Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах

Со стороны казалось, что травмы обходили Хурцилаву стороной. Отнюдь. Просто на большинство из них он не обращал внимания. А если даже и случалось что-то серьезное, обычно говорил мне: «А-а, ладно, пройдет…» Степень игровой надежности у Муртаза была исключительно высока. Я с трудом припоминаю случаи, когда, имея в защите Хурцилаву, наша команда уж особенно проваливалась. Исключением, пожалуй, послужил тот матч с командой ФРГ на олимпийском стадионе в Мюнхене.

Тогда роковую роль сыграло мало зависящее от Хурцилавы и его товарищей обстоятельство. В отсутствие приболевшего Пономарева обязанности главного тренера выполнял Гуляев. Дирижировал он игрой – не бог весть как. Да и хозяева терзали нашу оборону нещадно. Тем не менее, в 1-м тайме счет 0:0 ребята сохранили. Во 2-м дело, может, так и обошлось бы. Но тут в ситуацию встряли «высшие силы» в лице руководителя советской делегации – председателя Спорткомитета Павлова. В перерыве он наведался в раздевалку и заявил Гуляеву:

– Ну, чего вы? Хозяева прижали нас, как зайцев. А надо и самим атаковать! Давайте-ка, покажите себя! А то смотреть неудобно!

Не думаю, что с Пономаревым такой бы «номер» выгорел. А вот Николай Алексеевич, видно, мысленно «взял под козырек». И поторопился «внести коррективы», роковым образом призвав:

– Все, ребята! Открываемся и атакуем!

Сказано – исполнено! Ребята побежали вперед. Открылись. И «привезли» себе, напомню, четыре «сухих» мяча. Один из них немцы забили после того, как напарник Хурцилавы – армейский защитник Юрий Истомин выложил пас на ногу… Герда Мюллера. Один из лучших тогда в мире бомбардиров, наверное, уважать себя перестал, если бы, выскочив один на один с Рудаковым, не занес в ворота прямо-таки поднесенный ему «на блюдечке» мяч.

Смотреть в этот момент на Хурцилаву было просто больно. В бессильном отчаянии он подбежал к Истомину и, размахивая руками, крикнул:

– Юра! Ну, тебе-то что мы плохого сделали?

Такого – трагичного и одновременно смешного – в футболе нашем, словно в театре, мне за мой долгий век спортивного врача пришлось наблюдать сплошь и рядом. Но если только о смешном, то в рассматриваемые нами годы самым, пожалуй, забавным в межличностном общении игроков сборной были диалоги между Хурцилавой и Левоном Иштояном – «звездой» ереванского «Арарата».

Они дружили. На сборах и выездных матчах селились в одной комнате. И продуктивно общались. Порой между ними разыгрывались комичные сценки. И тогда на базе ребята заходились в гомерическом хохоте. Однажды в их присутствии оба взялись обучать друг друга своему родному языку. Хурцилава лез из кожи вон, чтобы научить собеседника говорить по-грузински, а Иштоян пытался что-то втолковать визави из Тбилиси по-армянски. У первого получалось немного получше: он даже запомнил обращение «ахпер джан!», что по-армянски означает «дорогой брат!». Второй выглядел несколько заторможенным. Недовольный таким ходом учебного процесса Муртаз периодически срывался. Но, стараясь не выглядеть неучтивым, почти ласково начинал:

– Ахпер джан!

Однако уже в следующий миг по-кавказски темпераментно «взрывался» и в ином стиле завершал фразу словами: «Ты – тупой! Я зря трачу на тебя время!»

Другой забавный эпизод произошел, когда мы готовились к Олимпиаде-1972. Тогда нам в команду навязали некоего психолога из Харькова. Через какое-то время, не выдержав, Пономарев «попросил» его из сборной. Но до этого горе-специалист успел изрядно всем намозолить глаза. Я с самого начала к его «методе» относился более чем скептически. И, видимо, понимая это, он каждый раз меня успокаивал:

– Не волнуйтесь! Я только вечером обойду ребят, чтобы обеспечить им качественный сон.

«Качественные» сновидения этот психолог обеспечивал с помощью… шарика, которым водил у ребят перед носом. И в конце концов этим «вождением за нос» ребят достал. Первым, кому он попался «на зуб», оказался Хурцилава, чему я, случайно проходя по коридору мимо номера, где проживали он и Иштоян, стал свидетелем.

Услышав доносящийся из-за их двери хохот, я невольно заглянул внутрь. Оба держались за животы. Рядом стоял растерянный психолог.

– Муртаз! – поинтересовался я. – Что случилось?

– Вах, Савелий Евсеевич! Мы уже заснули. Вдруг входит этот человек, будит, начинает размахивать шариком! Слушай, какой тут сон? Я попросил его уйти и больше не нарушать наш режим!

Хурцилава ухитрился развеселить ребят даже на трагичной, как помните, Олимпиаде в Мюнхене. После теракта с участием палестинцев руководители делегации СССР, чтобы оградить наших атлетов от подозрительных лиц, установили дежурство в подъездах дома, где мы жили.

– В пределах и так охраняемой олимпийской деревни?

– Ну, береженого бог бережет! Словом, меня попросили составить список дежурных. Как-то вахту – с полуночи до 6 часов утра – должны были нести по 4 футболиста. В последней смене (04.00–06.00) старшим назначили Хурцилаву. Чтобы было нескучно, ребята поставили у входной двери стол и уселись играть в карты. На рассвете постучали. Муртаз строго спрашивает:

– Кто?

– Открывай! – отвечают ему на чистом русском языке – Велосипедистов надо будить!

Тут надо пояснить, что те сразу после Игр должны были лететь на следующие соревнования. Вот и пришли – подымать их в дорогу.

Но Муртаз решил немного продлить удовольствие. И когда из-за двери снова и снова кричали «Открывай!», он раз за разом строго требовал: «Назовите пароль». В конце концов дверь, конечно, открыли, но вся вахта покатывалась от смеха.

Чуть позже я полушутя-полусерьезно поинтересовался у Муртаза:

– Слушай, а что бы ты, к примеру, сделал, если бы к нам вдруг явились террористы?

Немного подумав, он почти всерьез ответил:

– Первым делом бы сдал Павлова и Зонина….

– Если с главным спортивным чиновником СССР, допустим, понятно, то при чем тут Герман Семенович, более известный как прославленный питерский тренер, неужели футболист?

– Объясню! Еще дома, в период подготовки к соревнованиям на Играх, ребята по утрам вместо зарядки бегали пятикилометровый кросс. Для Хурцилавы это занятие было, похоже, хуже смерти. Это он с мячом мог без устали упражняться часами. А кроссы саботировал как мог. Например, намеренно выдерживал «черепаший ход».

Порой дело доходило до того, что, пробежав дистанцию и приняв душ, все остальные уже шли завтракать, а Муртаз, невозмутимо что-то напевая, под дружный хохот ребят неспешно пересекал финишную линию. Поэтому реакция Хурцилавы на тренера Зонина, выведшего, между прочим, в 1972-м доселе малоизвестную ворошиловградскую «Зарю» в чемпионы страны, была понятной. Ведь он был инициатором проведения кроссов.

– Посему его пригласили в штаб Пономарева?

– И это объяснимо: поскольку тогда – не помню, пять или шесть человек – его подопечных вошли в сборную. Вот он всех и гонял поутру «для разминки». Не только я, но и другие из штаба просили Зонина хотя бы передвинуть эти упражнения на более позднее время: