Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах

Тут сегодняшнему читателю надо разъяснить, что за рубеж мы тогда выезжали из страны, «уверенно вступившей в период развитого социализма», который почему-то уживался с устойчивым дефицитом на все, что именовалось «для дома, для семьи». На Западе с этим проблем не было. На что-то даже наших весьма скромных валютных суточных хватало.

Поэтому было трогательно наблюдать, как приспособленный природой совсем для другого Шестернев на досуге мучительно носился по магазинам и с мыслью о будущем семейном гнезде подбирал подарки своей без пяти минут супруге. Так что она не зря потом встречала его во Внукове.

Далее, вплоть до 1970-го, мы регулярно общались на сборах и матчах главной команды страны. Шестернев тогда был ненамного старше меня, так что общались мы запросто, как давнишние друзья-сверстники. Все портили только, увы, неизбежные в большом спорте травмы.

Одна из самых тяжелых случилась у Алика в мае 1970-го, за неделю до начала чемпионата мира, когда в Мексике в товарищеском матче с хозяевами супертурнира получил сильный ушиб в области передней поверхности бедра. Не то что бегать, но даже ступать на ногу Шестернев не мог. Альтернативы общепризнанному лидеру сборной у тренеров не нашлось.

Поэтому главный тренер Гавриил Дмитриевич Качалин в своей обычной интеллигентной, тактичной манере попросил меня:

– Понимаю – случай очень сложный. Но, если можете, постарайтесь вернуть Шестернева в строй…

В том, чтобы постараться, вопроса не было. Иное дело, каким я тогда арсеналом располагал: крошечный физиотерапевтический аппарат, более чем скромный набор медикаментов. Срочно требовались гепариновые повязки. А у меня имелся лишь тюбик мази.

Однако мне повезло: с нами в отеле жили аккредитованные немецкие журналисты. С одним из них, несмотря на строгое предупреждение ответственных товарищей под коллективным псевдонимом Дзержинский, я подружился. Журналист оказался приличным, коммуникабельным парнем. Скорее из вежливости, чем по факту, он высоко оценил мои весьма скромные познания в немецком. А это в свою очередь помогло преодолеть языковой барьер и худо-бедно беседовать на разные темы.

Узнав о травме Шестернева, иностранец принял эту весть близко к сердцу, стал уточнять, чем можно помочь. Я тут же выпалил, что для успешного лечения срочно нужно то-то и то-то. Вскоре – даже не заикнувшись об оплате – журналист передал мне аж коробку необходимых мазей.

– А ваше личное досье в компетентных органах впоследствии не распухло за счет анонимок по поводу «несанкционированного общения с иностранцем»?

– Нет, в данном случае обошлось. Зато малоприятное продолжение имела другая история. На том же чемпионате один из репортеров – тоже, кстати, из Германии, – вдруг обратившись ко мне по имени, попросил:

– Савелий, может, скажете пару слов для читателей газеты?

И я дал небольшое интервью. Опубликовано оно было в «Ди Вельт» – газете, которую в СССР почему-то считали антисоветским «желтым» изданием.

– Но вы ведь, уверен, не раскрыли «тайны» отечественного футбола и ее главной команды?

– Да какие тайны? По сути, мы болтали ни о чем. Более чем уверен, все на той публикации так и закончилось бы, если бы не случай. Дело в том, что – как я рассказывал – в качестве зама руководителя делегации с нами обычно выезжал за рубеж некий товарищ, чье основное место работы находилось в известном учреждении на Лубянке. Вот он-то случайно и обнаружил публикацию.

– Неужели читал по-немецки?

– Он и по-русски-то изъяснялся коряво. Просто газета наряду с текстом интервью поместила мой фотопортрет. Благодаря чему я был «оперативно опознан». И наш «групповод в штатском» предложил нечто вроде добровольной сдачи с повинной, сказав:

– Вот номер телефона – вернешься в Москву, позвони, отчитайся…

Ну, мне что? Хотите отчет – пожалуйста, скрывать нечего. Вернулся домой, дозвонился, назвал фамилию журналиста, рассказал суть разговора. Удивительно, но никаких оргвыводов и выговоров не последовало.

Но вернемся к футболу, к травме опорного защитника. Обзаведясь нужными медикаментами, я приступил к интенсивному лечению Шестернева. Сама процедура разнообразием не отличалась, но возни было много: растерев толстый слой мази по всей мышце, два дня не снимал повязку; затем снимал – и все повторял. Алик был максимально терпелив и неиссякаемо оптимистичен. Он даже меня приободрял:

– Савелий Евсеевич, все будет нормально – заживет, как на собаке!

И в самом деле: через пару суток сильно ушибленная мышца перестала ощущаться как «деревянная». Она «ожила», начала сокращаться. День за днем капитану становилось все лучше и лучше. Уже ближе к концу недели Алик спросил меня:

– Можно побегу?

– Ну, попробуй! – откликнулся я, не совсем веря, что он это сделает.

Но это ему удалось. И пошел накручивать круги. Словом, можно было облегченно вздохнуть: все закончилось благополучно, капитан возвращался в строй. Я, конечно, поспешил доложить Качалину:

– Шестернев к матчу готов!

За что получил благодарность от сдержанного в проявлении чувств Гавриила Дмитриевича.

Ну а сам капитан против сборной Мексики сыграл блестяще. И если мы, не вылетев досрочно, дошли бы до полуфинала первенства мира, без сомнений, Шестернева признали бы одним из лучших защитников чемпионата. О нем много писали в зарубежных СМИ. Однако после возвращения домой Алик поиграл недолго. В олимпийскую сборную-1972 уже не попал.

– Чем объясните его досрочный уход из большого футбола?

– Да все тем же – проблемами со здоровьем. Шестернева выбила из строя очень неприятная вещь – воспаление ахиллова сухожилия. Оно с большим трудом лечится. А если ремиссия даже и наступает, то при любом, мало-мальски неблагоприятном обстоятельстве обострение повторится вновь. Словом, эти приступы Алика замучили. Он нередко приезжал в лужниковский диспансер, где после лечебных процедур непременно общался со мной.

– Заняв достойное место в советском футболе, для публики Шестернев оставался закрытым человеком. Чем он занимался, перестав выходить на поле?

– Работал в отделе футбола ЦСКА. На тренерской стезе не запомнился. Насчет некоторой скрытности Алика соглашусь с вами. Недаром у него существовал узкий круг доверенных лиц, с которыми Алик хотел и мог общаться. Что совсем не мешало Шестерневу всегда оставаться добрым, благожелательным человеком.

– А с кем он дружил в сборной?

– Тянулся к Яшину. У Льва Ивановича с Аликом была одна и та же дружная компания, куда, кроме них, входили Воронин и Метревели.

* * *

– По-настоящему завидное «звездное» сообщество! Между прочим, в те же годы рядом с Шестерневым в сборной вырос его преемник. Как в защите, так и по капитанским обязанностям.

– Понимаю, вы имеете в виду тбилисского динамовца Хурцилаву. В нем, действительно, видели достойную замену Алику.