Челнок
Шрифт:
А как-то, когда она училась в девятом классе, родители уехали на дачу, мать не успела приготовить обед и дала Люсе денег, чтобы она сходила в кафе. Люся , конечно, причепурилась, взяла с собой книгу и состоялся ее первый выход в свет, как первый бал Наташи Ростовой.
С ней стал знакомиться мужчина лет на пятнадцать ее старше. А что вы читаете? Как оказалось, он работал на ВИЛСе, был связан космическими делами с Байконуром, разведен и жил в своей отдельной комнате. Куда и пригласил Люсю. Что ее удивило – разные обои на стенах. И, конечно, музыка. Он спросил, что поставить? Она вспомнила, что в кафе он говорил, что ему нравится Бетховен. И попросила Бетховена.
Так они стали встречаться. И, конечно, не удержалась Люся , похвасталась своим поклонником подружкам. И поняла, что совершила ошибку, когда мать ненароком как бы спросила, а ты, дочка. никогда не видела комнату с разными обоями на стенах? Первый в жизни роман Людмилы кончился ничем – ее поклонник уехал в Байконур. Осталось только фото, где Люся в его кителе с погонами и в фуражке.
А вот то фото, что у аквариума, обязательно делали всем детсадовским детям на память. Как фото солдатам у полкового знамени. А во дворе дома стояли скульптуры вождей. Сначала Люся играла девочкой при Ленине и Сталине, потом Сталина убрали и она целовалась в скверике только под Лениным. А теперь Людмила, когда приезжает к матери, идет через пустой сквер. Словно ушли скульптуры вместе со своим временем, со своей эпохой.
Новая эпоха для Людмилы лично началась именно в те времена. Может, взыграла ее родовая тяга к новым приключениям, но Людмиле всегда хотелось вырваться из сетей Сетуни. Ей казалось, что настоящая жизнь идет не здесь, в Кунцево, а где-то там, в столице. И она настояла после восьмого класса, чтобы ее перевели из Кунцево в школу с математическим уклоном на Кутузовском проспекте. Мать, конечно, была против, но отец тут Людмилу поддержал.
К тому времени отношения Людмилы с матерью совсем испортились. Как-то мать за какую-то мелкую провинность ударила Люську по щеке и она ушла из дома. Потом, конечно, вернулась, но обиду свою затаила на всю жизнь.
И Людмиле потребовалось пройти нелегкий путь к своей свободе, к осознанию многих истин и переосмыслению старых понятий. Только недавно, на специальном семинаре, куда она попала в поисках формулы здорового образа жизни, Людмила через погружение и медитацию вернулась в детство и заново пережила свой конфликт с матерью.
И переоценила свое отношение к ней.
И простила ее.
мама права, толстею, надо пройти еще курс очищения печени, где-то в городе Кохме…
Людмила повернулась на бок на своей тахте и увидела в полутьме лицо матери на соседней кровати. Черты ее лица расправились и не казались такими суровыми и строгими. Мама тихо и спокойно спала. Может быть, потому спокойно, что Людмила простила ее.
И Людмила подумала, что это она правильно сделала, удовлетворенно вздохнула, закрыла глаза и тоже уснула.
И еще в полусне поняла, почему в лужах купалась снежной русалкой – Водолей все-таки.
Завтра новые дела, суета, но это завтра.
Эпизод третий. СВОЙ ЧЕРНОБЫЛЬ
Мне нужна причина,
чтобы подняться над действительностью,
мне нужна сила духа.
Опали листья.
И стал прозрачен
пейзаж осенний за окном,
стал виден,
словно обозначен,
высокий белый рядом дом.
В нем зажигались
желтым светом люстры
и свет их был
так близок, так далек,
что показалось
так пронзительно, так грустно,,
что им, как желтым листьям,
тоже обозначен срок…
Стихи словно таились где-то в подсознании и проснулись вместе с Людмилой.
Утро было истинно голубое. Потому что такой оттенок синевы у неба бывает только осенью. И то не каждый день. А где-то в конце сентября.
Бабье лето. Или, как говорят американцы, Indian Summer, Индейское лето. Подумав так, Людмила ощутила себя индейцем. Не индейкой, в смысле индианкой, скво, а именно индейцем, который каждый день со своим томагавком должен выйти из вигвама на тропу охоты или войны. Так и Людмила почти каждый лень, включая субботу и воскресенье, выходит на тропу охоты за новым товаром и на тропу войны за выживание.
Хлеб наш насущный даж нам днесь.
Таких как она, борцов – целый город, мегаполис и вся страна.
Родина.
Отчизна.
Называй, как хочешь, но раз здесь живешь и здесь твой дом, тут тебе и умирать.
Раз живешь. И прожить этот раз хочется получше, побогаче, покомфортнее.
Поэтому и выехать надо пораньше, чтобы в пробках не торчать. Концы-то неблизкие. Сначала на один рынок за покупками, потом на другой – продавать. Копить запасы на зиму. Скоро зима жизни настанет. А сейчас пока осень.
Была бы Людмила индейцем, звали бы ее «Теплая полянка, освещенная вечерним солнцем». Так представила себя Людмила, увидев в зеркале сонную женщину, согретую за ночь в постели под уютным одеялом.
Привычно, не торопясь и тщательно, навела макияж. И оделась не как в поход, а как на праздник. Сережки, кольца, кулончик, пара золотых цепочек, браслет добавила для украшения. И через плечо, как портупея – кошелек многосекционный для денег, для визиток, для записочек… Только туфли рядовые, удобные для машины, другие, понаряднее, достанет из багажника и оденет перед тем, как войти в салон верхней женской одежды, как хозяйка, к которой продавцы относятся с почтением и как женщина, с которой покупательнице всегда приятно пообщаться.
Завтракать Людмила никогда не любила. Всю жизнь мать маялась с Люсей по утрам. Не ест дочка ничего, хоть ты тресни! Теперь Людмила вольна в своем выборе, давно уже вырвалась на свободу, поступает, как ей заблагорассудится.
Одна чашка кофе. Правда, со сливками и сахаром.
Звонок, чтобы взяли квартиру на охрану.
И вперед!
Дворами прошла к гаражам. Казалось бы, стоят ровные ряды одинаковых безликих металлических коробок, а в каждой свой автомобиль, где «Ока», а где «Мерседес», свой хозяин со своим характером. Вот сосед Людмилы после снегопада сгреб весь сугроб к воротам ее гаража, а она к его. Так и «воевали», пока Людмила не оставила записку соседу: «Жить надоело?».