в начале XVIII в. редкая дворянка могла считаться европейски образованной, то в начале века XIX неграмотная женщина, подобно одной из героинь фонвизинского «Недоросля», превратилась уже в сатирический образ. Мемуары, дневники и переписка дали возможность проследить содержание и пределы домашнего женского образования в России и таким образом глубже понять, в чем состояли изменения в образе жизни россиянок различных социальных слоев.

V «ЛЮБЕЗНАЯ КАРТИНА ВСЕДНЕВНОГО СЧАСТЬЯ…»

Повседневный быт женщин разных социальных слоев в XVIII — начале XIX в.

Жизненный путь российских барышень начинался, как правило, в пригородном имении — усадьбе. Число усадеб крупных, а также средних и мелких дворян в провинции начало быстро расти со второй половины XVIII в., вскоре после их освобождения от обязательной государственной службы (1762 г.) [1]. Как до, так и после этого времени немалое число женщин дворянского сословия проводили в усадьбах буквально всю жизнь. Проживание в собственном доме в Москве, а тем более в Петербурге было доступно лишь состоятельным людям. Зачастую молодая семья поначалу жила в имении вместе со старшими родственниками, в ней рождались и вырастали дети, и лишь тогда «старики» отделяли молодых и позволяли им (если имелись средства) в дальнейшем жить в городе [2]. Квартиры же обычно снимали только на часть года. «Мы оставляли город в апреле месяце и возвращались туда только в ноябре», — вспоминала о повседневном быте своей семьи В. Н. Головина [3].