Частный детектив. Выпуск 5
Шрифт:
— Даже учитывая то обстоятельство, что он, как водитель транспортировщика, участвует в каждой поездке?
— Учитывая даже это.
— И ему придется уйти?
— А что еще можно придумать?
— Так, так… Значит, Генри уходит. Временно. Хотя ни о чем и не знает. Вернется на свою прежнюю работу. Конечно, малый будет сильно обижен. Но что означает такая обида по сравнению с пожизненным пособием…
— А если он откажется?
— Придется устроить ему “похищение”, — деловито сказал Даннет. — Или убрать его как–нибудь иначе, разумеется, не причиняя вреда. Но я думаю, он
— Значит, кто–то уже пренебрег врачебным этикетом?
— Пятьсот фунтов — и медицинское заключение о сердечной недостаточности у вас в кармане. От сияния монет врачебная щепетильность тает, как снежок в реке. Ведь у старика действительно не все в порядке с сердцем.
Они допили свои напитки, поднялись и вышли из кафе. Рори не торопился уходить, соблюдая нужный, с его точки зрения, интервал. Вскоре, однако, встал и он.
Нойбауэр и Траккиа также покинули свою кабину и уже через полминуты нагнали Рори. Увидев их, паренек удивился.
Траккиа доверительно сказал:
— Нам нужно поговорить с тобой, Рори. Ты тайны хранить умеешь?
Такое вступление сразу заинтриговало, но он был очень осторожен от природы и редко изменял себе.
— О каких тайнах идет речь?
— Не слишком ли ты подозрителен, Рори!
— Что за тайна у вас?
— Это касается Джонни Харлоу.
— Тогда другое дело. — Последней фразой Траккиа мгновенно завоевал доверие юного сыщика. — Конечно, я умею хранить тайны.
— Только имей в виду! Никому ни слова! Даже намеком. Ни единому человеку! Ни слова! Иначе все полетит к черту. Усек? — спросил Нойбауэр.
— Понятно.
— Ты слышал об АГГП?
— А то нет! Ассоциация гонщиков Гран—При!
— Точно! Так вот, АГГП решила ради нашей безопасности — гонщиков и зрителей — исключить Харлоу из своих рядов. Мы хотим, чтобы его сняли со всех треков Европы. Ты знаешь, что он пристрастился к спиртному?
— Кто же не знает об этом?
— Он много пьет и стал самым опасным гонщиком в Европе. — Голос Нойбауэра звучал тихо, вкрадчиво и очень убедительно. — Треть водителей так запугана, что боится очутиться на трассе рядом с ним. Никто ведь не хочет оказаться вторым Джету.
— Вы считаете… что он…
— Был тогда пьян в стельку. Именно по этой причине и погиб хороший человек. Только потому, что чемпион хватил лишку. Ведь такое поведение на треке равносильно преднамеренному убийству.
— Совершенно согласен с вами. Никакой разницы нет!
— Вот почему АГГП обратилась к Вилли и ко мне с просьбой собрать факты, подтверждающие, что Харлоу систематически пьет. Понимаешь? — спросил Траккиа. — Тем более, что предстоят большие гонки. Хочешь нам помочь?
— И вы еще спрашиваете?!
— Знаем, знаем, что хочешь. — Нойбауэр положил руку на плечо парня (жест, выражающий одновременно и сочувствие, и понимание). — Мы ведь тоже переживаем за Мэри… Вот ты только что видел Харлоу и Даннета в кафе. Харлоу пил?
— Да я их, собственно, и не видел. Сидел в соседней кабине. Но слышал, что мистер Даннет говорил что–то насчет джина, и видел, как официант понес им два высоких бокала, правда, похоже, что
с водой…— С водой!.. — Траккиа скорбно покачал головой. — Уверен, там было нечто совсем другое. Правда, сомнительно, чтобы Даннет… А впрочем, кто его знает? Они что–нибудь говорили о выпивке?
— Мистер Даннет? Он тоже не совсем того?..
Траккиа ответил уклончиво, хорошо зная, что это лучший способ возбудить интерес:
— Не знаю насчет мистера Даннета… Во всяком случае, он раньше не злоупотреблял.
— Они говорили очень тихо. Единственное, что я слышал, касалось замены кассеты. В кинокамере, кажется. И еще насчет того, что Харлоу что–то передал Даннету. Я не очень понял.
— Это вряд ли нас касается, — заметил Траккиа. — Но все остальное — да. Смотри в оба и впредь держи ушки востро.
Рори кивнул, тщательно скрывая новоприобретенное чувство собственной значимости. Они расстались.
Нойбауэр и Траккиа посмотрели друг на друга глазами, в которых кипела ярость. Сквозь стиснутые зубы Траккиа процедил:
— Хитер, однако, наш чемпион… Теперь мы у него на кассете. А та, которую мы уничтожили, была просто фальшивкой. Фальшивкой!
Вечером того же дня Даннет и Генри сидели, уединившись, в дальнем углу холла “Чессни”. Даннет, как всегда, держался несколько замкнуто. Генри выглядел заметно растерянным, хотя, вне всякого сомнения, его острый от природы ум старался оценить данную ситуацию и приспособиться к назревающей новой. Сейчас Генри прилагал усилия к тому, чтобы обрести, пускай внешне, невозмутимость и простодушие.
— Однако, — сказал он, — здорово же вы умеете сложить все в одну строку, мистер Даннет! — Тон почтительного восхищения перед высшим интеллектом был найден и выражен в совершенстве. Но на журналиста это абсолютно не подействовало. Ясное дело, Генри удивился.
— Если вы хотите сказать, что я выразил свои мысли сжато и ясно, Генри, то вы правы. Я действительно, можно сказать, уложил все в одну строку. Так, да или нет?
— О, Господи, мистер Даннет! Вы и подумать человеку не даете.
Журналист нетерпеливо продолжал:
— О чем же тут думать? Просто скажите: “да” или “нет”. Соглашайтесь или отказывайтесь.
Генри не хотелось сразу выкладывать свои козыри.
— А если я откажусь?
— Вот когда вы откажетесь, тогда и поговорим, что будет.
Такой ответ Даннета явно обеспокоил Генри.
— Не нравится мне этот разговор, мистер Даннет. Как–то не так он звучит.
— Как же он звучит на ваш слух, Генри?
— Ведь вы, надеюсь, не собираетесь меня шантажировать или угрожать?
У Даннета был вид человека, предупредившего, что считает до трех.
— Извините за выражение, Генри, но вы… вы просто несете чушь. Как можно шантажировать человека, который живет такой чистой и безупречной жизнью? Ведь вся ваша жизнь чиста и безупречна, не так ли? И потом, почему, скажите на милость, я стал бы вам угрожать? — Он выдержал долгую паузу. — Так “да” или “нет”?
Генри покорно вздохнул.