Че Гевара. Последний романтик революции

«При создании общества нас по-настоящему взволновала сама атмосфера горячих чувств со стороны советских людей, то большое число лиц и организаций, которые пожелали стать членами общества, энтузиазм, с которым было встречено известие о его учреждении» [320] .

( Прим. авт.: Когда Че выступал на этом собрании в Москве, он, естественно, не сказал, что в Гаване уже принято решение о его окончательном отъезде с Кубы. Это был секрет от всех, даже от семьи!)

320

Revolucion, 11 jul.

Че Гевара при всей своей сверхзанятости всегда старался принять пожелавших побеседовать с ним представителей нашей страны. Так было с композитором Арамом Хачатуряном, писателем Борисом Полевым, книгу которого «Повесть о настоящем человеке» он горячо рекомендовал участникам экспедиции на «Гранме».

Вот каким запомнился облик Гевары Борису Полевому: «У него было удивительное лицо с крупными чертами, очень красивое. Мягкая, клочковатая, курчавая борода, обрамлявшая его, темные усы и, как у нас говорили на Руси, соболиные брови лишь подчеркивали белизну этого лица, которое, видимо, не брал загар. На первый взгляд это лицо казалось суровым, даже фанатичным. Но когда он улыбался, как-то сразу проглядывал истинный молодой возраст этого министра, и он становился совсем юношей. Военный комбинезон цвета хаки, свободные штаны, заправленные в шнурованные бутсы, и черный берет со звездочкой как бы дополняли его характеристику» [321] .

321

Цит. по: И. Лаврецкий. Указ. соч., с. 197.

Э. Гевара и до Кубы с уважением относился к Советскому Союзу. Даже еще молодым дипломником университета он проявил такое отношение в беседе с тогда еще левым венесуэльским политиком (будущим президентом Венесуэлы) Ромуло Бетанкуром. Эрнесто назвал его «предателем» за то, что тот высказался против поддержки СССР в случае третьей мировой войны.

Поэтому в своих чувствах к нашей стране, к ее народу Че никогда не был конъюнктурщиком, даже тогда, когда в советско-кубинских отношениях возникали какие-либо разногласия. После Карибского кризиса 1962 года Гевара отвечает корреспонденту на вопрос о его «нынешнем» отношении к Советскому Союзу:

«Во время этого кризиса у нас был разный подход с социалистическими странами, но правильный в конце концов победил. И что? Из-за этого мы должны забыть все остальное? Что важнее? Многолетняя искренняя помощь без всяких условий или разногласия по одному конкретному вопросу?!» [322] .

Поэтому малоубедительно и даже непристойно (так как опубликовано после гибели Гевары) выглядит следующее утверждение венесуэльской газеты «Эль Мундо»:

«Москва располагала средствами давления на Кастро (три дня без нефти — и все!). Но она ничего не могла сделать, чтобы как-то повлиять на Че: он — это легенда, а легенде не нужна нефть, достаточно лишь автомата, который у него был» [323] .

322

Цит. по: Гросс и Вольф. Указ. соч., с. 203.

323

El Mundo, Caracas, 1967, 13 oct.

Искренность и человеческая честность Че Гевары были хорошо известны в различных политических кругах многих стран. Поэтому его восторженные слова о нашей стране и ее людях стоили дорогого.

Дипломатическая работа Э. Гевары не ограничивалась лишь социалистическим лагерем и странами «третьего мира». Ему доводилось заниматься многими проблемами отношений Кубы с развитыми капиталистическими странами. К чести руководителей многих из них, большинство не пошли на поводу у Соединенных Штатов и продолжали развивать взаимовыгодные экономические и культурные связи с Кубой. Причем такая позиция стоила порою серьезных санкций со стороны Вашингтона. ( Прим. авт.: Например, на Кубе до революции практически весь автобусный парк состоял из английских автобусов фирмы «Лейлэнд». Постепенно парк изнашивался, запасные части кончились. Но когда кубинское правительство попыталось приобрести новые или хотя бы отдельные агрегаты этой фирмы, Вашингтон оказал сильное давление на правительство Великобритании, и сделка была сорвана. Правда, старые автобусы еще долго ходили по гаванским улицам за счет кубинских виртуозов-механиков, собиравших из 2—3 развалившихся машин один новый автобус.)

Сказанное выше, думается, объясняет как-то стремление министра промышленности Гевары поскорее покончить с зависимостью страны от поставок промышленных товаров из капиталистических стран. Вместе с тем он — реалист и потому заявляет:

«Мы готовы вести конструктивный диалог с капиталистическими странами в контексте мирного сосуществования стран с различными политическими и социально-экономическими системами» [324] .

Благодаря определенной гибкости, умелому использованию кубинским руководством межимпериалистических противоречий, в основном удалось не допустить присоединения упомянутых стран к экономической и политической блокаде, установленной Соединенными Штатами в отношении Кубы. Например, воспользовавшись известным поворотом правительства де Голля «в сторону Востока» и его разногласиями с другими участниками Североатлантического пакта (НАТО), Куба добилась заметного роста торговли с Францией. Пристальное внимание уделял министр Гевара торговым возможностям таких стран, как Швеция и Канада, которые, как он говорил, «не несут на себе груза старой колониальной политики» [325] .

324

Цит. по: A. Chavez. El pensamiento etico del Che. Habana, 1983, p. 61.

325

Granma, 1975, 22 diс.

Занимаясь международными проблемами, осуществляя зарубежные поездки, Эрнесто Гевара постигал мир, проводил сравнительный анализ регионов, делал выводы. Главный из них сводился к тому, что предстоит еще долгая и тяжелая борьба за то, чтобы мир людей стал лучше, человечнее и более справедливым. Быть может, поэтому ему, члену правительства, даже при выполнении дипломатических миссий не захотелось расстаться с зелено-оливковой униформой повстанца.

Глава 8 РОСИНАНТ БЬЕТ КОПЫТОМ

Упорная и напряженная работа «команды Фиделя», усилия всего кубинского народа стали приносить первые плоды. О них мы уже говорили кратко в двух предыдущих главах. Че Гевара всецело был поглощен созиданием новой жизни на своей второй родине, но... Это постоянное «но» все больше занимало его мысли. Может ли он, размышлял Че, оставаться и дальше на Кубе, уже четко определившей свой путь, когда остальные народы Латинской Америки все еще ждут своего лучшего завтра.

Обычным, даже непредвзятым людям было непросто понять такого рода «муки». Что же тогда говорить об авторах, находившихся на зарплате у идеологических противников Гевары? Отсюда тот поток домыслов, измышлений, инсинуаций, охвативший западные СМИ при попытках осмыслить решение Че покинуть Кубу. Их было много. Мы приведем только одно и с весьма характерным привкусом дешевой лжи. «Если бы Че остался на Кубе, — писала боливийская газета «Пресенсиа», — он пал бы жертвой политической чистки или был бы расстрелян по приказу Фиделя Кастро, который сегодня должен чувствовать себя самым счастливым, узнав о его смерти. Все это остается загадкой (спасибо за проблеск совести. — Ю.Г.) непостижимого марксистского мира» [326] .

326

Presencia, La Paz, 1967, 11 oct.

Думаем, что человеку, прочитавшему эту книгу, будет трудно поверить в эту и другую подобную ложь о «героическом партизане». Поэтому я лучше приведу здесь слова уже упоминавшегося выше моего друга И.Р. Григулевича о решении Че Гевары:

«Он мог выбрать только передний край, только наиболее опасный, наиболее грозный, еще не проторенный, неизведанный путь... А сделав выбор, он стал тяготиться своим званием министра, ему уже не терпелось вновь оседлать своего революционного Росинанта и пуститься в путь; ему не терпелось вновь почувствовать на своих плечах тяжелый рюкзак, набитый патронами, лекарствами и книгами, и режущую плечо лямку автомата. Он закрывал глаза и видел себя лежащим у костра, изъеденным москитами, тяжело дышащим от приступа астмы, но счастливым, ибо с ним рядом были те, которых он так по-мужски — сурово и стыдливо — любил: отверженные Латинской Америки — ее крестьяне, ее индейцы, ее негры» [327] .

327

И. Лаврецкий. Указ. соч., с. 228—229.

Но как бы ни хотелось Че пуститься в неизведанный путь, он со свойственной ему скрупулезностью подступает к реализации принятого им решения. Первый вопрос — держать совет с Фиделем и по возможности объяснить ставшему ему родным кубинскому народу.

Что касается Фиделя, то решение Гевары не было для него абсолютной новостью: еще отправляясь на «Гранме» с экспедиционерами, Че взял с него слово отпустить его с Кубы, если потребуется. Он только попросил Эрнесто продумать, как лучше обставить его отъезд для кубинцев и для общественного мнения за рубежом. Гевара, со своей стороны, заручился у соратника обещанием помочь ему оружием и отпустить с ним группу верных товарищей из кубинской армии. И хотя глава правительства брал тем самым на себя большую ответственность, он это делал не только ради друга, но и ради Кубы: успех нового партизанского «очага» на континенте мог бы серьезно расшатать традиционный «статус-кво» и даже нанести удар по антикубинским замыслам Вашингтона. Об этом прямо говорится в так называемой 2-й Гаванской декларации (такого рода документы принимались на многолюдных митингах трудящихся в Гаване).