Часы тьмы

Эти танкеры всегда добирались сюда быстро.

Принадлежащие «Дельфин ойл».

В первый раз его просто разобрало любопытство. Танкер прибыл из Джакарты. Он еще подумал — как полностью загруженный корабль мог иметь такую высокую осадку? Во второй раз, буквально несколькими неделями раньше, он тайком пробрался на борт после швартовки, заглянул в трюм, прошмыгнув мимо занятой своими делами команды, проверил один из носовых танков.

Пусто. И неудивительно. Во всяком случае, для него.

Танк был чист, как задница младенца.

Он доложил начальнику порта, не один раз, а два. Но тот лишь похлопал Паппи по плечу, словно старого дурака, и спросил, что тот собирается делать, выйдя на пенсию. На этот раз к начальнику порта он идти не собирался. Потому что не хотел, чтобы тот опять все спустил на тормозах. Паппи знал нужных людей. Тех, что сидели на своем месте. Которые не оставили бы такое без внимания. На этот раз, пришвартовав катер, он собирался доказать свои слова.

2,3 миллиона баррелей…

2,3 миллиона баррелей… но чего?

Паппи подал сигнал и повел катер к носу танкера. Его помощник Эл встал у штурвала. С палубы танкера спускали трап. Паппи собирался подняться по нему.

В этот момент завибрировал мобильник. Паппи сдернул его с пояса. Часы показывали 5.10. В такое время не спали только безумцы. Судя по надписи на дисплее, на мобильник передавалась картинка.

Паппи крикнул Элу: «Подожди!» — и спрыгнул с трапа. В предрассветных сумерках всмотрелся в картинку, появившуюся на дисплее.

Обмер.

Раздавленное тело на асфальте. Темная лужа под головой. Паппи сразу понял, что это кровь.

Он поднес мобильник к глазам.

— Господи, нет…

Он разглядел длинные рыжие косички. Грудь пронзила резкая боль, словно его ударили ножом. Он еще на шаг отступил от трапа.

— Паппи! — крикнул с мостика Эл. — Ты в порядке?

Нет! Какой уж тут порядок?!

— Это Абель, — прохрипел он. — Это мой сын!

Мобильник снова завибрировал. Номер опять не высветился. На этот раз пришло текстовое послание. Из четырех слов.

Пытаясь вдохнуть, Паппи рванул воротник, но грудь сжимала печаль — не инфаркт. И злость… на собственную гордость.

Он тяжело опустился на палубу, четыре слова горели перед его глазами:

Увилел все, что хотел?

ГЛАВА 12

Месяцем позже, через несколько дней после того, как они наконец-то провели мемориальную службу (Карен старалась держаться, но давалось ей это ой как нелегко), к дому подъехал грузовичок «Юнайтед парсел сервис», частной почтовой службы, и оставил на переднем крыльце посылку.

Произошло это днем. Дети были в школе, а Карен собиралась на заседание родительского комитета. Она прилагала все силы для того, чтобы жизнь вернулась в привычное русло.

Карен осмотрела большой, толстый конверт. Ни фамилии, ни адреса отправителя не нашла. Только штемпель бруклинского отделения «Юнайтед парсел сервис». Карен не припоминала, чтобы кто-то из ее знакомых жил в Бруклине.

Вернулась на кухню, вскрыла конверт. Присланный предмет был аккуратно завернут в воздушно-пузырчатую пленку, предохраняющую от ударов. Карен аккуратно разрезала ее.

Достала рамку. Десять на двенадцать дюймов. Хромированная. Дорогая.

Под стеклом лежала страница, вроде бы вырванная из блокнота, обгоревшая по одному краю, грязная, с оторванным верхним правым углом, покрытая записями. Множество чисел, имя и фамилия. И строка логотипа.

При виде этой типографской строки у Карен перехватило дыхание.

Со стола Чарльза Фрайлмана

Узнала она и почерк Чарли.

— Это подарок? — спросила Рита, их служанка, поднимая с пола обертку.

Карен кивнула, не зная, сможет ли произнести хоть слово.

— Да…

Вышла на застекленную террасу, села, посмотрела на дождь.

Блокнот ее мужа. Подаренный ею, Карен. Сделанный на заказ. Этот лист вырвали. Числа ей ничего не говорили, как и имя с фамилией. Меган Уолш. Обгоревший край. Похоже, листок долго валялся на земле.

Но он принадлежал Чарли, и писал на нем Чарли. Карен начала бить дрожь.

К рамке скотчем приклеили записку. Карен оторвала ее. Развернула.

Я нашел это через три дня после случившегося в главном терминале Центрального вокзала. Оставил, потому что не знал, причинит боль или поможет. Молю Бога, чтобы помогло.

Без подписи.

Карен не могла в это поверить. В новостях сообщали, что после взрыва по всему вокзалу разлетелись тысячи бумаг, превратившись в подобие конфетти.

Карен всмотрелась в записи Чарли. Ничего не значащие числа и имена. И дата: двадцать второе марта, задолго до его смерти. Какие-то рабочие записи, ничего больше.

Но она понимала — это частичка Чарли. Его почерк. Блокнот был с ним в день его смерти.

Они не отдали ей найденную часть брифкейса. И вот этот листок. Прижимая рамку к груди, Карен на мгновение почувствовала, что Чарльз рядом с ней.

Ее глаза наполнились слезами.

— Ох, Чарли…

Он словно прощался с ней.

«Я не знал, причинит боль или поможет», — написал анонимный отправитель.

«Да, помогает, больше чем помогает… — Карен все прижимала рамку. — В тысячу раз больше».

Всего лишь какие-то числа, какие-то имена, написанные его рукой. Но это все, что у нее осталось.

Она не смогла плакать на его мемориальной службе. Слишком много людей. Увеличенные портреты Чарли над ними. Все они хотели торжественности, а не печали. И она пыталась показать, какая она сильная.

Но здесь, сидя у окна, прижимая к сердцу листок с записями мужа, она чувствовала себя вправе дать слабину. «Я здесь и с тобой, Чарли», — подумала Карен. И наконец-то разрыдалась.

ГЛАВА 13

Мужчина сидел в автомобиле, припаркованном у тротуара на противоположной от дома Карен стороне улицы. Дождь заливал ветровое стекло. Мужчина курил и стряхивал пепел на мостовую через щелку в приоткрытом окне.

Грузовичок «Юнайтед парсел сервис» только что отъехал. Мужчина знал, какую он доставил посылку. Знал, для чего. А вскоре из дома выбежала Карен Фрайдман, в дождевике, с капюшоном на голове, села в «лексус».