Че?рная смородина

— Оставь его, Эрки. Лаки хороший. Ты же знаешь! Он меня вырастил!

Некромант опустил голову, виновато отводя взгляд:

— Не могу, Люц. Я и так на многое пошел, чтобы вы могли проститься.

Краем глаза заметила волков на крыльце дома, которые с интересом наблюдали за происходящим. Не иначе пришли посмотреть на продолжение шоу «Унижение бывшей отступницы». Отвернулась и поджала губы, чтобы сдержать рыдания. Спустя пару минут, успокоившись, спросила:

— Кто будет проводить ритуал упокоения?

— Я, — Эрки говорил совсем тихо. — Это просьба Лаки.

— Когда?

— Сегодня на закате.

Я закусила губы до крови, но слезы сами текли из глаз. Посмотрела на верного слугу, у которого в грудной клетке не было ничего, но который любил меня самой нежной и трепетной любовью. И плевать на тех, кто говорит, что умертвия ничего не чувствуют. Лаки пальцем вытер слезу.

— Не плачьте. И не сердитесь на Эрки. А мне в Гранях будет хорошо. Лучше, чем в замке, в котором больше нет истинных Кхан.

Все! Не могу больше! К демону, что на меня смотрят! Я заплакала навзрыд, обнимая скелет. Лаки погладил меня по голове осторожно, чтобы волосы не зацепились за мелкие косточки.

— Моя маленькая госпожа, не плачьте.

Словно издалека донесся смеющийся голос Карнеро:

— Слышишь, Герв, может, оставить его?.. Кости пригодятся зубы стачивать.

Я не отреагировала на поддевку, смотрела на Лаки:

— Мы обязательно встретимся. Там, в Гранях, — поцеловала гладкий череп. — Жди меня. Я приду следом.

Не оглядываясь, ушла прочь от дома. Волчий смех резко оборвался.

Эрки и Лаки давно покинули поместье, а я до сих пор была в саду. Смотрела на заходящее солнце и крошилась на осколки. Я знала: с последним лучом Сетсоме начнет ритуал. Начертит пентаграмму на полу зала, зажжет свечи. Потом Лаки ляжет в центре пентаграммы…

«— Лаки, я так скучаю без мамы. Мне кажется, папа меня видеть не хочет, потому что я на нее похожа. Я больше не поеду на каникулы домой.

— А как же я, моя госпожа? Я же скучаю по вам!..»

…Лаки ляжет головой на восток. Эрки прочитает заклинание упокоения, совсем простое, короткое. Это забавно и даже смешно! Чтобы поднять мертвеца, нужно выполнить долгий, в несколько этапов ритуал, а чтобы упокоить, всего пара минут. Зеленый свет в глазницах погаснет. И магистр сожжет останки, чтобы больше никто не смог побеспокоить дух.

«Скелет сидит рядом со мной и костлявыми руками учит плести венки. Получается плохо и у него, и у меня.

— Я прямо вижу вас в красивом белом платье и таком веночке, никакой фаты не надо.

— Хочу фату! Из Мейдикраса (сказочная долина, место жительства фей — Прим. авт.), — капризно звенит детский голосок.

— Вот еще! — фыркает Лаки. — Фата из Мейдикраса может быть у любой невесты, а такие роскошные волосы — есть только у вас. Они словно золотое кружево! Истинное украшение женщины!

И угловатая девочка-подросток улыбается, впервые поверив в собственную привлекательность».

…Последний луч солнца, словно извиняясь, мазнул меня по щеке и исчез. Небо на закате горело багряными красками. Несмело вспыхнула первая звезда и спряталась за фиолетовой тучкой… Сегодня я ненавидела закат.

Не могла заставить себя пошевелиться, словно неведомая сила парализовала все мышцы. Тридцать лет я жила, мало представляя, как живут обделенные люди. За три месяца я лишилась всего: имени, богатства, друзей, родины. Осталась только одна я. И это «я» оказалось маленьким и жалким. Знаете, что чувствует раздавленная улитка? Повезло, если нет. А я теперь знаю…

Глава 14

Упокоение Лаки стало неким рубежом, переломным моментом, в худшем смысле этого понятия. Словно какую-то часть меня упокоили вместе с верным дворецким, который предпочел окончательную смерть новому хозяину. Порой я выходила в сад, смотрела на закат и представляла дом, в котором больше нет меня, отца, Лаки, а по залам ходят чужие люди, трогают наши вещи… Руки сжимались в кулаки от ярости. И ведь виновата в этом только Я!!!

Так и проходили мои дни. Однообразно, уныло, когда руки что-то терли, переставляли, переносили, а мозг выжирали черные мысли. У меня появилась новая привычка: смотреть, как гаснет солнце, как оно опускается-опускается за горизонт — и словно обрывается в бездну. Раз — и все. И нет его. И хорошо, что нет…

Тира с тревогой поглядывала на меня, все чаще задерживаясь по вечерам в моей комнате. Я не видела, когда она уходила: засыпала раньше.

Однажды Пенка Бурнель предупредила, что альфа ждет меня на улице. Молча отложила тряпку и пошла к выходу. Открыла дверь и зажмурилась от яркого солнца. На улице так тепло?!

Оборотень ждал на лестнице.

— Пойдем!

Пройдя пару шагов, задумалась: а куда мы идем-то? Но спросить не успела. Карнеро сошел с дорожки и поманил меня за собой. Ступила следом на… это трава? Уже выросла? Какой сейчас месяц?.. Пока разбиралась со своими внутренними часами, волк нетерпеливо прошелся по кругу:

— Как тебе?

— Что именно?

Я пыталась сосредоточиться, но получалось слабо. К тому же с утра болела голова, не сильно, но мне, как говорил Эрки, «недобрилось». Оборотень подошел и за подбородок поднял мою голову вверх.

— Смотри!

Я смотрела, но ничего особенного не видела.

— Пакту-авы зацвели, ты хотела увидеть… осенью, — наконец, пояснил альфа.

А мне было все равно: зацвели, отцвели. Какая разница?

Волк подтолкнул меня к дереву, повернув спиной к себе. Я не сразу поняла, что он делает. Карнеро расплел мою косу, расправил волосы по плечам, груди, поднял руку и тряхнул одну из веток. Перед глазами пронеслось розоватое облако из лепестков. Оно вдруг стало серым, а потом черным… все стало черным. Волк едва успел подхватить меня. По крайней мере, боли от падения я не почувствовала.

Очнулась в своей комнате, рядом суетились Тира и Пенка. Я отмахнулась от резкого запаха, раздражающего нос.

— Люция? — экономка протерла мои виски. — Слышишь меня?

— Да… Голова болит.

— Лежи-лежи. Ты упала в обморок.

— Мне лучше. Спасибо. Я полежу с закрытыми глазами. Спасибо… Спасибо, — шепнула в третий раз, чувствуя прикосновение холодной мокрой ткани к лицу.

Незаметно уснула. Проснулась ночью… по естественным надобностям. Вышла из туалетной комнаты и прислушалась к тихому стуку. За окном барабанил дождь. Почему-то подумала про цветущие пакту-авы, про их побитые, помятые лепестки. Не было их жалко, лишь сожаление, что красовались так недолго. Если до этого каждый восхищался ими, то сейчас будет проходить мимо, не замечая былой красоты…