Чай из пустой чашки

– Размечтался .

– Нет, это ты размечтался, gaijin [4] овца…

– Ну-ну-ну, он сказал «gaijin»! – белый поднял руки и стал сучить пальцами. – Опять завел пластинку Мисимы, да?

Японец бросил капсулу с гелем в крошечный нарукавный карман и сделал вид, что собирается уходить.

– Все, все, извини. Чем закончилось-то? Или это все?

– Остальные боги собрались вокруг пещеры и стали просить ее выйти, но тщетно. – Японец замолчал, оценивая, продолжать ему или нет. – Потом Грозная Богиня Небес…

4

Иностранный, чужеродный (яп. ).

– Кто? Чего?

–  Грозная Богиня. Небес, – проворчал японец. – Теперь чего тебе не нравится?

– Чем же она ужасная?

Японец коварно улыбнулся:

– Если тебе повезет – узнаешь. Грозная Богиня Небес стала танцевать, она танцевала, танцевала, танцевала и постепенно начала возбуждаться. А за ней возбудились и другие боги, потому что танец был очень страстным. И на самом пике она вдруг завернула такое сексуальное па, что все кончили. И она тоже. И все засмеялись…

– Засмеялись? – Лицо белого выражало недоверие. – Вы чё, ребят, смеетесь, когда кончаете?

– Познаешь триумф – узнаешь, – невозмутимо ответил японец. – Боги смеются. Демоны смеются. Если тебе позволят туда попасть, тоже будешь смеяться.

– Спорим, не буду. И все? Все кончают и смеются, ха-ха, счастливый конец? Или нас прокатят в пещеру?

– Это тебе не парк развлечений.

– Вот черт, танцы мне покажут в любом клубе и в этой вселенной…

– Они не сравнятся с Грозной Богиней, – самоуверенно заметил японец.

– Да? В полуквартале отсюда есть женщина, у нее шесть заряженных колец, внутри…

– Ты прав. Я бы не связывался с таким ужасом. Удивляюсь, как ты не боишься. – Японец, казалось, испытывал отвращение. – Что если сжаришься там? Что если совсем сжаришься? – Он вздрогнул. – А ты женат?

– Да, женат. Но ничего серьезного. Имя я ей настоящее не говорил, и вообще. – Белый вытянул руки. Внешняя сторона была покрыта специально нанесенными шрамами, но выглядели они не очень. Самодеятельность: хотели доконать скарификатор или наоборот. В итоге красоты не получилось – обычные повреждения. Японец этого зрелища не выдержал.

– Если бы я захотел зарядить и почистить свою палочку волшебную, то мог бы оторваться где угодно. Черт, да я бы просто пошел домой. Я думал, у тебя тут нечто такое, а ты мне банальную эрекцию предлагаешь от того, что передо мной задницей покрутят. Грозная Богиня Небес, конечно! Да миссис Владычица Инга мозг костный высосет и даже прическу не испортит.

– Если бы она увидела священные гениталии Ама-ко Удзуме, она бы упала навзничь, кончая и смеясь, как гиена. – Японец поднял руку, поскольку белый хотел что-то возразить. – Послушай, я понял, что ошибся в выборе. Для такого мероприятия ты слишком мало разбираешься в местном колорите.

Белый привстал:

– Ты назвал меня долбаным туристом? Мешок с дерьмом, ты знаешь, кто я такой?

Японец вполовину улыбнулся:

– Все знают. Ты часто всем рассказываешь. Но даже если ты действительно…

– У меня есть свидетели!

На другом конце залы приносившая чай официантка бросила застилать скатерть и с неприкрытым любопытством нагло уставилась на них.

– И я тогда принял не слишком много, – мрачно добавил белый. – Крошечная доза. Если бы ее нашли у меня в кармане, то даже арестовать за хранение не смогли бы.

– Да мне плевать, что ты принимал. Это не олимпиада. Свидетели – тоже не проблема, – произнес японец, добродушно улыбаясь официантке. – Старший брат смотрит, младший, старшая сестра прослушивает телефон, младшая сестра выслеживает, а может, им приказали, что в принципе одно и то же. Без зрителей ты ничегошеньки не сделал бы. Парни вроде тебя руки на себя не наложат без соглядатаев. Уверен, они видели, как ты вышел из дома. И если ты и вправду сделал, то под кайфом и единственный раз. Думаю, это все, на что ты способен. Один раз. Один-единственный. Думаю, не важно как, все равно тебе пришлось прибегнуть к ругани и старомодному способу – посредством рук. Или жены.

– А ты сам что ж, священник хренов этого, как там, Шинту? Хиндо?

– Наши священники обет безбрачия не дают. Я и не говорю, что не имею права посещать это действо, если мне вдруг приспичит. Я говорю: ты слишком мало разбираешься в местном колорите.

Белый возмутился:

– Ишь ты, а твое тело, значит, разбирается.

– Нет, – резко ответил японец. – Сколько можно объяснять: тело не разбирается, его вообще никто не трогает. – Он нагнулся над столом и постучал белому по голове. – Все твое тело вот здесь и больше нигде. Там ломаешь шею и конец, но здесь все по-прежнему. Ты можешь взять только часть тела, ненужное отрезать, выкинуть, но здесь все останется так, как прежде.

– Ай, да все знают про это дело, – сказал белый. – Мать вечно твердила о фантоме вырванного зуба, как безногие о фантомных болях в ампутированной ноге.

– Aitsu wa kusomitai! [5] Теперь он рассказывает про чертов фантом маминого зуба, – сказал японец испуганной официантке, занявшейся новой скатертью.

– Почему мы не можем взять фрактального дерьма? – Белый начал тереть скатерть, словно трение могло бы оживить рисунок.

5

Вот дерьмоголовый! (яп. )

– Черт, теперь фракталы. – Японец помотал головой. – Не понимаю, чего я с тобой время теряю, ты же ничего не поймешь. Да ваш белый брат никогда ничего не поймет, да еще на тебя похожий. Вы же… вы давным-давно душу свою продали за удобную парковку. Знаешь, как только рождается белый, здесь открывают новую франшизу?

– Да, – зло ответил белый. – А если какой-нибудь онанист разрезает кредитную карту, закрывается очередной суши-бар.

Японец побледнел:

– Наверное, это правда. – Он снова достал пилюлю из нарукавного кармана, протянул ее собеседнику. – Ну, берешь?

Белый поднял ее с ладони японца двумя пальцами. И положил обратно:

– Не достаточно.

– Не достаточно? – повторил японец.

– Не достаточно.

– Ты сказал «не достаточно»?

– Да.

Японец покачал головой:

– А что не так? Пароль прилагается. Надеваешь свою шапку ИР – черт, я ему отдаю даже свой любимый костюм ИР, – настраиваешь, вводишь пароль и…

– И вот я в японском Диснейленде на… сколько – 10 минут? – Белый скорчил гримасу. – Забудь. Пользуйся сам. Со своими шлюхами.